«Лишив русских Латвии права учиться на родном языке, их обращают в невежд»

Недавно Конституционный суд Латвии отказал русским жителям страны в праве учиться на родном языке. КС признал принятое в прошлом году государством решение о фактической ликвидации средних школ нацменьшинств соответствующим конституции страны. С 2004 года в русских школах Латвии действовала так называемая билингвальная система, при которой до 40% предметов всё же дозволялось изучать на родном языке. Теперь у русскоговорящих учеников отобрали и эту поблажку. Житель Даугавпилса (города, где большинство населения составляют русскоязычные жители) Глеб Костиков в беседе с EADaily поделился своим мнением об осуществляемой в Латвии «образовательной реформе».

— Как бы вы лично охарактеризовали проводимую ныне в Латвии «школьную реформу»?

— На мой взгляд, основная проблема со «школьной реформой» заключается в том, что её проводят люди, далекие от понимания текущей ситуации в системе образования Латвии — с её проблемой нехватки кадров, с неразберихой и противоречивостью уже наделанных ошибок. Это люди, не обременённые знаниями теоретических основ предмета, зато вооружённые идеологической или просто бюрократической решимостью. Это видно уже из самого уровня публичных дискуссий. Ну что тут говорить, когда активист и организатор ускоренного (за один год!) темпа «реформ» министр образования Илга Шуплинска недавно во всеуслышание заявила, что реформа не задалась и виноваты, конечно, не она с компанией непрофессионалов наверху, а ленивые и инертные там, внизу… Хорошо хоть, не «рука Кремля»!

— Идеологи «реформы» вообще потрудились внятно объяснить её смысл русским родителям?

— Зачем? Основным аргументом сторонников реформ являются крайне странные идеологемы — «во имя единства нации», «интеграция», «знание латышского языка». Оставим разговор о том, что и при имеющейся билингвальной системе знание выпускниками госязыка вполне себе удовлетворительное и с идеологической составляющей на уроках истории тоже всё более чем «хорошо»… Ответ напрашивается сам собой, и более откровенные национальные деятели его вполне откровенно озвучивают. «Реформа» осуществляется для того, чтобы вывести из зоны образования русский язык. А в желаемом пределе — вообще устранить русский как язык мало-мальски публичного общения на территории страны. Логика, в которой русский язык воспринимается нашими власть предержащими в качестве подлежащей уничтожению угрозы, стала, как ни странно, привычным фактором жизни в Латвии.

— И как именно осуществляется «реформа»?

— Как? Есть такое слово — «волюнтаризм». Это когда произвол некоторой воли грубо, без учета контекста и воль других людей, делает то, что делает. Пожалуй, самым неприятным в ходе «реформ» с самого их начала ещё в 2004 году и до фактического завершения является то, что мнением русскоязычного населения по вопросу образования их же детей не просто пренебрегают. Оно игнорируется с особым цинизмом. Причём у меня создаётся впечатление, что сам процесс этого унижения доставляет определённым людям больное, злорадное наслаждение. Не случайно же, что рядом с темой о «реформе» в латышской прессе время от времени появляется образ мести. Типа «пусть русские почувствуют, каково нам было под их властью». Хотя при СССР латышские школы никто закрывать и не собирался… То есть нечто паталогическое в той ускоренной, бескомпромиссной, недиалогичной и грубой форме проведения «школьной реформы» определенно присутствует. К сожалению, это факт.

— И каковы, по вашему, окажутся последствия?

— Да, это самый болезненный вопрос для русских родителей — не выверты психологии современной латышской властной элиты, а будущее юного поколения. По-моему, обучение русских детей, доселе живших в родной языковой среде, на латышском неизбежно притормозит их развитие. Моему старшему ребенку ещё относительно повезло. У него имелась возможность первые годы учиться билингвально, познавая азы на понятном языке. Но и с ним были проблемы, поскольку все домашние и письменные работы уже шли на латышском. Хорошо, что мы с женой относительно неплохо владеем латышским языком и можем помочь ребенку в учёбе. О самостоятельном выполнении дочерью домашних заданий теперь речи идти вообще не может в принципе. Каково же в семьях, где с эрудицией и знаниями родителей обстоит неважно? Даже боюсь себе представить… А ведь таких семей в русскоязычной среде предостаточно…

— Но у вас ведь это не единственный ребёнок в семье?

— Есть ещё сын, который младше дочери. Совсем скоро он пойдёт в школу. Меня обуревают самые жуткие опасения по поводу того, как у него сложится обучение с первых школьных лет. Если и есть надежда, то на инерцию в пробуксовке «реформы», а также на личные качества первого учителя. И, конечно, мучает вопрос о том, насколько качественным и востребованным будет получаемое сыном образование. Так сложилось, что самой Латвии специалисты и умные люди практически не нужны. Нынешнее латышское образование попросту не предусматривает их подготовки. И в этой связи тот факт, что русский язык, — который во многих планах имеет огромный образовательный ресурс! — будет жёстко исключен из учебного процесса, меня сильно огорчает. Есть ещё небольшая надежда на то, что хотя бы отчасти эту роль в Латвии возьмет на себя английский язык и мои дети не останутся отрезанными от мира в маленьком «латышском гетто». Ведь, насколько мне известно, во многих небольших европейских государствах некоторые школьные предметы ведутся на английском. Но в Латвии же пока, отказываясь от одного из языков международного общения, взамен ничего не предлагают.

— Каким, по вашему, окажется выпускник бывшей «русской» школы, которого вынудили учиться целиком на латышском языке?

— Сам будучи по образованию педагогом, я знаю, что чересчур раннее освоение чужого языка чревато «полуязычием», когда человек одинаково коряво и примитивно общается и на родном и на неродном наречии. Мне известны примеры, когда некоторые русские родители отдавали отпрысков в латышские детские садики, дескать, так они блестяще выучат оба языка. А потом в школах обнаруживалось, что русские дети, вышедшие из латышских садов, имеют серьёзные речевые проблемы, обладая крайне низким лексическим запасом родного языка и не зная многих абстрактных понятий, с которыми им не приходится сталкиваться в быту. Потом им приходилось до двенадцати лет усиленно «догонять» своих сверстников из русскоязычных детских садов, теряя время на то, что их сверстники давно постигли. Сама же по себе восполнить тот лексический запас, который должен даваться ребенку в дошкольных учреждениях, семья не способна.

— То есть ребёнок, которого очень рано отдают в чужую языковую среду, может получить задержки в развитии родной речи?

— Да, но задержка речи — не единственная возможная проблема здесь. Ведь в садиках детей принято знакомить с началами родной культуры — сказками, стихами, песнями, частушками и т. д. Именно там закладываются основы национально-культурного самоопределения будущего взрослого человека. И понятное дело, что в садике с неродным языком всего этого он будет полностью или частично лишен. Опять же, отлучение маленького человека от родного языка неизбежно повлечет за собой трагедию не только его воспитания, но и понимания, общения с окружающими. Возрастные речевые задержки ведут к проблемам с мыслительным процессом и к остронегативной реакции со стороны самого ребенка: он либо начнет агрессивно реагировать на окружающую обстановку, либо просто «уйдет в себя». А сейчас власти Латвии уже обсуждают перевод на латышский и русских детских садиков… Чем же мы заслужили, что власти устраивают на наших детях подобные «эксперименты»?