Франция и Германия после Brexit: лидерство в ЕС или маргинализация?

После выхода Великобритании из Евросоюза в нём значительно изменился баланс сил в пользу франко-германского тандема. Прошло не так много времени, чтобы однозначно говорить о всех его последствиях для континента, однако какие-то изменения происходят уже сейчас и дают пищу для размышлений.

Начнем с Франции. Несмотря на то, что экономическим лидером ЕС является Германия, у Пятой республики больше возможностей в политической и военной сферах. Более того, даже в переговорах с Великобританией по условиям Брексита французский фактор играл важнейшую роль. Во-первых, главным переговорщиком со стороны ЕС был Мишель Барнье, занимавшийся политической деятельностью в голлистских партиях. Наблюдатели верно оценили этот фактор. Дело в том, что президент Франции Шарль де Голль в 1963 и 1967 годах ветировал вступление Великобритании в Европейское экономическое сообщество, считая её троянским конем США и страной, принципиально отличающейся от континентальной Европы по экономическим, юридическим и культурным параметрам.

Заявление же Барнье, сделанное им в конце декабря 2020 года, красноречиво говорит о его позиции:

«Я буду использовать оставшуюся у меня энергию, чтобы работать на свою страну…Я патриот и европеец, я никогда не переставал участвовать во французских политических дебатах».

Поэтому можно смело утверждать, что в качестве главного переговорщика он стремился к отстаиванию интересов не только ЕС, но прежде всего собственно Франции. Во-вторых, Brexit имеет прямое отношение к военно-политическому положению Франции. Великобритания, имеющая особые отношения с США, особенно в сферах обороны и разведывательной деятельности, традиционно стремилась к тому, чтобы оборонная политика ЕС не противоречила НАТО. Такой подход был частным проявлением политики Лондона, стремившегося быть мостом, связывающим ЕС с США. Некоторые подвижки произошли при премьер-министре Тони Блэре, который в декабре 1998 года подписал с президентом Франции Жаком Шираком в Сен-Мало декларацию о европейской оборонной идентичности. Согласно этой декларации обе стороны должны были создать армию в 50−60 тысяч человек, задачей которой было бы дополнять НАТО на таких направлениях, где Североатлантический альянс не мог быть задействован. Однако, несмотря на это, Лондон по-прежнему был в военно-политических вопросах ближе к США и НАТО, чем к ЕС. Ярким примером такого поведения был 2003 год. Тогда США и Великобритания осуществили вторжение в Ирак, Франция же с Германией были против этой агрессии.

Кроме того, французский проект создания европейской армии напрямую связан с углублением евроинтеграции, так как её основа в виде франко-германской бригады была создана ещё в 1989 году. Эти планы противоречат интересам многих стран ЕС, прежде всего новых членов из Восточной и Центральной Европы. Суть такого противоречия состоит в том, что наряду с вышедшей из ЕС Великобританией страны Восточной Европы, прежде всего Вышеградская группа, выступают против углубления евроинтеграции. Их идеал — это «Европа наций», национальных государств. Нюанс же состоит в том, что если одноименная концепция де Голля подразумевала борьбу с американским влиянием в Европе, дистанцирование от НАТО (не случайно при нем Франция вышла из военной организации Североатлантического альянса) и недопущение Британии в ЕЭС, то у стран Восточной Европы она связана как раз с реализацией этих принципов, неприемлемых для Франции. То есть де-факто вслед за британским экс-премьером Маргарет Тэтчер восточные европейцы считают НАТО блоком национальных государств, с помощью которого можно сдержать создание европейского супергосударства. Существуют и куда более серьезные препятствия для создания европейской армии и вытеснения НАТО.

Европейская интеграция была прямым последствием Второй мировой войны, в которой была повержена Германия. Франции же с помощью СССР, объективно оценившего её вклад в победу, удалось оказаться в стане победителей. Европейская интеграция, поддерживавшаяся США (см. «Brexit и последствия: территориальное единство Британии и евроатлантизм») имела одной из своих целей сдерживание немецкого реваншизма экономическими методами. НАТО также было создано в том числе для недопущения возрождения Германии в качестве самостоятельной силы и возможного будущего гегемона в Западной Европе. Нельзя забывать о том, что являющееся и по сей день наиболее эффективным инструментом сдерживания войн ядерное оружие — это тоже признак суверенности страны. До Брексита в ЕС были две ядерные державы. Сейчас в ЕС возникла ядерная монополия Франции, которая создала своё ядерное оружие при де Голле, то есть в эпоху конфронтации с США и НАТО. К этому необходимо добавить, что у Франции была идеологическая самостоятельность от США и Брюсселя, то есть опять же независимая «Европа наций» была враждебна поддерживавшемуся американцами и Жаном Монне проекту Соединенных Штатов Европы.

