Турция строит «халифат» от Ливии до Йемена: арабы возмущены Эрдоганом

Внешнеполитический курс Турции многие эксперты с недавнего времени стали называть не иначе как авантюрным. Причём этой характеристики, по мнению именитых тюркологов, заслуживают действия Анкары сразу на нескольких региональных направлениях. Одно из них — ближневосточное, где на самом деле можно наблюдать неуклонную деградацию отношений Турции прежде всего с лидерами арабского мира. До военного вмешательства турецкого правительства во главе с президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом в Сирии его внешняя политика отличалась амбициозностью с элементами агрессивности. После трёх военных миссий на севере соседней арабской республики (операция «Щит Евфрата» в 2016—2017 гг., «Оливковая ветвь» в январе—марте 2018 г. и «Источник мира» в октябре прошлого года), трансграничных интервенций в Ираке и масштабного вторжения в Ливии амбиции Турции на пространстве Большого Ближнего Востока трансформировались в махровый авантюризм. Так считают во многих арабских столицах, приводя довольно убедительные аргументы.

Вмешательство Анкары в ливийский конфликт преследует вполне прагматичные цели, например, в виде защиты уже сделанных в Северной Африке инвестиций и создания условий для отстаивания своих прав на разработку недр Восточного Средиземноморья. Подписав в ноябре прошлого года соглашение с Правительством национального согласия (ПНС) в Триполи, турецкие власти попытались найти юридические зацепки для проведения геологоразведочных, а затем и буровых работ, в частности, в исключительной экономической зоне Кипра. Тем временем военная составляющая сделки Турции и ПНС предоставила арабским противникам Эрдогана основания утверждать, что он жаждет обзавестись постоянным базированием в Ливии, в южном подбрюшье Европы, и отсюда диктовать как Старому свету, так и соседнему Египту собственные условия.

За созданием первой зарубежной военной базы в Катаре после разразившегося в 2017 году в зоне Персидского залива межарабского кризиса турецкое военно-политическое руководство «положило глаз» на ливийский порт Мисурата и другие потенциальные точки базирования в североафриканской стране. К примеру, на военно-воздушный объект «Аль-Ватия», расположенный в 140 километрах к югу от Триполи. Мисурата с конца 2019 года превратилась в турецкий перевалочный хаб, через который идут внушительные потоки вооружений и боевиков-исламистов из Сирии после их переподготовки в турецких лагерях.

Попытки Турции спроецировать свою военную мощь за тысячи километров от собственных границ арабские визави Эрдогана рассматривают в качестве примера авантюризма, сильно сдобренного хорошо известными планами бессменного турецкого лидера реализовать на практике теорию неоосманизма. Имея серьёзные внутренние проблемы, что, помимо прочего, наглядно продемонстрировала попытка госпереворота в июле 2016 года, балансирующую у опасной черты экономику, национальная валюта которой ставит один антирекорд за другим, Эрдоган, тем не менее втянул страну в региональные кампании с далеко неясными последствиями. И данная тенденция разрыва между объективным внутренним потенциалом и субъективными внешними амбициями политического истеблишмента Турции только углубляется.

Похожий на ливийский алгоритм создания «точки опоры» на дальних подступах к турецкой территории в последнее время проявился в Йемене. Турция пытается укрепить влияние в прибрежных районах беднейшей страны арабского мира. Об этом со ссылкой на свои источники ранее сообщило издание Arab Weekly. Анкару подозревают в планах стать отдельной силой йеменского конфликта с целью нейтрализовать политику её региональных соперников — Саудовской Аравии и Объединённых Арабских Эмиратов (ОАЭ). «На земле» в Йемене ливийским аналогом ПНС выбрана партия «Ислах», которая, как считается, связана с исламистской организацией «Ихван аль-Муслимун» («Братья-мусульмане»*, запрещена в России). В качестве «операционной зоны» также выбраны прибрежные районы арабской страны — провинции Таиз и Шабва, которые примыкают соответственно к Красному морю и Аденскому заливу. Анкара действует по следующей схеме: найти внутреннего партнёра с исламистской политико-идеологической программой, через него получить логистический доступ на территорию страны и дальше ориентироваться по обстановке — создание постоянного или временного пункта военного базирования.

Поступает информация, что в йеменской Шабве бывший министр транспорта арабской страны Салех аль-Джабвани открывает вербовочные пункты и тренировочные лагеря для формирования антисаудовской коалиции. Набор в ряды местной «исламистской пехоты» идёт среди протурецких и прокатарских ополченцев. Параллельным курсом «Братья» занимаются тем же в провинции Таиз, где действует их доверенное лицо Хаммуд Саид аль-Михлафи. Осведомлённые источники в Таизе утверждают, что «Ихван аль-Муслимун» приняло решение установить контроль над провинцией и развернуть своих боевиков в районе Хаджария к югу от Таиза.

Турецкая авантюра в Йемене видится арабам ещё более вызывающей, чем в Ливии. Особых экономических интересов у Анкары здесь нет, помимо общей цели получить выход к Красному морю. Зато Эрдоган доносит до ненавистного ему египетского лидера Абделя Фаттаха ас-Сиси, пришедшего к власти после военного переворота в июле 2013 года, мысль о том, что может взять крупнейшую арабскую республику в «кольцо», закрепившись на её западных границах (Ливия) и юго-восточных подходах (Йемен). А ещё одному арабскому тяжеловесу в лице Саудовской Аравии посылается сигнал о вторжении в зону её традиционных геополитических интересов.

