Рубль в плохой компании: парад девальваций пронесся по развивающимся рынкам

Российский рубль оказался далеко не единственной валютой, пережившей в августе очередную серию падения — аргентинский песо, турецкая лира, рэнд ЮАР и бразильский реал за последний месяц обесценились к доллару еще сильнее. Признаки нарастающей неустойчивости подают и такие валюты, как украинская гривна, казахстанский тенге, мексиканское песо, индонезийская рупия, венгерский форинт. Основную причину этой волны девальваций аналитики усматривают в ускорившихся процессах вывода инвесторами капиталов с развивающихся рынков.

Рекорд падения национальной валюты в августе установила Аргентина — за последний месяц курс песо к доллару снизился более чем на 40%, с 27,5 до 38,73 пункта, а за год девальвация стала более чем двукратной (в конце прошлого августа за один доллар давали 17 песо). После того, как в минувшую среду песо разово потерял почти 8%, центробанк латиноамериканской страны был вынужден прибегнуть к классическому монетаристскому решению — резко повысить учетную ставку, которая и так находилась на очень высоком уровне 45%. Новое значение ставки — 60%, и это не просто не обещает экономике Аргентины никаких шансов на выход из перманентного кризиса, а еще и грозит очередными потрясениями. О дефолте 2001 года в Аргентине еще не забыли, и сегодня ситуация стремительно движется к очередному краху (всего за два столетия независимости Аргентина объявляла дефолт восемь раз).

В начале лета МВФ предоставил Аргентине транш $ 15 млрд — 30% из обещанных $ 50 млрд. Значительная часть этих денег ушла на интервенции для поддержания курса песо, которые оказались тщетными. Президент Аргентины Маурисио Макри уже заявил, что ему удалось договориться с МВФ о получении оставшейся части денег, что теоретически должно позволить продержаться в 2019 году, когда объем выплат по долгам должен составить$ 8 млрд.

Однако догматическое поведение аргентинского ЦБ не остановило девальвацию — накануне песо обесценился к доллару еще на 12%, что стало самым сильным его падением начиная с декабря 2015 года, когда валюта страны была девальваирована сразу после вступления Макри в должность. В тот момент победа Макри была благожелательно воспринята инвесторами, в том числе в США, поскольку новый аргентинский президент планировал покончить с бюджетным популизмом предшествующих левых кабинетов.

Однако этот оптимизм не продлился долго — положение дел в аргентинской экономике и без валютного кризиса хуже некуда. Инфляция превышает 30%, а резкое падение песо неизбежно приведет к ее дальнейшему ускорению; еще в начале года правительство страны прогнозировало рост ВВП на 3%, но затем прогноз был кардинально пересмотрен, до падения экономики на 1%. К этому добавляется высокий бюджетный дефицит (6,5% ВВП в прошлом году), который только в следующем году планировалось снизить до 3,8% ВВП.

На втором месте по динамике девальвации в августе оказалась Турция — и то лишь потому, что во второй половине месяца лира несколько отыграла падение, немного не дотянув до критической отметки 7 пунктов за доллар. Но это лишь небольшое утешение для турецкой валюты, которая потеряла в августе треть стоимости, снизившись к доллару с 5 до 6,6 лиры, а за год лира упала почти в два раза.

В отличие от Аргентины, турецкий центробанк в августе не повышал учетную ставку — к этой мере он и так прибег заблаговременно. В начале июня ставка была повышена до уровня 17,75%, чтобы удержать курс (на тот момент — примерно 4,5 лиры за доллар) за несколько дней до переизбрания Реджепа Эрдогана на новый президентский срок. Но этот ход оказался лишь временной передышкой в неудержимой девальвации лиры, к которой добавилось замедление экономики — по прогнозу агентства Moody’s, в этом году ВВП Турции вырастет всего на 2,5%, хотя годом ранее, на выходе из кризиса 2015−2016 годов, этот показатель составил 7,4%.