За минувшие десятилетия интеллектуальные и волевые качества французских политиков и степень их самостоятельности в отстаивании национальных интересов Франции, как они их понимали, сильно изменились в худшую сторону. Из последних глав Пятой республики самым выдающимся и независимым был Жак Ширак. Его предшественник Франсуа Миттеран пусть не так открыто как Тэтчер, но все же выступал против объединения Германии. Предшественники же Эммануэля Макрона — Николя Саркози и Франсуа Олланд в значительной степени стали исполнителями воли США, не случайно в это время Пятая республика окончательно вернулась в НАТО. Макрон хотел изменить это положение, он даже заявил в свое время о «смерти мозга НАТО» (см. «Франция и Макрон наступают на грабли Наполеонов?»). Более того, на словах он по-прежнему строит грандиозные планы. Например, даже в новогоднем поздравлении он заявил о Брексите следующее:

«Этим вечером впервые страна, Соединенное королевство, покинет Евросоюз. Несколько дней назад мы подписали соглашение об организации наших будущих отношений с ним, защищая наши интересы, наших промышленников, наших рыбаков и наше европейское единство. Соединенное королевство остается нашим соседом, но также нашим другом и союзником. Этот выбор покинуть Европу, этот Брексит был порождением европейского недуга, множества лжи и ложных обещаний».

Президента Пятой республики можно понять. Он опасается, что Brexit станет заразительным примером для других стран ЕС. И дело не только в ценностно-идеологическом расколе с проамериканской и пронатовской Восточной Европой. Выход Великобритании серьезно ослабил ЕС в военно-политическом отношении. Так, в 2012 году на Соединенное королевство пришлось 22,4% военных расходов ЕС и 11,8% численности вооруженных сил, используемых странами ЕС в военных операциях (20,8% от средней численности развертываемых вооруженных сил стран ЕС). Теперь военные возможности ЕС урезаны.

Более того, у вышедших из ЕС британцев есть проект «глобальной Британии». В 2020 году они успели заключить торговые соглашения с Японией, Канадой и Турцией, то есть значительно усилить свою экономическую базу и, опираясь на неё, активизировать свою внешнюю политику. Франция же не сможет реализовать свои военно-политические амбиции еще и из-за позиции Германии. Министр обороны Аннегрет Крамп-Карренбауэр заявила 17 ноября 2020 года следующее:

«Самым важным союзником в политике безопасности и обороны были и остаются Соединенные Штаты Америки. И они останутся таковыми в обозримом будущем. Без ядерного и обычного потенциала Америки Германия и Европа не могут защитить себя. Это реальные факты… США предоставляют 70 процентов так называемых „стратегических средств обеспечения“, что означает, например, разведку, вертолеты, дозаправку в воздухе и спутниковую связь. Почти 100 процентов средств защиты от баллистических ракет вводятся в НАТО со стороны США. И, конечно же, США обеспечивают подавляющее большинство средств ядерного сдерживания…

По авторитетным оценкам, на то, чтобы компенсировать все это, потребуются десятилетия, и сегодняшние оборонные бюджеты выглядят более чем скромными. Так что мы особенно заинтересованы в том, чтобы Америка оставалась заинтересованной в защите Европы, одновременно смещая свой стратегический фокус на Азию… Идея европейской стратегической автономии заходит слишком далеко, если питает иллюзию того, что мы можем гарантировать безопасность, стабильность и процветание в Европе без НАТО и без США.

Но когда дело доходит до возможности действовать независимо как европейцы, когда это отвечает нашим общим интересам, тогда это наша общая цель и соответствует нашему общему пониманию суверенитета и способности действовать. Германия и Франция хотят, чтобы европейцы могли действовать решительно и эффективно, когда это необходимо».

