Плоды перестройки на Острове свободы: экономика Кубы попала в идеальный шторм

Массовые протесты на Кубе продемонстрировали исчерпанность той социально-экономической модели, которая просуществовала на Острове свободы более шести десятилетий. Попытки интегрировать кубинский социализм в мировую капиталистическую экономику, предпринятые властями страны в последние годы, имели шанс на успех, но лишь при условии относительно стабильного функционирования тех рынков, которые обеспечивали Кубе возможности устойчивого развития. Коронавирус стал для кубинской экономики настоящим шоком, а неэффективные действия властей по реформированию финансовой системы страны лишь усугубили ситуацию. Теперь Куба оказалась примерно в том же положении, что и Советский Союз накануне своего распада: реанимировать социализм бесполезно, а вернуться в капитализм реалистично только в качестве периферийной экономики с высокой зависимостью от международных кредиторов.

В 2020 году кубинский ВВП, по разным оценкам, потерял 10−11% — один из самых глубоких уровней падения национальных экономик в мире. Главной причиной этого провала стала пандемия коронавируса, спровоцировавшая коллапс туристической отрасли — одного из главных источников поступления валюты в страну, ежегодно приносившего Кубе миллиарды долларов (в 2019 году, только по официальным данным, доходы от этой отрасли составили порядка $ 3 млрд). Если за год до пандемии страну посетило 4,3 млн человек, то за девять месяцев прошлого года на Кубе побывало чуть менее миллиона туристов. А в этом году туризм на Кубе практически обнулился — за четыре месяца остров посетили всего около 65 тысяч иностранных туристов, половина из которых были россиянами. Пострадали и такие традиционные статьи экспорта Кубы, как ром и сигары, — ограничительные меры для общепита по всему миру резко снизили спрос на эту продукцию.

При этом состояние кубинской экономики еще в преддверии внезапного кризиса было отнюдь не блестящим. Еще в мае 2019 года власти страны были вынуждены ввести нормирование продуктов питания и предметов первой необходимости из-за ужесточения санкций США, нехватки валюты на закупку продовольствия (на это Куба тратила порядка $ 2 млрд в год) и проблем с поставками из Венесуэлы — главного союзника Кубы в Карибском регионе, также находящегося под санкциями. Если при Бараке Обаме конфронтация между Вашингтоном и Гаваной пошла на спад — в 2016 году были даже восстановлены дипломатические отношения, — то Дональд Трамп вернулся к привычному вектору американской политики в отношении Кубы, и это незамедлительно сказалось на ее экономике. В 2017 году ВВП Кубы вырос всего на 1,8%, спустя год экономика ускорилась до 2,2%, но в 2019 году динамика упала до 0,5%.

Прошлогодний шок заставил руководство Кубы ускорить реформы, которые были начаты в предыдущем десятилетии и ассоциировались с именем Рауля Кастро, возглавившего ЦК кубинской Компартии в 2011 году. Основным их результатом стало появление в экономике страны легального и быстрорастущего частного сектора, что позволяло рассчитывать на повторение китайского пути выхода из казарменного социализма, в конце 1970-х годов предложенного Дэн Сяопином. Правда, у Кубы не было такого важного стартового преимущества, как низкий уровень государственного долга, даже после того как Россия в 2014 году списала почти весь кубинский долг, оставшийся от Советского Союза ($ 31,7 млрд из $ 35,2 млрд). В 2017 году объем внешнего долга Кубы (главным образом перед Парижским клубом кредиторов) оценивался в $ 17,8 млрд, и о сложностях с его обслуживанием говорит хотя бы тот факт, что в 2019 году страна просрочила платежи по совсем небольшим суммам — чуть более 30 млн евро.

Тем не менее благодаря рыночным реформам экономика Кубы сделала первые шаги в рынок, и на развитие частного сектора кубинские власти решили сделать ставку и ровно год назад, анонсировав антикризисную программу, ориентированную на стимулирование внутреннего спроса и импортозамещения, прежде всего в производстве продовольствия. Кроме того, было решено смягчить валютную политику, отменив 10-процентную пошлину на любые операции с американскими долларами для кубинских граждан, которая, по сути, представляла собой налог, взимаемый властями с тех, кто получал валютные переводы от родственников за границей.