В момент наиболее критического падения лиры в августе от турецкого ЦБ ожидали нового повышения ставки, но этого сделано не было. Хорошо известно, что руководство Банка Турции находится под постоянным давлением Эрдогана, который настаивает, что экономике страны требуется дешевый кредит. Для подкрепления своей позиции Эрдоган вскоре после переизбрания назначил министром финансов Турции собственного зятя Берата Албайрака, который в августе уже отметился рядом политических высказываний. Несколько дней назад, находясь в Париже, Албайрак заявил, что экономические санкции США против Турции могут привести к росту угрозы терроризма на Ближнем Востоке и углубить миграционный кризис, после чего лира вновь упала к доллару.

В минувшую среду турецкий Центробанк все же объявил о дополнительных мерах по стабилизации курса, изменив лимиты заимствования банков для операций овернайт, чтобы эффективно ужесточить объемы ликвидности. Однако мировые финансовые круги отнеслись к этому решению довольно скептически. «Это очередная „липа“ от Центрального банка Турции, — цитирует Bloomberg аналитика Medley Global Advisors LLC в Лондоне Найджела Ренделла, назвавшего основной проблемой экономики Турции высокую инфляцию. — Тенденция к снижению курса валюты будет продолжаться до тех пор, пока денежно-кредитная политика не будет значительно более жесткой. Если Центробанк действительно хочет остановить крах лиры и серьезно относиться к борьбе с все более высокой инфляцией, ему необходимо повысить процентные ставки».

Ситуация, в которой уже давно находится экономика Турции, в экономической теории описывается термином «инфляционно-девальвационная спираль». Постоянному обесцениванию лиры способствует отрицательный торговый баланс Турции, и этот же фактор — экономика страны сильно зависит от импорта — разгоняет инфляцию. На середину текущего года официальный уровень инфляции в Турции составлял порядка 11%, заметно выше заявленных прогнозов, но все же в рамках приличия для развивающейся экономики. Однако, согласно независимым оценкам, цены растут гораздо быстрее. Например, профессор прикладной экономики университета Джона Хопкинса Стив Ханке в начале лета в статье для журнала Forbes отмечал, что реальный уровень инфляции в Турции равен 39,2% - как бы ни относиться к таким оценкам, понятно, что августовская девальвация лиры разгонит инфляцию еще сильнее.

Третий «приз» в августовской девальвации поделили Бразилия и ЮАР — их валюты за месяц обесценились примерно на 11%, причем и здесь резкое падение курса просто увенчало среднесрочный тренд. Бразильский реал за последний год упал примерно на треть — с 3,15 пункта за доллар в конце прошлого лета до нынешних 4,15 пункта. А южноафриканский рэнд за это же время успел пройти цикл укрепления с 13 пунктов год назад до 11,6 в феврале на волне избрания нового президента Сирила Рамафосы, который пообещал экономические реформы, но затем вернулся к прежнему тренду и потерял больше трех пунктов — текущий курс составляет 14,7 рэнда за доллар.

В обеих странах фоном для девальвации стали очевидные проблемы в экономике. Бразилия в прошлом году после двухлетней рецессии смогла выйти на символический рост ВВП в 1%, в текущем году ожидались более ощутимые темпы, но уже во втором квартале экономика сократилась на 1%, что финансовые власти страны связывают с 11-дневной майской забастовкой дальнобойщиков. Кроме того, Бразилия испытывает давления кризиса в соседней Венесуэле, где экономика боливарианской революции, похоже, вступила в фазу окончательного распада. Количество венесуэльских беженцев в Бразилии уже исчисляется десятками тысяч человек, и несколько дней назад президент Мишель Темер распорядился использовать вооруженные силы для обеспечения безопасности на границе. Последний официальный прогноз по росту бразильского ВВП в 2018 году составляет всего 1,5%.

В ЮАР наблюдается похожая симптоматика: экономика страны вышла из рецессии во 2 квартале прошлого года, но из-за высоких структурных диспропорций рассчитывать на быстрый рост не приходится. Некоторые аналитики утверждают, что страна находится на грани серьезного банковского кризиса из-за высокой долговой нагрузки сельхозпредприятий, а также обсуждается новый налог в 30% на валовую выручку горнодобывающих компаний, что может привести к массовому оттоку иностранных инвесторов.