Важно отметить, что это был ответ Макрону, заявившему о необходимости большей военно-политической самостоятельности от США и НАТО. Фактически же речь идет о том, что Германия не сможет и не захочет расходиться с США. Это связано с тем, что прошедшие под чутким американским контролем денацификацию политические элиты ФРГ априори не могут стать суверенными в таких вопросах.

Вечные унижения западных немцев за Холокост и преступления против жителей стран ЕС (а на русских это не распространяется!) напрямую сказываются и на внутренней, и на внешней политике страны. Такая нация не может быть гегемоном. Не случайно дискриминируемая «Альтернатива для Германии» популярна на территориях бывшей ГДР, где антикоммунистически настроенные жители не столь радужно смотрят на неомарксистские реалии. В такой ситуации, когда не только Восточная Европа, но и Германия фактически выступают против эмансипации ЕС от НАТО, говорить о какой-то суверенности и самостоятельности Европы не приходится, а значит у планов Франции по превращению ЕС в отдельную сверхдержаву будет слишком много противников.

Нельзя также забывать о том, что новая администрация Джо Байдена постарается восстановить ослабевшие за время президентства Дональда Трампа военно-политические связи с Западной Европой, что означает неприятие с американской стороны инициатив по созданию альтернативы НАТО. Телефонный разговор Макрона с Байденом, состоявшийся 24 января, подтверждает эту тенденцию. По словам источников из Белого дома «Они (Макрон и Байден — П. М.) также договорились работать вместе над общими приоритетами внешней политики, в частности, по Китаю, Ближнему Востоку, России и Сахелю».

Обращает на себя внимание то, что Байден заявил о своем «желании укрепить двусторонние связи» с Францией как с «нашим (американским — П. М.) старейшим союзником», а также «трансатлантические отношения…через партнерство НАТО и США с Евросоюзом». По факту это означает, что Франция и ЕС будут чуть более самостоятельными в вопросах безопасности, однако от этого их статус зависимых от заокеанских партнеров государств не изменится, так как, по всей видимости, администрация Байдена будет пытаться продолжить курс Барака Обамы на подчинение Евросоюза США по многим аспектам мировой политики.

С экономической точки зрения Brexit оказал заметное влияние на Францию, причем его нельзя однозначно определить как позитивное или негативное. Так, из Лондона в Париж переместилось 170 млрд евро активов и 2500 рабочих мест. Однако, как всегда, Дьявол кроется в деталях. Первое место по притоку финансистов из Лондона занимает ирландская столица Дублин, Париж занимает второе место, далее идут Люксембург, нидерландский Амстердам и германский Франкфурт-на-Майне. Далее, перебравшиеся на континент банки, такие как Standard & Poor’s, Blackstone Group, Goldman Sachs Group и JPMorgan Chase являются американскими. Наконец, Лондон все равно остается финансовым центром Европы, хотя его позиции в глобальном финансовом мире в определённой степени переформатированы. Кроме того, французские предприятия наряду с предприятиями других стран ЕС страдают от реалий, сложившихся после выхода Великобритании из ЕС и введения новых таможенных правил. Таким образом, с экономической точки зрения Brexit действительно является разрушительным процессом для обеих сторон, но его последствия более чётко проявятся позднее.

Германия также находится в ещё не устоявшемся положении после Brexit. Несмотря на мощь истеблишмента, связанного с США, даже новый председатель Христианско-демократического союза Армин Лашет заявил, что ситуация с Алексеем Навальным никак не повлияет на проект «Северного потока-2». Из всех возможных кандидатов на пост канцлера Германии он является самым умеренным критиком внешней политики России, возможно, сознавая свою ответственность как будущего канцлера и понимая, какие тягчайшие последствия для его страны будет иметь разрыв экономических связей с Россией и прежде всего крах проекта «Северный поток-2».

Однако примечательно, что, действуя подобно Ангеле Меркель, он заявил о провокации с Навальным следующее:

«После этого нам потребуется единый европейский ответ, а не единоличное выступление, — такой, в котором Европа четко определит свою позицию по отношению к России».