Архитектором новой серии реформ выступил 60-летний Мигель Диас-Канель — лидер того поколения кубинской элиты, которое не принимало непосредственного участия в революции 1953−1959 годов. В 2019 году, после принятия новой Конституции Кубы, в которой были окончательно легализованы частная собственность, прямые иностранные инвестиции и свободный рынок, он был избран первым президентом страны, а в апреле этого года возглавил и ее Компартию, приняв эстафету у сложившего полномочия 89-летнего Рауля Кастро.

Главной реформой, которую начал Диас-Канель, стала перестройка кубинской финансовой системы, четверть века существовавшей в режиме двойной валюты — обычного песо (CUP) и конвертируемого песо (CUC), обмениваемого на доллар США по курсу 1:1, который первоначально предназначался для туристов, но затем вошел в общий оборот. С 1 января этого года начался вывод конвертируемого песо из оборота, а все накопления в нем было предложено в течение полугода перевести в обычный песо по официальному курсу 1:24 или частично обменять на иностранную валюту. Для ее обладателей в середине года на Кубе появились магазины, в которых можно покупать товары за доллары, что сразу стимулировало спрос на американскую валюту.

Но предложенная властями схема ухода от бивалютной финансовой системы оказалась грубой ошибкой. Мотивировка для финансовой реформы звучала следующим образом: «Государственное социалистическое предприятие, определяемое как основная форма управления в национальной экономике, занимает невыгодное положение по сравнению с ростом негосударственного сектора, который получает выгоду в связи с обменным курсом 1 к 25, в то время как национальная экономика действует на основе паритета конвертируемого песо и кубинского песо. Это существенное искажение должно быть решено в самое ближайшее время, в рамках денежно-кредитной и валютной унификации».

Иными словами, ликвидировав конвертируемый песо, кубинские власти решили ненавязчиво поддержать государственный сектор экономики, которому к тому же были обещаны другие преференции наподобие резкого повышения заработных плат. Но на практике реформа сразу пошла в совершенно ином направлении: на волне инфляционно-девальвационных ожиданий резко вырос спрос на доллары со стороны как граждан, так и предприятий. В результате уже в середине июня власти объявили о временном запрете на операции с наличными долларами, привычно объяснив это ужесточением американских санкций. К этому моменту за один доллар на черном рынке просили уже 60 песо, а избежать инфляционной волны, накрывшей мировую экономику в прошлом году, не удалось — цены на все товары на Кубе за последние месяцы резко выросли. Ситуация выглядит особенно драматично потому, что основной удар инфляции пришелся по продовольственному сектору, в котором Куба зависит от импорта примерно на 70%. Обещание не допустить спекулятивного роста цен, которое дал Мигель Диас-Канель, объявляя финансовую реформу в конце прошлого года, оказалось нереализуемым.

При этом необходимо учитывать специфику кубинской торговли и системы распределения: за обычные песо в стране продавались только товары первой необходимости, а все остальное приходилось покупать за конвертируемый песо. Иными словами, две разновидности песо имели разную ценность, и отказ от более солидных денег должен был неизбежно привести к скачку цен в менее ценной валюте или к переводу песо в доллар. Подобных примеров в истории мировых финансов немало — достаточно вспомнить хотя бы московский Медный бунт 1662 года, спровоцированный массовой заменой «хороших» серебряных денег на «плохие» медные.

Попытка унифицировать кубинскую финансовую систему во многом напоминает и последнюю советскую денежную реформу начала 1991 года имени тогдашнего министра финансов и будущего члена ГКЧП Валентина Павлова, когда власти под благим предлогом борьбы с теневыми накоплениями и «нетрудовыми доходами» объявили об обмене крупных купюр на новые в предельно ограниченный срок. Это откровенно конфискационное мероприятие окончательно подорвало доверие советских граждан к рублю, спровоцировало скачок гиперинфляции, исчезновение товаров с полок государственных магазинов и в целом внесло немалый вклад в делегитимизацию союзной власти, которая после реформы просуществовала всего несколько месяцев. Пустые полки стали характерной приметой и нынешнего кубинского кризиса — еще весной ряд западных СМИ писали, что на острове разворачивается масштабный продовольственный кризис: в государственных магазинах продукты появляются нерегулярно, а цены на черном рынке постоянно растут.

