Новый Шелковый путь: Путь один, а проблем много

У грандиозного проекта «Один пояс, один путь» (BRI) хватает проблем, но они, к большому сожалению США, решаемы. Несмотря на трудности, китайский мегапроект по-прежнему актуален и популярен.

В китайском мегапроекте, который свяжет при помощи крупных и мелких инфраструктурных проектов три континента: Азию, Африку и Европу и в который просятся даже страны из Южной Америки (Венесуэла), участвуют 88 государств. Очевидно, что он позволит Пекину многократно повысить свой авторитет на международной арене. Естественно, это тревожит США, которых КНР намерена сместить с трона главной державы мира. Не удивительно, что Вашингтон, отношения которого с Пекином после окончания Второй мировой войны, наверное, никогда не были такими плохими, как сейчас, пытается вредить конкурентам, где только можно. Конечно же, китайский мегапроект, начало которого можно отнести к программным речам председателя КНР Си Цзиньпина в Астане и Джакарте в 2013 году, в этом отношении очень удобная мишень.

С момента начала «Одного пояса, одного пути», название которого для упрощения несколько сократили — до инициативы «Пояс и путь» (BRI), прошли пять лет. Проект настолько огромен и состоит из такого гигантского количества инфраструктурных проектов поменьше (субпроектов), что проблем едва ли удалось бы избежать даже в том случае, если бы предлагаемые Пекином условия устраивали всех его участников. Консалтинговая компания RWR Advisory Group подсчитала, что с проблемами сталкивается каждый седьмой субпроект BRI, т. е. 14% или 234 из 1674 финансируемых Китаем инфраструктурных проектов. В большинстве случаев общественность стран-участниц недовольна условиями труда, медленной работой и страхами за национальную безопасность.

Снежный ком и розовые очки

Запад и, в первую очередь, США пытаются вставлять палки в колеса BRI при каждом удобном и неудобном случае. Причем, делается это на всех уровнях. Достаточно вспомнить знаменитый прошлогодний призыв вице-президента Майка Пенса не брать у Китая кредиты. И хотя Пенс не назвал мегапроект «Один пояс, один путь», который, кстати, считается «детищем» Си Цзиньпина, все понимают, что в первую очередь речь шла именно о нем.

Конечно, много сил и внимания уделяется обработке общественного мнения в тех странах, по территории которых должен пройти мегапроект. 2018 год и особенно его вторая половина прошли в нападках западных и, в первую очередь, американских СМИ на BRI. Западная пресса уделяла проблемам «Одного пояса, одного пути», пожалуй, больше внимания, чем собственным проблемам. Красной нитью через все статьи и репортажи проходит мысль: участники китайского мегапроекта наконец прозрели и с каждым днем все громче сомневаются в его пользе. Постоянно подчеркивается, что проблемы грандиозного проекта растут, как снежный ком, и что недалек тот день, когда азиатские страны, не желая становиться экономическим, сырьевым и финансовым придатком Поднебесной, начнут от него отказываться. Речь идет даже не столько о поисках средств на BRI, а нужно по самым скромным подсчетам не менее триллиона долларов, сколько о том, что участники проекта снимают розовые очки; видят, что все разговоры о пользе проекта для их экономик сильно преувеличивают выгоду и начинают пересматривать финансовые условия соглашений с китайскими компаниями или закрывать субпроекты. Западные журналисты в попытке придать объективность и беспристрастность своим опусам взахлеб пишут о том, что в «бунте» против Пекина участвуют не только те страны (Малайзия), отношения которых с КНР и раньше оставляли желать лучшего, но и союзники китайцев, к которым по праву относят Пакистан, Шри Ланку, Бангладеш и т. д.

Мальдивская Республика стала последним государством, у которого, по мнению Запада, раскрылись глаза. В конце августа 2018 года президент Абдулла Ямин открыл построенный китайцами мост, связывающий два острова архипелага, и назвал его «воротами в завтрашний день, в светлое будущее». Через месяц на Мальдивах сменилось правительство. Новые власти пришли в ужас от огромных долгов, сделанных предшественниками. Мале (столица Мальдивов) объявила условия тысячестраничного торгового соглашения с Китаем, в котором очень много места отведено BRI, «кабальными», и заявила о намерении его расторгнуть.