Если «единый ответ» возможен, пусть и на словах, то единая внешняя политика по-прежнему является проблемной для ЕС, несмотря на углубление евроинтеграции. Дело в том, что проект «Северного потока — 2», равно как и российско-германские экономические связи, критикуют в своих корыстных целях в странах Восточной Европы. Самым активным критиком является Польша, пытавшаяся всячески помешать энергетическому сотрудничеству Москвы и Берлина с целью поставить Германию в зависимость от газового транзита через Польшу. И самое главное в этой ситуации то, что даже польские еврооптимисты являются противниками российско-германского сближения в целом и «Северного потока-2» в частности.

Наиболее характерный пример — это экс-министр иностранных дел Радослав Сикорский, ныне депутат Европарламента. Так, недавно в интервью WirtschaftsWoche он подтвердил неприятие «Северного потока — 2» и внешней политики России, заявив следующее:

«Германия ставит свои экономические интересы выше геополитических интересов Европы и других стран. За этим проектом стоят интересы власти. Химической промышленности нужен дешевый газ, строительные компании будут получать крупные заказы, банки будут выдавать кредиты, а другие хотят сделать Германию газовым распределительным центром. Но геополитика имеет свою выгоду».

С одной стороны, Сикорский ломится в открытые двери, перечисляя исключительные выгоды для германской экономики от реализации «Северного потока — 2», причём говорит чистую правду. С другой — вместо того, чтобы сказать «интересы Польши», плетёт словесные кружева, заменяя это выражение на «геополитические интересы Европы и других стран«! Кого он рассчитывает обмануть? Немаловажно и то, что вышедшая из ЕС Великобритания также выступала против сближения Германии и в целом ЕС с Россией. То есть несмотря на то, что в ЕС стало меньше стран, предпочитающих трансатлантическое сотрудничество евроинтеграции, ситуация для Берлина не слишком изменилась к лучшему.

Следующий аспект, связанный в первую очередь с Польшей как крупнейшей экономической и политической величиной в «Новой Европе», относится к военно-политическим отношениям. Несмотря на формально существующий полумёртвый комитет франко-германо-польского сотрудничества «Веймарский треугольник», Польша всегда будет предпочитать НАТО и союз с США идее создания параллельных вооруженных сил ЕС, так как в силу множества обстоятельств польские еврооптимисты все равно в подавляющей степени более ориентированы на Вашингтон, нежели на Брюссель, Берлин и Париж. В политическом же отношении страны Восточной Европы выступают против углубления евроинтеграции. Хотя Великобритания вышла из ЕС, она сохранила экономические связи со странами Восточной Европы.

Стоит также отметить, что Тэтчер предупреждала страны народной демократии насчет членства в ЕС, которое повлечёт за собой угрозу создания европейского супергосударства и европейской армии с лишением этих государств суверенитета. При этом она считала, что восточноевропейские страны должны быть в НАТО. И тут мы подходим к парадоксу: Франция и Германия, мечтающие сохранить ЕС в нынешнем составе, могут превратить его в самостоятельного игрока только путём избавления от экономического балласта из числа сателлитов США и Великобритании, то есть значительной части ЕС. Другой же парадокс состоит в том, что США при Байдене могут не только сохранить присутствие американских войск в Германии, но и вернуться к проекту Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства, невыгодного ЕС.

Третий же парадокс заключается в том, что наиболее конструктивно настроенные по отношению к России политические силы во Франции («Национальное объединение» Марин Ле Пен) и Германии («Альтернатива для Германии») находятся под прессингом как на национальном, так и на общеевропейском уровнях. Если на национальном уровне причинами для этого в основном являются их позиция по сохранению национального суверенитета и критика миграционной политики, то на общеевропейском уровне их травят за внешнюю политику.

Приведем пример. В июне 2019 года после выборов в Европарламент партия премьер-министра Венгрии Виктора Орбана «Фидес», польская партия «Право и справедливость» и британская партия Brexit Найджела Фараджа отказались присоединиться к альянсу, в который входили итальянская Лига Маттео Сальвини, «Альтернатива для Германии» и французское «Национальное объединение», из-за разногласий в отношении России, о чем открыто заявил Ярослав Качиньский. Дополнительной причиной является то, что польско-венгерский союз традиционно поддерживает Великобританию, младшего «брата» США, чья позиция в последние десятилетия была крайне враждебна по отношению к России.

