«Хезболла» достигла «возможностей, сравнимых с ядерными»: Израиль в фокусе

Jewish News Syndicate сообщает о докладе, обнародованном Еврейским Институтом Национальной Безопасности о той стратегической угрозе, в которую превратилась для Израиля ливанская «Хезболла». По данным авторов доклада, cледующий конфликт с «Хезболлой» «не будет похож ни на одно столкновение Израиля с врагами, которое мы видели до сих пор».

Доклад предупреждает: «Изменения в стратегической обстановке за последние 12 лет приведут к беспрецедентному количеству смертей и разрушениям». Доклад указывает на «количественный скачок» в возможностях «Хезболлы» в разрушении Израиля.

Доклад подчеркивает: «У Хезболлы» — больше огневой мощи чем у 95% конвенциональных армий мира, и у нее больше ракет, чем у всех европейских стран-членов НАТО, вместе взятых".

Ранее изриальские аналитики опубликовали доклад, в котором предупреждают, что «Хезболле» удалось достигнуть с помощью конвенциональных средств «возможностей, сравнимых с ядерными». По различным оценкам, у «Хезболлы» — 120−140 тысяч ракет, по сравнению с 10 тысячами в 2006 году.

Количество активных членов «Хезболлы» увеличилось с 13 тысяч в 2006 до 25 тысяч, вместе с 25−30 тысячами членов в резерве.

В докладе говорится: «Хезболла» развернула ракетный арсенал вблизи и внутри гражданской инфраструктуры, включая жилые кварталы, госпитали, школы и мечети, в надежде сорвать воздушные удары ЦАХАЛа и возложить вину за потери гражданских на Израиль".

Целью будущего конфликта является нанесение «политического поражения» Израилю: «Нелегально подставляя гражданских под удар, манипулируя нарративом и используя неверную трактовку законов войны, „Хезболла“ постарается представить Израиль в качестве аморального и нелегального убийцы гражданских. „Хезболла“ надеется выжить с тем, чтобы снова начать войну в будущем, одновременно делигитимизируя ЦАХАЛ в глазах всего мира — до того, как ему удастся одержать победу».(mignews.com)

Газета «Еврейский Мир» опубликовала аналитическую статью писателя, публициста Бориса Гулько (США), под заголовком «Время и смерть».

Томительную и страшную загадку являет человеку время. Выдающийся психолог Жан Пиаже утверждал, что младенец не выделяет себя из окружающей среды, и формирование его «я» происходит по мере формирования его представления о времени. Мы ощущаем себя через время, живём во времени, умираем с ним.

Профессор физики и философ Эдуард Бормашенко сокрушился: «Неопределённость, неоднозначность слова „время“ огромна, поди ка определи время через что-либо более первичное». Острее всех воспринимают драму, зовущуюся временем, те, кто острее всех воспринимают всё — великие поэты. Анна Ахматова написала:

«Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?»

Об этой драме — борьбе человека со временем — одно из главных произведений мировой литературы — «Фауст» Гёте. Итог той борьбы пытался подвести Мефистофель:

«В борьбе со всем, ничем ненасытим,

Преследуя изменчивые тени,

Последний миг, пустейшее мгновенье

Хотел он удержать, пленившись им.

Кто так сопротивлялся мне, бывало,

Простерт в песке, с ним время совладало,

Часы стоят".

(Перевод Бориса Пастернака)

О том же, в обратной перспективе — в стихе Иосифа Бродского: «Время создано смертью». Бормашенко рассуждает: «Без тела мы не знали бы ничего ни о времени циклическом (вбитом в нас периодическими процессами, идущими в организме), ни о времени линейном, порождённом смертью». Можно догадаться, что там, где нет тел, например, в мире душ, нет и времени. Также ничего нельзя сказать о времени до появления человека на земле. Бормашенко отметил: в ньютоновском абсолютном пространстве-времени «течение времени рассматривалось как процесс во времени — налицо порочный круг». В свою очередь, он предполагает: «Время прячется в тех же складках нашего мистического опыта, где расположились «Б-г», бытие, «один». То есть время представляется ему не только физическим понятием, но и духовным.