Исследование американского Центра глобального развития (CGD) выделило восемь участников проекта «Один пояс, один путь», у которых долги Китаю достигли опасных размеров. В список вошли Пакистан, Мальдивы, Лаос, Монголия, Джибути и ряд других стран.

Западные СМИ во главе с американскими изданиями не жалеют красок в описании коварства китайцев. Они энергично и с нескрываемым злорадством описывают, как начинают «прозревать» участники «Одного пояса, одного пути», но при этом, как обычно, лукавят и в большинстве случаев пытаются выдать желаемое за действительность. Многие западные журналисты явно сознательно не замечают форму, в которой выражают протест недовольные участники мегапроекта. В Исламабаде, Куала-Лумпуре, Коломбо и столицах других азиатских стран, которые на Западе записали в список «бунтовщиков», действительно говорят о желательности или даже необходимости пересмотра условий своего участия в BRI. Однако при этом никто из «бунтовщиков» не говорит о полном выходе из проекта. Речь идет о рабочих моментах, которые вполне можно решать в рабочем порядке. Напрашивается вывод, против которого Западу, по крайней мере, на данном этапе, похоже, нечего возразить: проект Си Цзиньпина продолжает сохранять свою привлекательность. Конечно, нельзя исключать возможность того, что кто-то из участников, недовольных условиями, при нежелании Пекина идти на уступки действительно выйдет из BRI, но пока таких стран нет. Куда больше шансов, как говорят события конца прошлого года, у «мягкого» сценария развития событий — Китай согласится внести где косметические, а где и реальные изменения в контракты и соглашения и проект продолжится несмотря на все попытки Запада помешать этому процессу.

Те же и Дональд Трамп

Скорее всего, в Пекине заранее был разработан план действий на случай «бунта», потому что в отсутствии прагматичного мышления китайское руководство не упрекнешь. В Пекине, конечно, помнят об альтруизме и благотворительности, о глобальной экономике и торговле, но в первую очередь в высших эшелонах власти, отвечающих за проведение внешней политики, думают о выгоде тех или иных действий на международной арене для Китая. Поэтому без особого риска ошибиться можно предположить, что в китайском руководстве прекрасно понимали, что рано или поздно может начаться «бунт» (в трактовке Запада) или возникнуть желание попытаться добиться более выгодных условий, что вовсе не говорит о каких-то «прозрениях». Известно, что при заключении соглашений о субпроектах BRI общественность в отдельных странах высказывала сомнения в альтруизме Пекина и в том, что польза от них перекроет очевидные риски и опасности. Однако власти в этих странах придерживались мнения, что на данном этапе плюсы перевешивают минусы. Сейчас же ситуация изменилась, и эти сомнения дали основания попытаться воспользоваться моментом и пересмотреть условия контрактов.

Понять участников «Одного пояса, одного пути», особенно, азиатские и африканские страны, можно. В подавляющем большинстве это бедные страны со слабой экономикой, которые нуждаются в модернизации инфраструктуры и инвестициях. Конечно, можно обратиться в МВФ или Всемирный банк. Однако в развивающихся странах прекрасно знают, какими жесткими условиями обставляют международные финансовые организации и в первую очередь Фонд выдачу кредитов и поэтому не торопятся идти к ним на поклон.

Естественно, кредиты КНР и китайские инвестиции в совместные инфраструктурные проекты оказались очень кстати. К тому же, Пекин дает деньги и выделяет помощь без политических условий, как это делает Запад и МВФ с ВБ. Наличием исключительно финансово-экономических условий и отсутствием политики в первую очередь и объясняется привлекательность китайских инвестиций и кредитов.