В отношении же немецких политиков не стоит обольщаться. Если уж даже критикующий политику США и НАТО экс-канцлер Герхард Шредер (социал-демократ) заявил в недавнем интервью о том, что «Аннексия Крыма была явным нарушением международного права» и перечислил иные «переходы недозволенных границ» Россией, то большая часть политического истеблишмента Германии своими антироссийскими действиями приведёт франко-германский тандем к маргинализации.

В этой связи очень примечательно, что немецкий политолог Александр Рар в интервью изданию Украина.ру сказал следующее:

«Германская элита считает, что при Байдене сейчас будут безоблачные отношения, считает его человеком мультикультурализма, что при нем возобновится сотрудничество в рамках международных организаций и что он вновь будет воспринимать Германию как главного партнера Америки в Европе».

Там же он заявил, что прежних трансатлантических отношений не будет, так как американцы не хотят вкладывать средства в Европу. От себя добавим, что в такой ситуации навязывание Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства будет логичным со стороны Вашингтона, так как позволит заработать на европейцах. При этом важно, что Александр Рар в интервью «Литературной газете» от 14 января также заявил о властях Германии следующее:

«Германия, конечно же, считает себя союзником Америки и подчиняется ей в вопросах безопасности. Но в экономике — нет. На примере „Северного потока — 2“ это стало очевидно. Да и подчинение в вопросах безопасности — до поры до времени. Если США слишком далеко заходят в том или ином международном конфликте, Германия начинает сопротивляться. Это касается не только Украины, но и Ливии, других конфликтов… И российская дипломатия видит отличия между враждебной риторикой США и риторикой Германии. Хотя соглашусь, что в последнее время высказывания отдельных немецких политиков о России, мягко говоря, выходят за рамки».

Однако 24 января в Telegram Рар написал:

«Воскресные новостные выпуски по главным ТВ каналам Германии — тема остановить, запретить постройку „Северного Потока — 2“. Из-за Навального. Журналисты против собственного правительства, за американцев, которые твердят, что с Россией торговать европейцам нельзя. Концентрированная атака на газовый альянс Россия — Германия. Слово дают зеленым активистам, полякам, Теду Крузу. На премьера Земли Мекленбург Передняя Померания, которая борется за СП2, невиданные нападки. Односторонние аргументы, как обычно в передачах на эту тему в немецких СМИ. Очень жаль». (орфография и пунктуация источника сохранены — П. М.).

И эта страна претендует на самостоятельность и лидерство в ЕС?!

Не нужно забывать и о том, что даже в либеральных демократиях личность и волевые качества лидера имеют большое значение. Будет ли Лашет, если станет канцлером, таким же лидером как Меркель? Кто будет преемником Макрона? Смогут ли они сделать Евросоюз мощным самостоятельным образованием, или он будет противостоять России и Китаю вместе с США? На эти вопросы пока нельзя однозначно ответить.

Пока же можно континентальная Европа, в частности Франция, радуется по поводу того, что де сейчас нет желающих пойти путем британцев, которым грозит территориальный распад (отделение Шетландских и Оркнейских островов от Шотландии и преобразование в отдельные автономии они почему-то не рассматривают). Тихое злорадство французов по поводу Брексита выглядит тем более странным, что выход из ЕС никак не отразился на британском участии в НАТО. А вот «Постоянное структурированное сотрудничество», направленное на развитие сотрудничества стран ЕС в военной сфере, идет не очень успешно.

О чем это говорит? Франция и Германия стали заложниками многих факторов. Будучи лидерами огромного и рыхлого ЕС, они не смогут преодолеть накопившиеся противоречия между Западной и Восточной Европой. Разрывающая ЕС разновекторность внешних ориентиров («Однажды Лебедь, Рак да Щука…») сохранится, проамериканские страны «Новой Европы» помешают военно-политической эмансипации от США и НАТО. Исходя из этого Франция и Германия не пойдут на исключение из ЕС проамериканских стран Восточной Европы, мешающих превращению единой Европы в самостоятельного актора на международной арене. Деградация французских политиков и зависимость Германии от США не позволят им отстаивать национальные интересы своих стран и идти на выгодное сближение с Россией. Все это говорит о том, что Франция с Германией, а вместе с ними и ЕС имеют большие шансы стать политическими маргиналами.