Экономика Ирана между Сциллой инфляции и Харибдой девальвации

Новая серия массовых протестов в Иране происходит на фоне острого кризиса в экономике страны, протекающего по максимально жесткому сценарию. Экономика Ирана угодила в ловушку, которая известна под названием инфляционно-девальвационной спирали: обесценивание национальной валюты разгоняет цены, скачок инфляции приводит к новому витку девальвации денег — и так далее по замкнутому кругу. Для иранской экономики такая картина вполне привычна, но выбраться из очередного инфляционно-девальвационного цикла иранские власти в условиях новых американских санкций, похоже, не в состоянии. Чтобы сбалансировать экономику страны, иранскому руководству приходится прибегать к непопулярным мерам в духе рекомендаций МВФ по сокращению расходов социальной направленности, что неизбежно провоцирует население на протесты.

Двукратное повышение цен на бензин, с 15 тысяч до 30 тысяч риалов за литр, спровоцировавшее недавние массовые беспорядки в Иране, сигнализировало о критическом масштабе проблем в иранской экономике. Инфляция в Исламской Республике галопирует второй год подряд. Еще в 2017 году, когда Иран впервые за 26 лет добился однозначного уровня инфляции, она находилась на уровне 8,3%, а год спустя подскочила до почти 27% — и это только по официальным данным иранской статистики по местному календарю (21 марта 2018 года — 21 марта 2019 года). Далее ситуация с ростом цен стала резко ухудшаться. В апреле на фоне новых санкций США был отмечен рост потребительских цен на 51,4% год к году, а в июле иранская статистика зафиксировала самый высокий за последние 23 года уровень инфляции за предшествующие 12 месяцев — 40,4%.

В разрезе отдельных товаров первой необходимости ситуация выглядит гораздо хуже, чем усредненный показатель инфляции. Еще в феврале заместитель директора Центра статистики Ирана Джавад Гусейнзаде приводил такие данные: килограмм баранины за год подорожал более чем вдвое (с 490 тысяч до 995 тысяч риалов) при среднем росте цен на продукты питания на 57,5%, а бытовая техника выросла в цене в среднем на 82%. В апреле продовольствие и напитки стали дороже уже на 84,4% к апрелю 2018 года, одежда и обувь выросли в цене на 57,8%, мебель и предметы домашнего обихода — на 80,1%, транспортные услуги — на 52,5% и т. д. В начале мая глава Центрального банка Ирана Абдолназер Хеммати заявил о наличии планов по нейтрализации или ослаблению воздействия санкций США, включающих меры по контролю над инфляцией, однако остановить ее не удалось. Недавний скачок цен на бензин неизбежно приведет к очередному повышению стоимости практически всех товаров повседневного спроса.

Разгон цен сопровождался практически неостановимой девальвацией иранского риала. Валюта Исламской Республики живет в этом режиме по большому счету еще с 2014 года, когда произошло резкое снижение мировых цен на нефть, однако после того, как вскоре после своего избрания президентом США Дональд Трамп анонсировал новый пакет антииранских санкций, темпы обесценивания риала ускорились. В начале прошлого года иранский ЦБ был вынужден прибегнуть к классическим запретительным мерам. Сначала были введены ограничения на хождение иностранной валюты для физических лиц (иранцам было разрешено иметь на руках не более 10 тысяч евро, а остальное власти потребовали сдать в банки или обменять на риалы), а затем банки обязали проводить операции с валютой по фиксированному курсу — 42 тысячи риалов за один доллар.

Разумеется, заявленных целей этими мерами достичь не удалось: спрос населения и бизнеса на валюту стал удовлетворять черный рынок, а реальный курс иранской валюты окончательно отвязался от официального. Если в апреле прошлого года, когда был введен фиксированный курс, один доллар с рук стоил порядка 60 тысяч риалов, то к июлю неофициальный курс подскочил до 112 тысяч риалов, а к началу сентября до 145 тысяч риалов. Спустя год «уличный» курс немного отыграл назад — за доллар давали уже порядка 115 тысяч риалов, однако разрыв с застывшим на уровне 42 тысячи риалов за доллар официальным курсом по-прежнему огромный. Импортировать по этому курсу в страну можно только товары первой необходимости, а возврат валюты от экспорта осуществляется по совершенно другому курсу, который на конец октября составлял 107,6 тысячи риалов за доллар. Курс для физлиц, устанавливаемый специальной системой SANA, тогда же был равен 112,8 тысячи риала.

