Бизнес и неблагодарное общество: Чубайс блеснул нищетой философии

Очередные откровения Анатолия Чубайса о неблагодарном отношении российского общества к бизнесу не звучат сенсационно — Чубайс за почти три десятилетия своей публичной карьеры говорил на камеры и не такое. Вне общего контекста дискуссии на VI Общероссийском гражданском форуме (ОГФ), на котором и прозвучали эти слова Чубайса, их смысл будет истолкован в совершенно очевидном этическом или эмоциональном ключе. Но Чубайс в своем выступлении предложил целую картину мира, без преувеличения социально-философскую доктрину, которая при внимательном анализе оказывается настолько противоречивой, что впору заподозрить «отца российской приватизации» в отсутствии базовых навыков логического мышления. Впрочем, вряд ли можно было ожидать чего-то иного в исполнении провинциального эпигона ортодоксального неолиберализма.

«Общество в моем понимании глубоко инфантильно. Оно вообще за 25 лет не удосужилось даже сказать спасибо бизнесу за все, что бизнес сделал в стране», — это мгновенно растиражированное в СМИ и социальных сетях заявление Чубайса было лишь небольшой частью его шестиминутного выступления во время дискуссии «Бизнес — общество — власть: старые проблемы, старые ожидания», одной из главных в программе ОГФ. В списке панельных участников дискуссии, помимо Чубайса, значились председатель Счетной палаты РФ (и один из инициаторов ОГФ) Алексей Кудрин, главный экономист Внешэкономбанка Андрей Клепач, директор по стратегическому планированию и развитию холдинга «Ренова» Олег Фомичев, генеральный директор Фонда президентских грантов Илья Чукалин.

Передавая слово Чубайсу (он выступал вторым, после Андрея Клепача), модератор дискуссии, исполнительный директор PWC и профессор «Сколково» Светлана Миронюк предложила ему ответить на два вопроса. Во-первых, почему в диалоге бизнеса, общества и власти неактивен «третий сектор» (то есть неправительственные организации)? А во-вторых, почему общество в этом треугольнике «стоит немного в стороне» и при всей его активности не наблюдается системного взаимодействия ни с бизнесом, ни с государством?

Ответ на эти вопросы Чубайс начал с общего описания того, как он видит существующие отношения между вершинами предложенного треугольника: «Власть недолюбливает общество, не любит бизнес. Общество явно не любит власть и терпеть не может бизнес. Бизнес с недоверием относится к власти, а что такое общество, вообще не понимает. Очень все гармонично, целостно, мы продолжаем двигаться вперед. Не страшны дурные вести — мы в ответ бежим на месте. Все в порядке, все замечательно, все устойчиво. Рисков нету. В таком состоянии можно прожить очень долго».

Отсюда Чубайс переходит к рассуждению о том, кто «мог бы быть инициатором, драйвером» (надо полагать, развития), и признается, что смотрит на вещи достаточно пессимистично: бизнес, по его словам, по определению этим драйвером быть не может, а «общество в моем понимании глубоко инфантильно». Однако в этой коллизии Чубайс однозначно становится на сторону бизнеса, который «ведет себя так, как может»: «Что вы хотите от бизнеса, который вырос из 91-го года, до декабря которого в нашей стране действовала статья УК РСФСР, которая называлась „частнопредпринимательская деятельность“? Бизнес, родившийся из этого, которому еще и тридцати-то нет, конечно, он отроческий, мальчишеский, поверхностный, нуворишеский и т. д. Это неизбежно. В этом смысле мои претензии как раз не на стороне бизнеса, а на стороне общества» (дана дословная цитата — прим. EADaily ).