Под турецкий неоосманизм, который рассматривается арабским миром главным доказательством авантюрной модели поведения Турции на пространстве Большого Ближнего Востока, подведена своя идеологическая база. Фактически Эрдоган уже несколько лет, как возглавил один из региональных лагерей, взявших на вооружение политический ислам. В эту группировку вместе с Турцией входят Катар, ПНС Ливии, «Братья-мусульмане»* и их партнёры в различных арабских странах. Поставленные вне закона в Египте, Саудовской Аравии, ОАЭ и ряде других стран, «Братья» стали боевым наконечником неоосманизма, спонсором которого выступает Катар. Это во многом искусственная конструкция, ибо Катар и «Братья», несмотря на самые тесные связи с Эрдоганом, остаются арабскими игроками на политической карте Ближнего Востока, в то время как стратегия неоосманизма зиждется на расширении турецкого могущества за счёт внесения раскола в арабский мир и его фундаментального ослабления.

Под этот масштабный проект Анкаре требуются свои сакральные символы и каждодневная апелляция к роли защитника ислама. Поэтому история с изменением статуса бывшего христианского собора Святой Софии в Стамбуле с музея на мечеть видится в том числе и под таким углом зрения. Эрдогану нужны исламские святыни на турецкой территории, которые являются историческими свидетельствами могущества Османской империи. Меккой и Мединой в Саудовской Аравии или мечетью «Аль-Акса» в Иерусалиме Турция оказалась «обделена», и ничего более подходящего, чем мечеть Айя-София в идеологической обойме политического ислама у Эрдогана просто нет. Но и этого достаточно, чтобы основательно озадачить арабский мир претензиями на построение турецкого «халифата», о котором пока в Стамбуле и Анкаре рассуждают отдельные общественные деятели, в то время как официальные лица предпочитают отнекиваться от наличия подобных планов.

Эрдоган втянул свою страну в ливийский конфликт, чтобы заручиться внутренней поддержкой, апеллируя к националистическим настроениям общественности. Таким образом он подставил Анкару, посылая боевиков и беспилотники в истерзанную войной Ливию, чтобы помочь «соседней стране», от которой Турция отделена тысячами километров. Об этом в интервью телеканалу «Аль-Арабия» 25 июня сказал Анри Барки, профессор международных отношений в Лихайском университете (США). По его словам, желание Эрдогана вовлечься в конфликт в североафриканской стране обусловлено не доброй волей соседа, а стремлением расширить влияние Анкары в регионе. «Это действительно произошло по националистическим причинам», — считает эксперт.

Турецкого лидера обязывает и его внутриполитический союз с Партией националистического движения Девлета Бахчели, вместе с которой правящая Партия справедливости и развития во время последних избирательных кампаний в стране формировала «Альянс народа» (Cumhur İttifakı).

«В авантюре Эрдогана вместе с наёмными экстремистами в самой Ливии решающую роль сыграли его внутриполитические амбиции», — полагает оппозиционный турецкий журналист Бюлент Кенес, бывший главный редактор издания Today’s Zaman.

Между тем Эрдогану с помощью ливийской интервенции пока удаётся расположить к себе внушительное число турецких граждан и тем самым подправить свой падающий политический рейтинг. Турецкая общественная поддержка вторжения во внутренние дела Ливии усилилась с начала текущего года, когда опрос, проведённый исследовательской компанией Istanbul Ekonomi Arastirma, показал, что 58 процентов граждан тогда не одобряли размещение турецких военных в Северной Африке.

«Теперь всё больше турок покупаются на историю Эрдогана, которая демонстрирует Ливию в качестве достойного приза с потенциальными экономическими выгодами и расширением (военно-политического) влияния Турции в регионе», — говорит Дэн Арбелл, научный сотрудник Международного института стратегических исследований (Лондон).

Эксперты сходятся в том, что ливийская интервенция представляется Эрдоганом турецкой общественности как «большой успех».

В Каире и Эр-Рияде не настроены вступать в открытую конфронтацию с Анкарой, несмотря на грозные окрики египетской армии о готовящемся вторжении в Ливию. Предпочтение отдаётся медленному изматыванию Турции, которая взвалила на себя непомерную геополитическую ношу и вскоре изнутри «надорвётся» в силу отсутствия необходимого запаса экономической прочности. Катар не может бесконечно долго финансировать затратные проекты Эрдогана, а боевой потенциал «Братьев-мусульман»*, как продемонстрировали события в Сирии, имеет свои лимиты. В какой-то момент турецкому лидеру придётся начать отыгрывать назад, по объективным причинам Анкара просто не в состоянии «вести» сразу несколько региональных направлений, обеспечивая одновременно успех в Сирии, Ливии и Йемене. Но точка невозврата к этому времени будет уже пройдена. Такая ситуация вероятна примерно на двадцатом году пребывания Эрдогана у власти, который выпадает на 2022-й, полагают наши собеседники в Каире.

Предполагается, что за год до столетней годовщины создания Турецкой Республики её нынешний глава столкнётся с полным провалом своих планов в Сирии и Ливии. После чего следует ожидать внутриполитического обострения в самой Турции, где интересы поднимающей голову оппозиции и части генералитета могут сойтись в одной точке — отстранении Эрдогана от власти.

Ближневосточная редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