В целом ущерб, понесенный экономикой Ирана в условиях новых санкций США и девальвационно-инфляционной спирали, на середину этого года официально оценивался в 4,9% ВВП страны. Как сообщил в конце июня национальный статистический центр Исламской республики, в 2018−19 финансовом году спад экономики без учета добычи нефти составил 2,4%, при этом промышленное производство сократилось на 9,6%, сельскохозяйственное — на 1,5%. По прогнозу МВФ, опубликованному в конце октября, в этом году падение ВВП Ирана составит 9,5% — еще в апреле аналогичный прогноз составлял 6%, а в следующем году ожидается стабилизация показателя на нулевом уровне. Таким образом, Иран по показателю абсолютного ВВП откатывается на уровень примерно 2012 года, когда он был равен порядка $ 419 млрд — эффект последующего роста до $ 454 млрд к 2017 году фактически нивелирован. Инфляция в Иране, по прогнозу МВФ, в следующем году будет лишь немногим ниже, чем в нынешнем (31% против 35,7%), и это означает, что экономика страны после первоначального шока от новых санкций может войти в состояние стагфляции, выход из которого чаще всего сопряжен с непопулярными мерами социально-экономической политики.

Еще более печально нынешняя ситуация в экономике Ирана выглядит с точки зрения благосостояния его жителей. Если по абсолютному размеру экономики Исламская Республика пару лет назад занимала 26−27 место в мире (в одной компании с такими странами, как Австрия и Норвегия), то по номинальному ВВП на душу населения Иран в прошлом году, по оценке МВФ, находился лишь на 101 строчке с показателем $ 5491 рядом с Боснией, Ямайкой и Албанией. Для сравнения, среднемировой показатель ВВП на душу населения составляет примерно $ 11,6 тысячи, то есть для Ирана замедление экономического роста означает консервацию низких доходов населения со всеми вытекающими последствиями этого для социальной и политической стабильности в стране. Недовольство иранцев ухудшающимися условиями повседневной жизни стало практически эндемичным — за последние пару лет протестные акции стали практически постоянным фоном новостей из Ирана.

Недавняя ситуация с резким скачком цен на бензин заслуживает в связи с этим отдельного внимания, поскольку она хорошо демонстрирует то, как в условиях нарастающего внешнего и внутреннего давления перестают работать, казалось бы, давно проверенные рецепты оживления экономики.

Хорошо известно, что на протяжении многих лет в Иране, несмотря на огромные запасы нефти, присутствовал серьезный дефицит горючего из-за нехватки перерабатывающих мощностей. Еще в начале нынешнего десятилетия порядка 40% потребностей Ирана в топливе закрывалось за счет импортных поставок, при этом цена на горючее поддерживалась на низком уровне с помощью правительственных субсидий. В период предшествующих санкций власти Исламской Республики смогли вполне успешно решить задачи импортозамещения путем строительства новых НПЗ и модернизации старых. Знаковым для страны событием стало открытие второй фазы НПЗ «Звезда», состоявшееся в июне прошлого года при участии президента страны Хасана Роухани. После этого производство бензина класса «Евро-5» на этом заводе увеличилось в два раза — с 12 млн до 24 млн литров в сутки. Кроме того, существенно нарастили выпуск топлива крупнейший в Иране Абаданский НПЗ и НПЗ «Имам Хомейни». В результате уже к середине прошлого года производство бензина в Иране увеличилось на 18 млн литров в сутки, а импорт снизился на 36%. В начале этого года министр нефти Ирана Бижан Зангане заявил, что страна больше не нуждается в импорте бензина.

