Вызов «панамского досье»: одолеет ли государство офшорную аристократию?

«Панамское досье» — ставший достоянием общественности архив панамской юридической компании Mossack Fonseca с информацией о десятках тысяч офшорных компаний и их владельцах — превращается во все более значимый фактор в мировой политике. Материалы этого архива уже стали поводом для официальных расследований в ряде стран, включая Россию. В конечном итоге, на кону стоит репутация самого института государства в его способности совладать с новым транснациональным классом «офшорной аристократии». Однако, судя по неизменным оценкам совокупного размера офшорных активов, этот поединок явно складывается не в пользу государства, и ситуация вряд ли принципиально изменится, пока представители офшорной аристократии будут иметь прямое представительство в органах власти.

4197 офшорных компаний, подконтрольных россиянам, обнаружено в ходе изучения «панамского досье», многие из них связаны с чиновниками и публичными представителями государства разного уровня, сообщил на минувшей неделе начальник управления по противодействию отмыванию доходов Росфинмониторинга Виталий Андреев на прошедшей в Москве конференции «Приоритетные направления антикоррупционной политики в России и мире». По его словам, эти компании совершили сомнительные финансовые операции на общую сумму более​ 5 млрд рублей. Это сравнительно незначительная сумма в сравнении с теми цифрами, которые фигурируют в независимых расследованиях неправительственных организаций, однако масштаб вовлеченности россиян в офшорные схемы существенно превосходит многие другие страны: в частности, по данным Росфинмониторинга, граждане США контролируют 3066 компаний из «панамского досье», а граждане Украины — всего 470.

Это выступление представителя финансовой разведки стало новым подтверждением того, что российские власти не воспринимают «панамское досье» как очередной слив компромата в глобальных масштабах (первоначально порядка 11,5 млн файлов архива были получены немецкой газетой Süddeutsche Zeitung от анонимного источника). Еще в апреле 2016 года, через непродолжительное время после его появления, представитель Генеральной прокуратуры Александр Куренной сообщил, что надзорные органы ведут проверку упомянутых в досье фактов, хотя в дальнейшем Генпрокуратура данные проверки засекретила. В апреле глава Росфинмониторинга Юрий Чиханчин, выступая на Евразийском антикоррупционном форуме, заявил, что его ведомство постоянно ведет анализ материалов «панамского досье» и других подобных архивов и уже установило связь упоминаемых в них компаний «с рядом российских публичных должностных лиц, в том числе из губернаторского, депутатского корпуса, руководящего состава органов исполнительной власти». Результаты расследования направлены в правоохранительные органы, сообщил тогда Чиханчин — об этом же 10 декабря проинформировал и Виталий Андреев.

Как показывает российская практика, между направлением материалов правоохранителям и возбуждением уголовных дел против их VIP-фигурантов (если таковое вообще происходит) может пройти несколько лет. Характерный пример — дело братьев Зиявудина и Магомеда Магомедовых, основателей холдинга «Сумма». Основной его эпизод — махинации при строительстве футбольного стадиона в Калининграде — относится к 2014 году, но задержали братьев только в марте этого года, причем, как сообщал РБК со ссылкой на собственные источники, этому предшествовало несколько месяцев отслеживания сотрудниками МВД и ФСБ их переговоров и переписки. Не менее длительная работа была проделана при подготовке «дагестанского дела», фигурантами которого стало больше десятка высокопоставленных чиновников — сразу после задержания первой «партии» подозреваемых оказавшийся в их числе премьер-министр Дагестана Абдусамад Гамидов заявил, что давно знал о собираемом в его отношении компромате и готовился к тому, что за ним придут.

Поэтому делать какие-либо прогнозы относительно того, когда материалы, переданные Росфинмониторингом в правоохранительные органы, превратятся в уголовные дела, и тем более гадать, кто может стать их фигурантом (списки российских чиновников, упоминаемых в панамском досье, не раз публиковались российскими СМИ), явно преждевременно. Но стоит напомнить о еще одной особенности многих громких антикоррупционных дел последних лет: если такие дела возбуждаются, то в их поле оказываются, как правило, не какие-то отдельные лица, а целые сети. Два упомянутых сюжета развиваются именно по этой логике, а первыми образцами такого подхода стали дела сахалинского губернатора Александра Хорошавина и главы Коми Вячеслава Гайзера — вместе с ними под следствием оказывались и представители их чиновного окружения, и связанные с чиновниками бизнесмены.