Такая ситуация существовала в 2013 году, когда начинался BRI. Мало что изменилось в этом плане и сейчас. Однако в 2017 году в уравнении появилась новая величина. Президент США Дональд Трамп выполнил предвыборное обещание и начал торговую войну с Китаем. В самом конце 2018 г. в Буэнос-Айресе было заключено трехмесячное перемирие, шансы которого на то, чтобы перерасти в прочный мир, специалисты оценивают как 50:50. Как бы ни закончились переговоры между китайской и американской делегациями, прошедший год и особенно его вторая половина прошли под знаком торговой войны между двумя главными экономиками планеты, последствия которой уже успели ощутить на себе почти все страны.

Естественно, в Азии не могли не заметить, что возникли условия для пересмотра соглашений с Пекином. В Исламабаде, Куала-Лумпуре и других столицах, конечно же, решили попытаться воспользоваться подвернувшейся благодаря Дональду Трампу возможностью и потребовали пересмотра контрактов.

«Пятая» колонна

Описывая «бунт» против проекта «Один пояс, один путь», на Западе и в Америке чаще всего упоминают Пакистан, который уже не одно десятилетие является стратегическим союзником Поднебесной в Западной Азии. В Исламабаде, конечно, хорошо понимают, что «всепогодность», т. е. дружба между КНР и Пакистаном при любых обстоятельствах, имеет простое объяснение — очень плохие отношения между Пакистаном и главным в западной части континента конкурентом и соперником Китая — Индией.

В Исламабаде с большим энтузиазмом было встречено предложение Си о создании Китайско-пакистанского экономического коридора (CPEC), громадного инфраструктурного проекта с примерной сметой в 62 млрд долларов, входящего в BRI! За пять последних лет Пекин выделил миллиарды долларов союзнику, экономическое и финансовое положение которого остается стабильно тяжелым.

Летом прошлого года в Пакистане прошли выборы. Власть перешла к партии «Движение за справедливость» во главе с Имраном Ханом. Во время предвыборной кампании Хан нередко говорил о том, что соглашения, подписанные правительством, невыгодны для Пакистана и обещал в случае победы их пересмотреть. Естественно, такие обещания нравились в Америке. Американские конгрессмены написали коллегам в Исламабад прочувствованное письмо, в котором выражали поддержку и призывали бороться как с BRI в целом, так и с СРЕС в частности.

Однако после того, как осела пыль после громких заявлений пакистанского премьера и его помощников, выяснилось, что почти ничего не изменилось. Об этом красноречиво говорит то, например, обстоятельство, что свой первый зарубежный визит Имран Хан совершил в Пекин. Его результаты, наверное, показали американским политикам, что рассчитывать на какие-либо серьезные изменения в отношениях между Исламабадом и Пекином наивно. В совместном пакистано-китайском заявлении по результатам переговоров говорится, что «стороны отвергают растущую негативную пропаганду против СРЕС». Разногласия закончились созданием рабочей группы, которая будет решать разногласия. Наверное, даже у самых больших пессимистов в Вашингтоне сейчас отпали сомнения в том, что компромиссы будут найдены и строительство коридора продолжится.

В Пекине могут не беспокоиться, что ситуация с Пакистаном выйдет из-под контроля, потому что их поддерживает пакистанская армия. Дело в том, что наряду несомненно с превалирующей экономической составляющей у BRI есть менее заметная военная составляющая, которая лучше всего просматривается в Пакистане.

Между Пакистаном и Китаем успешно развивается не только экономическое сотрудничество, но и сотрудничество в военной сфере. Буквально через две недели после замораживания Белым домом в начале прошлого года военной помощи Пакистану Исламабад и Пекин подписали секретное соглашение об увеличении производства пакистанцами китайских военных самолетов и другой военной техники. В соглашении также шла речь о расширении сотрудничества в освоении космоса.

Ряд пакистанских экономистов и политиков боятся, что рост долгов Китаю приведет к ослаблению суверенитета Исламабада. По данным пакистанского центробанка, на октябрь 2018 года госдолг Исламабада составлял $ 215 млрд, из которых почти $ 95 млрд приходились на внешний долг. Сейчас, когда закончена почти половина СРЕС, Пакистан должен Китаю $ 23 млрд. Однако к концу проекта долг вырастет до $ 62 млрд, а с процентами и до всех $ 90 млрд. Тем не менее, ситуация сейчас такова, что пакистанцам не остается ничего иного, как продолжать двигаться на восток, т. е. к Китаю, а не на запад, к США.