Но несколько месяцев спустя цены на бензин пришлось повышать вдвое, а в рамках льготной квоты до 60 литров для владельцев автомобилей и 25 литров для владельцев мотоциклов — в полтора раза, до 15 тысяч риалов за литр (при этом размер квоты был снижен вчетверо). Объясняется этот парадокс просто: для восполнения притока валюты, резко упавшего с введением санкций против иранской нефти, Ирану пришлось наращивать экспорт нефтепродуктов. Как сообщил в начале сентября глава Национальной нефтехимической компании Ирана Бехзад Мохаммади, экспорт нефтепродуктов и продукции нефтехимии уже достиг отметки 22,5 млн тонн в год, а доход от него — $ 12 млрд в год. Вскоре после этого руководитель Национальной иранской нефтеперерабатывающей и распределительной компании (NIORDC) Алиреза Садекабади представил планы по увеличению экспорта бензина до 3 млн тонн в месяц, что должно приносить доходы порядка $ 1,5 млрд.

Нефтепереработчики исходили из того, что мощности иранских НПЗ превосходят текущие потребности внутреннего рынка, однако увеличение экспорта нефтепродуктов быстро запустило в действие известный рыночный механизм, не так давно подтолкнувший вверх цены на топливо и в России: при наличии экспортной альтернативы цена топлива на внутреннем рынке будет стремиться к экспортной. Поэтому повышение цен на бензин в Иране было лишь вопросом времени, а необходимость сокращения расходов государственного бюджета в условиях снижения валютных поступлений только ускорила этот момент. По оценке МВФ, в текущем году дефицит бюджета Ирана составит 4,5%, а в следующем станет еще больше — 5,1%, что в логике властей опять же выводит на повестку дня вопрос о непопулярных мерах. Первой из них стало повышение цен на горючее и введение ограничений на покупку топлива по субсидированной цене, однако такое решение не могло не вызвать ответных действий со стороны граждан, поскольку низкая цена на бензин — один из ключевых элементов контракта между властью и обществом в Исламской Республике.

Примечательно, что совсем недавно похожие меры пришлось принимать правительству Эквадора, после чего там незамедлительно начались массовые беспорядки. Спустя всего несколько дней президент этой латиноамериканской страны Ленин Морено, оценив опасность ситуации, принял решение отозвать свой указ об отмене субсидий на топливо и повышение тарифов на общественный транспорт. Аналогичная ситуация в октябре сложилась в Чили, где повышение платы за проезд в метро вызвало массовые акции протеста — по некоторым оценкам, самые многочисленные за всю историю страны. В этом контексте решение иранских властей повысить цены на бензин выглядит крайне опрометчиво — на ум в очередной раз приходит давняя мысль Георга Гегеля, что история еще никогда никого ничему не научила.

Возможно, руководство Ирана рассчитывало, что и на сей раз ситуация так или иначе нормализуется, как это было после повышений цен на топливо в 2007 году, когда введение квот на горючее вызвало массовые волнения, и в 2010 году, когда цены выросли кратно, но негативный эффект удалось компенсировать субсидиями. Не привыкать властям Ирана и к таким вещам, как высокая инфляция, постоянное падение риала и разлитая в воздухе атмосфера недовольства. Однако на сей раз руководству Исламской Республики будет гораздо сложнее объяснить своему народу необходимость вновь затянуть потуже пояса, чтобы пережить очередные санкции США. Непопулярные меры наподобие повышения цен на бензин иранские протестующие воспринимают как решения, принятые властями якобы под диктовку МВФ, а это выводит содержание протестов далеко за рамки чистой экономики (та же самая история недавно была и в Эквадоре). Устойчивость режима, установившегося в Иране после Исламской революции, нередко объясняется тем, что он смог предложить гражданам страны собственную версию социального государства, поэтому меры по демонтажу этой конструкции могут обойтись иранским властям очень дорого.

Николай Проценко