При этом следует учитывать политический контекст появления крупных антикоррупционных дел. Братья Магомедовы, видимо, не случайно оказались за решеткой незадолго до назначения нового состава правительства: их давний знакомый Аркадий Дворкович, в прошлом составе кабинета министров занимавший пост вице-премьера по ряду ключевых отраслей экономики, в мае сложил полномочия и стал сопредседателем фонда «Сколково», а затем президентом Международной шахматной федерации (ФИДЕ).

Не попал в новый состав правительства и бывший первый вице-премьер Игорь Шувалов, не раз становившийся героем расследований в связи с принадлежащими его семье крупными активами, в том числе за пределами России. На днях Шувалов, ныне возглавляющий Внешэкономбанк, вновь стал фигурантом расследования. Международная организация Центр по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP), которой в 2015 году было передано «панамское досье», сообщила со ссылкой на закрытый реестр недвижимости эмирата Дубай, что семье Шувалова на его территории принадлежит вилла стоимостью около $ 8 млн. Однако представитель семьи Александр Мачевский уже заявил, что бо́льшая часть недвижимости Шуваловых, в том числе в России, принадлежит юридическим лицам и используется по договорам аренды, а все обязательства по отчетности в отношении этого имущества выполнены.

Принципиальный момент, который стоит подчеркнуть: изучение «панамского досье» российскими контролирующими органами изначально встроено в глобальный контекст — выявлением офшорных махинаций параллельно занимаются финансовые разведки многих стран. В конце ноября стало известно о настоящей спецоперации с участием 170 человек, которую провели спецслужбы Германии в офисах Deutsche Bank в связи с «панамским досье». Пресс-служба банка подтвердила факт обысков в сообщении для СМИ и заявила, что банк полностью сотрудничает с властями в данном вопросе. Как сообщает немецкая прокуратура, поводом для расследования стали действия двух сотрудников Deutsche Bank, которые помогали клиентам открывать офшорные компании и отмывать через них полученные преступным путем средства.

Аналогичное дело несколько дней назад было возбуждено в США. Его фигурантами стали гражданин Панамы Рамзес Оуэнс, граждане Германии Дирк Брауэр и Харальд Иоахим фон дер Гольц, а также американец Ричард Гаффи, на протяжении многих лет курировавшие схему по выводу миллионов долларов в офшоры и репатриации не облагаемых налогами денег в банковскую систему США. Этот сюжет также демонстрирует, что пресечение офшорных схем носит транснациональный характер. Брауэр, работавший инвестиционным менеджером в компании по управлению активами Mossfon Asset Management, тесно связанной с панамским регистратором офшоров Mossack Fonseca, был арестован в Париже в середине ноября, фон дер Гольца задержали в Лондоне, а бухгалтера Гаффи — в Бостоне. Оуэнс, панамский адвокат, работавший на Mossack Fonseca, пока остается на свободе. Обвинительное заключение против них насчитывает 11 пунктов.

По данным американского обвинения, схема действовала начиная по меньшей мере с 2000 года, поэтому процесс обещает быть громким. Пока Министерство юстиции США сообщает лишь общие детали махинаций. Чтобы скрыть активы и доходы своих клиентов, Оуэнс и Брауэр создавали непрозрачные оффшорные трасты и необъявленные банковские счета от имени налогоплательщиков США, которые были клиентами Mossack Fonseca, а также создавали, продавали и обслуживали фиктивные фонды и подставные компании в Панаме, Гонконге и на Британских Виргинских островах. Имена клиентов Mossack Fonseca, как правило, не фигурировали в документах о регистрации фиктивных фондов или связанных с ними подставных компаний, хотя клиенты фактически находились в бенефициарном владении и имели полный доступ к активам этих юридических лиц и счетов.

Сам факт, что описанная схема действовала на протяжении почти двух десятилетий, напоминает об огромных масштабах капиталов, скрытых в офшорах. В недавно опубликованной книге «Государство. Цена порядка» ректора Европейского университета в Санкт-Петербурге Вадима Волкова приведены следующие данные: «По оценкам ОЭСР, в 2010 году объем находящихся в офшорном секторе финансовых активов составлял от $ 21 до $ 31 трлн. По последним оценкам, в 2015 году его объем составляет от $ 24 до $ 26 трлн. К этому надо прибавить до $ 10 трлн материальных активов типа недвижимости, яхт, драгоценностей, частных самолетов, нефтяных скважин, объектов искусства и т. п., юридически спрятанных в офшорах своими владельцами от налогообложения, конфискации или раздела имущества в случае развода. До 90% этого богатства принадлежит менее 10 миллионам человек, или 0,014 населения Земли».