Развивая эту логику, Чубайс задается вопросом: где в реальности можно искать источник для того, чтобы выбираться из этого «блестящего безнадежного треугольника», — и заимствует ответ на него у Пушкина: «Я глубоко убежден в том, что в России всегда было и, к сожалению, остается главным европейцем правительство. В этом смысле я не верю, что общество само по себе способно вдруг очнуться и сказать: ой [в смысле: спасибо бизнесу]. Я не верю в то, что бизнес станет таким красивым, сознательным и социально эффективным, что обществу станет стыдно. Могло бы теоретически начать вытаскивать ситуацию — мы говорим сейчас о десятилетнем времени — государство. Начать с того, что реабилитировать бизнес, реабилитировать крупный бизнес, сказать ему „спасибо“, наградить его, поощрить. Сделать российских предпринимателей настоящими героями нашего времени. Они этого более чем заслуживают. Могло бы государство это сделать? Легко! Сделает оно? Нет, не сделает. Поэтому у нас полная гармония, абсолютно достойные всех партнеров взаимоотношения».

В действительности выступление Чубайса является типичным примером ситуации, описываемой формулировкой «сам же ответил на свой вопрос». Ведь если бизнес «ведет себя так, как может», то на какое ответное отношение общества он может рассчитывать? Общество в такой логике просто платит бизнесу той же монетой. Разница между ними лишь в том, что общество оказывается «инфантильным», а бизнес чуть старше — «отроческим, мальчишеским», но никак не взрослым.

При этом остается совершенно непроясненным, какой именно бизнес Чубайс имел в виду. Если брать российскую бизнес-элиту, то у нее, за немногочисленными и в целом всегда имеющими место исключениями, кажется, дела обстоят не так уж плохо. Всего за несколько дней до выступления Чубайса стало известно, что совокупное состояние самых богатых россиян в рейтинге Bloomberg Billionaires Index (BBI) увеличилось за 11 месяцев этого года на $ 2,657 млрд. По данным другого известного рейтинга, составляемого журналом Forbes, число долларовых миллиардеров в России за последние два года увеличилось на 29 человек — с 77 в 2016 году до 106 по итогам 2017 года. Происходило все это на фоне затяжного падения реальных доходов населения, то есть общества — нормальная для любого кризиса история: сильные становятся еще сильнее, а слабые — еще слабее. Но, если следовать логике Чубайса, общество еще и должно было забыть об этом ради благодарности бизнесу (точнее, крупному бизнесу)?

Допустим, общество в самом деле не горит желанием славословить бизнес, но заявление, что он лишен наград и поощрений со стороны государства, мягко говоря, не соответствует действительности. Вряд ли стоит приводит конкретные примеры, поскольку большая часть бизнесменов из списков Bloomberg и Forbes имеет с государством вполне сложившиеся отношения и вряд ли страдает от дефицита признания своих заслуг перед отечественной экономикой. Кому-то, конечно, может не повезти, как оказавшимся за решеткой братьям Магомедовым или ряду региональных магнатов помельче, но это, в конечном итоге, вопрос соблюдения негласных правил игры с государством, о которых все вхожие в сферу политического капитализма прекрасно знают. Так что применительно к отношениям государства и крупного бизнеса высказывания Чубайса — абсолютное лукавство.

Если же Чубайс имел в виду малый и средний бизнес, который сейчас действительно переживает далеко не лучшие времена, то очень странно слышать призывы к государству сделать предпринимателей «героями нашего времени» из уст ортодоксального рыночника, который называет рыночную экономику «феерической заслугой человечества» (в том же выступлении на ОГФ). Единственное, чего бизнес может просить у государства в рамках доктрины рыночного фундаментализма, — это не мешать. Как не без иронии сказал по этому поводу один бизнесмен средней руки, вышедший из первой волны кооперативного предпринимательства: лучшая государственная поддержка малого бизнеса — никакой поддержки малого бизнеса. И уж тем более никакой героизации. Вдвойне странно слышать такие заявления от руководителя одного из ключевых государственных институтов развития — УК «Роснано», который эту поддержку бизнесу и должен оказывать. Так что если рассматривать слова Чубайса как официальную позицию руководителя «Роснано» (в каковой он был представлен аудитории дискуссии на ОГФ), то он оказался в роли той самой унтер-офицерской жены, которая сама себя высекла. Напоминание о власти как «первом европейце» лишь усугубляет этот эффект: как и положено ортодоксальному «сислибу», Чубайс в очередной раз дает понять, что правительство все делает правильно, только вот народец ему не тот достался, а потому, уж, извините за отсутствие результатов — другого народа (общества) у нас для вас нет.