У двух создателей западной цивилизации — греков и евреев — время различно. По Аристотелю — Вселенная вечна, значит вечно и время. В теории Парменида помимо Бытия ничего нет. У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Оно неподвижно. Бытие никем и ничем не порождено; иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет. По этой же причине оно не может закончиться, превратиться в Небытие, которого нет. Время в такой неподвижности строго линейно.

По Торе, напротив, мир был создан, значит, с ним было создано и время. Есть пророчества, что мир будет завершён — восстанием из мёртвых и Страшным судом. Это можно понять так, что время завершится. Неравномерно и течение времени. Рабби Авива Татц представил это так: «Время — это главный сосуд, содержащий остатки Творения. Временная среда неоднородна и неоднопланова — она течёт циклично под воздействием пульсации энергии». Об этой пульсации: каждый седьмой день отличен от шести предыдущих и шести последующих. Он — Шаббат. Каждую неделю на закате пятницы евреи поют гимн встречи Шаббата, составленный в XVI веке каббалистом из Цфата Шломо Галеви: «Выйди, друг мой, навстречу невесте, мы вместе встретим субботу». Мидраш «Брейшит раба» учит, что Б-г, сотворив время субботнего дня, сказал субботе: «Израиль будет твоим супругом». Сексуальный подтекст времени субботы почувствовал и Бабель, увидев, отправляясь в рассказе «сын Рабби» на празднование Шаббата, как «суббота, юная суббота кралась вдоль заката, придавливая звезды красным каблучком».

Отлично от прочих дней года время Йом-Кипура, в который запечатывается наша судьба на грядущий год. Этому дню надлежат пост, раскаяние и мольбы о хорошем годе. Иная эманация у другого дня поста — девятого Ава, времени несчастий евреев. В этот день были разрушены оба наших Храма, в 1492 году евреи были изгнаны из Испании, происходили другие несчастья. На этот день в 2005 году выпало назначенное израильским правительством изгнание евреев из сектора Газа. Спохватившись, изгнание отложили на несколько дней, но катастрофические последствия такого членовредительства последовали всё равно.

В этом году в этот день, когда евреи голодали, сокрушаясь о прошлых несчастьях, в Тель-Авиве митинговали геи, протестуя, что государство не нанимает для их размножения суррогатных матерей, компенсируя замысел Создателя, награждающего деторождением только разнополый секс. На следующий день из Стены Плача вывалился камень, пролежавший в ней, вероятно, не менее двух тысяч лет. Такой тревожный омен должен насторожить.

Самая драматичная загадка времени связана с ограниченностью земной юдоли. «Неужели я настоящий./ И действительно смерть придёт?» — сомневался Мандельштам. Самое совершенное творение во Вселенной — человеческая душа, и трудно принять, что такая ценность, когда изнашивается тело, бесследно исчезает. Соперничество двух возможных картин мира — рациональной и мистической, достигло в наши дни критической стадии. Рациональная картина мира распадается. Наука вошла, по определению Бормашенко, в стадию постмодернизма. Родоначальник квантовой механики Макс Планк заметил, что новые физические теории побеждают не оттого, что они будто бы более правильные, а потому, что вымирает поколение учёных, веривших в прежние. Фейнман в своём знаменитом курсе физики написал об электромагнитном поле, что он был бы рад представить наглядную картинку «из колёсиков и ремешков», изображающую его. Но пользы от картинки не будет. Вот приведённые уравнения — они и есть это поле. Физик и теолог Джералд Шрёдер заключил о современной науке: теорию относительности ещё можно понять, квантовая же механика уже не поддаётся пониманию в принципе. Бормашенко продолжает тему: «Теории струн, претендующей на то, чтобы стать всеобщей теорией всего, вовсе не нужна действительность». Поэтому для осознания мира требуются иные, комплексные идеи. Такую предложил известный астрофизик профессор Джоэль Примак в статье «Квантовая космология и каббала», написанной им совместно с Нэнси Абрамс. Соавторы вводят понятие «теоретическая теология, духовный аналог теоретической физики». Представив невероятную «теорию инфляции», описывающую события, произошедшие за очень короткое время, «значительно более короткое, чем требуется свету, чтобы пересечь ядро атома» до «Большого взрыва», описав разлетающиеся от нас со скоростью света галактики, загадочную «тёмную материю», составляющую более 90% массы Вселенной, которая «не звёзды, не пыль, не газ или что иное, о чём мы знаем», которая «не излучает и не поглощает никакого излучения, которая большей частью, вероятно, не состоит из электронов, протонов, нейтронов или других элементарных частиц», соавторы предлагают подход, позволяющий осознать описанное. Этот подход — «каббала, метафорическое описание набора фундаментальных универсальных отношений, которое, в свете современной астрофизики, оказывается ближе к реальности, чем бесконечное прямоугольное пространство ньютоновского видения мира». Соавторы считают нужным объединить метод каббалы со строго научным: «Как свет не может быть аккуратно описан как частица или волна, но только как нечто выше обеих метафор, так Вселенная не может быть адекватно описана ни как нечто, наблюдаемое научно, ни как нечто, изведанное только духовно. Функциональная космология должна объединить оба подхода. Термины каббалы полезны, поскольку связывают воедино поиски правды с поисками Б-жественного».