К концу прошлого десятилетия на офшоры была заведена примерно треть мировых активов, а также на них приходилось 53% всех трансграничных финансовых операций. «Мы просто не представляем себе масштабы этого сектора», — констатировал Вадим Волков в своем выступлении на международной конференции «Возвращение политэкономии», проходившей в Москве в сентябре 2009 года, в момент глобального финансового кризиса. В тот момент весьма популярной среди экономистов была идея усиления государственного регулирования во избежание новых ведущих к кризису «пузырей», а ряд участвовавших в конференции экспертов призывали к реанимации социального государства. «Если сейчас будет очередная волна социального государства и изменение в сторону повышения корпоративного налогообложения, усиление государства и его распределительных функций, то предсказать, что будет, легко. Будет четвертая волна роста оффшорных экономик», — отмечал по этому поводу Волков.

«При наступлении глобальных финансовых кризисов, — констатирует он в своей книге 2018 года, — лидеры ведущих стран начинают оказывать давление на офшорные юрисдикции и, как это было в 2009 году, добиваются смягчения режима секретности, то есть возможности раскрытия счетов и имен владельцев по требованию финансовых властей стран ОЭСР. Тем не менее после нескольких громких процессов против какого-нибудь крупного банка или фонда все возвращается в исходное состояние, а масштабы офшорного сектора не уменьшаются… Это похоже на теневую экономику для богатых. Но если традиционная теневая экономика ограничена сетями личных связей, то офшорный сектор имеет глобальный масштаб и самые совершенные финансовые инструменты».

Судя по приведенным выше цифрам, прошедшие без малого десять лет продемонстрировали, что офшорная экономика не стала меньше и в условиях повсеместного сворачивания остатков социального государства и резкого нарастания глобального неравенства. Но если в 2008—2009 годах массовая реакция на безответственность элит принимала еще вполне карнавально-постмодернистские формы наподобие движения Occupy, то акции «желтых жилетов» во Франции, стихийно распространяющиеся на другие страны, демонстрируют уже совершенно иное качество антиэлитных настроений во всем мире.

По большому счету, для государства сейчас наступает момент истины: способно ли оно еще стать выразителем общей воли народа, как это подразумевает классическая доктрина общественного договора, или же оно окончательно превратилось в инструмент обслуживания классовых интересов, в полном соответствии с марксистскими формулировками? В последнем случае борьба государства с офшорами будет, увы, описываться известным выражением «пчелы против меда». При этом офшоры отнюдь не являются каким-то частным случаем — в конечном итоге, это индикатор того, как распределена социальная власть в глобальном масштабе. «Офшоры — вот как выглядит сегодня мир сильных», — лаконично формулирует британский журналист Николас Шэксон в своей книге «Острова сокровищ». «Дело не сводится к деньгам и налогам: множество других процессов — обрабатывающие производства, индустрия развлечений, энергопотребление, отходы, выбросы углекислого газа, безопасность — выводятся в офшоры и полностью или частично выпадают из нашего поля зрения. Все эти виды деятельности до определенной степени перенесены в офшоры и размещены в „секретных юрисдикциях“. Оказываясь в офшорах, они соединяются в разнообразные цепочки сокрытия фактического положения дел», — добавляет в своей книге об офшорах английский социолог Джон Урри.

«Почему не получается „прикрыть“ офшорный сектор? Ведь это можно сделать, просто блокировав трансакции из этих юрисдикций в другие страны. Очевидно, что элиты большинства стран заинтересованы в его сохранении», — констатирует Вадим Волков в последней книге о государстве. В целом, по его мнению, этот интерес связан с двумя аспектами. Во-первых, классические офшорные юрисдикции («банановые республики») связаны договорами и специальными отношениями с такими странами, как Сингапур, Нидерланды, Великобритания, Швейцария и Германия (точнее, с Цюрихом, Лондоном, Нью-Йорком, Франкфуртом, Амстердамом и Гонконгом как глобальными финансовыми центрами), к тому же все крупнейшие частные банки имеют дочерние структуры в офшорных зонах. А во-вторых, указывает Волков, политические элиты, особенно постсоветских и развивающихся стран, заинтересованы в том, чтобы повысить ренты и снизить уровень ответственности перед своими гражданами путем вывода за рубеж доходов, которые в противном случае поступали бы в бюджет.

Россия здесь действительно стоит особняком. По оценка группы экономистов во главе с французом Тома Пиккети, автором бестселлера «Капитал в XXI веке», с 1990 по 2015 годы россияне вывели в офшоры объем богатства, равный примерно 75% национального дохода страны, а стоимость активов и собственности, которой российские граждане владеют за пределами России, примерно равна стоимости того, чем владеют граждане внутри страны.

Николай Проценко