Параллели с Советским Союзом напрашиваются и потому, что Куба, как и СССР в последние годы своего существования, оказалась в ситуации острейшего фискального кризиса, усугубляемого политической необходимостью поддерживать высокий уровень социальных расходов. «В 2020 году кубинское правительство прогнозировало дефицит бюджета в размере 6,8% ВВП, однако он, вероятно, будет больше из-за падения налоговых поступлений, увеличения государственных расходов на здравоохранение и социальное обеспечение, а также гарантии заработных плат для уволенных работников», — говорится в одном из недавних докладов Экономической комиссии для Латинской Америки и Карибского бассейна. Но отказываться от все более тяжелого бремени социальных расходов кубинские власти не планируют — анонсы экономических реформ последних месяцев неизменно сопровождались заявлениями, что меры шоковой терапии для социалистической Кубы неприемлемы.

Однако шоковая терапия случилась вне зависимости от желания или нежелания властей. В последние недели Куба, помимо финансовых проблем, столкнулась еще и с энергетическим кризисом, спровоцированным перебоями в поставках нефти из Венесуэлы, где за годы санкций местная нефтяная отрасль пришла в упадок. Отключения электроэнергии стали для кубинцев регулярной проблемой, дополнившей нехватку горючего.

Наконец, свою лепту в подогревание обстановки на Острове свободы внес коронавирус. Власти Кубы принципиально отказались от импорта вакцин, сделав ставку на собственную разработку Abdala, и кубинское здравоохранение вновь подтвердило репутацию одного из лучших в мире — получившийся препарат считается высокоэффективным. Но наладить его производства в необходимых стране объемах пока не удалось, а пандемия коронавируса тем временем приобретает угрожающий масштаб — в последние дни фиксируется более 6 тысяч новых выявленных случаев в сутки. Уровень вакцинации на начало июля составлял порядка 15%, поэтому неудивительно, что первые протестующие, вышедшие на улицы кубинских городов, требовали обеспечить доступ к вакцинам, а затем стали звучать уже политические и экономические призывы.

Тем временем незадолго до начала протестов перед Кубой замаячила угроза дефолта (в современной истории страны это уже случалось в 1986 году на волне долгового кризиса в развивающихся странах). В начале июня агентство Reuters со ссылкой на дипломатические источники сообщало, что во Франции состоялись переговоры между вице-премьером Кубы Рикардо Кабрисасом и членами Парижского клуба о пересмотре соглашения, подписанного с кредиторами в конце 2015 года. Тогда было принято решение о реструктуризации задолженности на сумму $ 11,1 млрд, включая накопившиеся с 1980 года проценты, списании долга на $ 4 млрд, а взамен правительство Кубы обязалось выплатить $ 2,6 млрд до 2033 года.

Но уже в прошлом году Куба предложила приостановить соглашение до 2022 года без штрафных санкций за непогашенные платежи. Парижский клуб отказался пойти на эти условия, потребовав от Гаваны большей прозрачности в финансовой сфере (Куба крайне неохотно раскрывает информацию о своих финансах и не является членом МВФ и Всемирного банка). Ежегодный срок погашения долга для Кубы установлен до 31 октября, и, если за три месяца после этого она не сможет расплатиться, по условиям соглашения 2015 года предусмотрен 9-процентный штраф.

Доверие международных кредиторов к Кубе подорвано, констатировало не так давно в своем материале агентство Bloomberg. Если в 2016 году, после подписания соглашения с Парижским клубом и восстановления дипломатических отношений с США, старые кубинские долговые бумаги торговались по 36 центов на каждый доллар номинала, то к нынешней весне их котировки упали до 10 центов. До завершения пандемии источников для погашения долгов у Кубы не появится — в прошлом году ее экспорт и так упал до самого низкого уровня за 15 лет, в этом году большинство экономистов прогнозируют дальнейшее сокращение экономики Острова свободы и хороших решений для исправления ситуации у кубинских властей явно не осталось.