Используя метод, предложенный соавторами для понимания Вселенной к поэтической формуле Бродского, с которой я начал, определяющей время через смерть, обнаружим неопределённость на обеих сторонах равенства. Тора касательно смерти уклончива: «И скончался Авраhам… И был приобщен к народу своему (Бытие25:8); Яаков… скончался, и был приобщен к народу своему» (49:33). Что означают эти фразы? И почему так много места Тора уделяет месту захоронения этих праотцев? Каббала более определённа, утверждая по окончании жизни возможность «гилгула» — реинкарнации. Рациональные наблюдения тоже дают основания для принятия фактов реинкарнации. Эти основания — многие тысячи воспоминаний людей, переживших клиническую смерть, опыты гипнотерапевтических регрессий, описанные, например, в книгах и лекциях равом Свирским, 3000 случаев детских воспоминаний о прошлых жизнях, приведённые в книге профессора Я. Стевенсона. Об этой книге можно прочесть в моём старом эссе «Мы с вами где-то встречались». Распадается понимание смерти, смазывается и попытка определить через неё время.

Чрезвычайно интересна идея моего друга физика-теоретика, который в беседе предложил, используя каббалистическую схему четырёх миров, описанную, например, в книге рабби Адина Штейнзальца «Роза о тринадцати лепестках», представить наш мир «Асия», низший из четырёх, как проекцию располагающегося над ним мира «Ецира».

Более высокий мир имеет большую размерность, чем наш. Так время, одномерное в нашем мире, может в мире Ецира быть многомерным. Этим объясняются деформации его в проекциях на мир Асия. Вероятностные процессы квантовой механики могут быть проекциями детерминированных процессов мира Ецира. Да и наш мир в упомянутой выше теории струн оптимально описывается не как четырёхмерный — три измерения плюс время, а как одиннадцатимерный.

И души людские, завершив земной путь, отправляются, «приобщаться к народу своему» назад к своему источнику в мир Ецира.

Чувствовал нечто подобное такой схеме одарённый как пророческим, как и поэтическим даром Владимир Соловьёв:

«Милый друг, иль ты не видишь,

Что все видимое нами —

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий —

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?"

Выдающиеся поэты улавливали мистическую составляющую смерти, прочим незаметную. Так, у Анны Ахматовой:

«Когда человек умирает,

Изменяются его портреты.

По-другому глаза глядят, и губы

Улыбаются другой улыбкой.

Я заметила это, вернувшись

С похорон одного поэта.

И с тех пор проверяла часто,

И моя догадка подтвердилась".

Скорее всего, из-за более тесной связи с источником своей души в более высоком мире, мире Ецира, проявляющейся в умении слышать Торжествующие созвучия, столь сильно у поэтов стремление вернуться к этому источнику, сократив своё земное бытие. Я писал об этом в недавнем эссе «Поэт и смерть». (Автор: Борис Гулько)