Из этой убежденности, как видно, проистекает и еще одно заявление Чубайса, сделанное им в заключительной части его выступления на ОГФ, где он все же нашел «один оптимистический момент»: «Это „третий сектор“, который не бизнес, не государств и не общество. Это сектор, который социальное предпринимательство, который не про бабки, а про то, как людям сделать человеческую жизнь, нести им добро. Третий сектор, который, как мы знаем, возглавляют в основном женщины в нашей стране. В этом смысле третий сектор — это единственный позитивный росточек среди трех мощных дубов под названием государство, общество и бизнес».

С точки зрения той теории социальных агентов, в рамках которой и появилось само понятие «третий сектор», сказанное — либо абсолютная ересь, либо незнание азов. Ведь третий сектор — это и есть общество (гражданское общество), реализующее свои «низовые инициативы», в том числе посредством отдельного типа институтов — неправительственных некоммерческих организаций (НПО и НКО). В этом как раз и состоит смысл определения «третий» — первым сектором в данном случае выступает правительство, власть в целом, вторым — бизнес. Эта рамка и была задана организаторами дискуссии, однако Анатолий Чубайс предложил собственное и совершенно оригинальное представление о третьем секторе: он у него произрастает не из общества, а из какой-то неведомой субстанции, природу которой Чубайс так и не прояснил.

Едва ли это случайный ляп: отказывая российскому обществу в зрелости, Чубайс не может признать, что отдельные здоровые, по его оценке, институты порождены этим самым обществом, которое, конечно же, гораздо сложнее, чем представляет его «прораб приватизации». Развивая эту мысль, Чубайс открытым текстом дает понять, что от общества вообще не приходится ожидать чего-либо дельного: «Я не верю, что общество само по себе способно вдруг очнуться». Единственное, что должно делать общество в этой картине мира — это априори признавать, что правительство как «первый европеец» обладает неким универсальным знанием о том, куда и как должна идти страна, и принимать спущенные ему решения без обсуждения, а еще лучше — с чувством глубокого удовлетворения. Так за риторикой несгибаемого рыночника проскальзывают хорошо знакомые черты руководителя советского стиля, вооруженного «всепобеждающим учением». Отсюда и регулярные стрелы, которые Чубайс в своих выступлениях отпускает в адрес СССР, который преследует Чубайса как застарелый недолеченный невроз.

«Такой титанической мощи разрушения ресурсов всех видов, как это было в нашей с вами родной советской экономике, никто никогда не достигал. Способность уничтожить феерический объем ресурсов во всех отраслях была продемонстрирована полноценно и полномасштабно. Тысячи заводов, строившихся и не введенных; миллиарды рублей объемов валового продукта, не востребованного никем; города, построенные в регионах, где человечество не строит города, потому что там жить невозможно, и т. д. Давайте мы не будем назад колесо истории поворачивать, тем более в нашей стране», — призвал Чубайс во второй части дискуссии, вновь получив слово по совершенно не относящейся к советскому прошлому теме — новомодной теории «экономики счастья».

Спорить с приведенными аргументами, наверное, можно, но лучше вспомнить о тысячах предприятий, безвозвратно развалившихся в девяностых, миллиардах долларов стоимости природных ресурсов, перекачанных за границу новоявленными бизнесменами, в конечном итоге, о миллионах людей, разом оказавшихся в это «время возможностей» за чертой бедности. К российскому обществу Чубайс может относиться сколь угодно пренебрежительно, но это не значит, что общество должно отказаться от множества неудобных вопросов, в том числе лично к Чубайсу, которые до сих пор остаются без ответа.

Николай Проценко