Еще до того, как стало известно о тайном соглашении в военной сфере между Исламабадом и Пекином, все больше политологов и экономистов обращали внимание на очевидные стратегические последствия крупнейших китайских инфраструктурных проектов в Пакистане. Так, миллиардное строительство Китаем порта и специальной экономической зоны в Гвадаре не только способствует расширению торговли, как справедливо говорят в Исламабаде и Пекине, но и дает Китаю сильный козырь против Индии и США на тот случай, если отношения между Пекином и Дели резко ухудшатся и китайцам придется прибегать к морской блокаде Индии. Мощный форпост западе Индии, в Аравийском море, даст КНР серьезное преимущество в таком конфликте.

В последние годы китайские госкомпании построили или начали строить и модернизировать порты в стратегически важных точках Индийского океана, заключая Индию в кольцо. Речь идет о таких странах, как Пакистан, Шри Ланка, Бангладеш и Малайзия. При этом в Пекине, конечно, утверждают, что эти порты будут выполнять исключительно торговые функции. Однако схожая ситуация с китайскими искусственными островами в Южно-Китайском море, которые тоже строились как гражданские проекты, а затем начали быстро превращаться в военные форпосты, заставляет Запад, пишет New York Times, сомневаться в искренности китайских чиновников.

Военные эксперты считают, что Китай может использовать Гвадар как базу для своих подводных лодок. Об этом заговорили в 2015 году, когда Пекин и Исламабад подписали контракт на поставку 8 субмарин на 6 млрд долларов. В специальной экономической зоне в районе Гвадара предполагается собирать китайские военные самолеты нового поколения. Это позволит Исламабаду постепенно заменить американские F-16, приобретение которых с каждым годом становится для него все труднее из-за ухудшения отношений с Вашингтоном.

Естественно, пакистанские военные поддерживают китайские планы. Так, например, после сомнений нового министра финансов Пакистана в целесообразности ряда инфраструктурных проектов командующий ВС Пакистана генерал Камар Джавед Бажва неожиданно отправился в Пекин. Встреча с Си Цзиньпином, кстати, прошла за полтора месяца до первого официального визита в Китай самого Хана в ноябре. Генерал Бажва публично заявил, что все проекты СРЕС несмотря на многочисленные проблемы будут доведены до конца и что пакистанская армия надежно обеспечит безопасность экономического коридора между двумя странами. К слову, вскоре после возвращения Бажвы в Исламабад все разговоры о приостановке или вообще отмене китайских инфраструктурных проектов в Пакистане прекратились…

В Пекине, конечно, не отрицают наличие проблем у «Одного пояса, одного пути». Китайское руководство соглашается с отдельными случаями неподобающего поведения китайских бизнесменов, заявил агентству Bloomberg высокопоставленный китайский чиновник, попросивший не называть его имя. В китайской столице, по его словам, прекрасно понимают, что подобные случаи могут навредить имиджу Поднебесной на международной арене и предпринимают меры по исправлению ситуации. Правительство КНР сейчас тщательнее проверяет все проекты, связанные с «Одним поясом, одним путем», и разрабатывает правила, которые неукоснительно должны выполнять китайские бизнесмены, работающие за границей. В первую очередь, усилия китайского правительства направлены на искоренение коррупции, волокиты и бюрократии и повышение качества работ. Не возражают в Пекине и против пересмотра контрактов, условия которых по каким-то причинам перестали устраивать партнеров.

Со всеми «взбунтовавшимися» странами, включая самые громкие случаи — Малайзию и Пакистан, Пекин сейчас ведет переговоры. Западу, хотя для него это очень неприятно, приходится признавать, что существующие соглашения не будут разорваны и что в них просто будут внесены изменения и поправки, в одних случаях мелкие и косметические, а в других, не исключено, и существенные.

Сергей Мануков