Последняя девальвационная волна затронула и ряд стран Восточной Европы и постсоветского пространства. В бывшем соцлагере наиболее значительное падение валюты произошло в Венгрии. Начиная с апреля, когда курс доллара составлял примерно 250 форинтов, венгерские деньги потеряли более 30 пунктов — к середине августа курс приблизился к 285 форинтов за доллар, затем немного сдав назад. Возобновилось и падение украинской гривны, которую руководство Нацбанка Украины в конце прошлого и начале нынешнего года пыталось стабилизировать четырехкратным повышением учетной ставки с 12,5% до 17%. Это привело к определенным результатам — если в начале этого года курс гривны составлял 28,5 за доллар, то спустя полгода он опустился до 26 пунктов. В середине июля ставка вновь была поднята до 17,5% годовых, но уже через несколько дней гривна вновь стала падать и несколько дней назад пробила «психологический барьер» в 28 пунктов за доллар.

Давление на гривну, как и в Аргентине, оказывают долги: до конца этого года Украине предстоит выплата $ 3,24 млрд, в следующем году — $ 5,1 млрд, а в 2020 году — уже более $ 6 млрд. Общий объем суверенного долга Украины на середину текущего года составлял $ 75,7, сократившись за шесть месяцев на микроскопические 0,8%. Международные же резервы страны, на 1 августа составлявшие $ 17,75 млрд, снизились за это время на куда более ощутимые 5,6%. Девальвация гривны в таких условиях оказывается понятной реакцией, и руководство Нацбанка Украины уже намекнуло, что 28 гривен за доллар — это не предел. «У нас уже 3,5 года плавающий курс, — напомнил на днях заместитель главы НБУ Олег Чурий. — Национальный банк не отвечает за курс ни по закону, ни по конституции. Цель Национального банка — это достижение низкой стабильной инфляции, а не достижение какого-то курса. С 2011 по 2014 год для поддержки курса на определенном уровне Национальный банк потратил $ 40 млрд. Наш долг в иностранной валюте — $ 46 млрд. Так, вот, посчитайте — $ 40 млрд мы потратили для удержания курса, и это не привело ни к чему хорошему».

Падает и казахстанский тенге — в августе он потерял к американской валюте примерно 4,5%, опустившись с 349 до 364,6 пунктов за один доллар. Хотя худшие прогнозы начала года — падение курса до 400 тенге за доллар — пока не сбылись: на руку казахстанской валюте играют достаточно высокая стоимость нефти. «Ослабление тенге происходит на фоне общего ослабления валют развивающихся стран, — заявил недавно Нацбанк Казахстана. — Основными причинами ослабления валют развивающихся стран являются геополитическая напряженность, а также протекционистская и санкционная политики США в отношении ряда развивающихся стран (Россия, Китай, Турция), что приводит к обострению дипломатических отношений. Данные факторы в совокупности сформировали тренд перетока капитала с развивающихся рынков в развитые».

Массовый исход инвесторов с развивающихся рынков под давлением геополитических рисков и действий финансовых властей США сейчас действительно называется большинством аналитиков основным стимулом для этого «парада девальваций». «Еще до того, как Аргентина и Турция вошли в кризисный режим, развивающиеся рынки испытывали давление из-за роста процентных ставок в США и укрепления доллара, — отмечают в своем последнем комментарии аналитики Bloomberg. — Частью привлекательности развивающихся рынков является их относительно высокая доходность по сравнению с развитыми рынками. Когда этот дифференциал падает из-за того, что Федеральная резервная система США поднимает расходы по займам, развивающиеся рынки становятся менее привлекательными. В более широком смысле углубляющийся валютный кризис в Аргентине, резкое падение лиры в Турции, снизил интерес инвесторов к рискованным активам, что вызвало выход из развивающихся рынков в относительно безопасные гавани на развитых рынках».

Следующей мишенью кризиса, по оценке агентства, станет Индонезия — курс местной рупии к доллару упал до самого низкого уровня с момента азиатского финансового кризиса 1998 года, который стал одним из ключевых стимулов для дефолта и обрушения рубля в августе 1998 года. В августе курс рупии держался в диапазоне 14,3−14,4 тысячи за доллар, но за последний год индонезийская валюта потеряла уже 9%. Пока Центробанк Индонезии использует для поддержания курса свои валютные резервы и с середины мая повысил процентные ставки в четыре раза. Однако против Индонезии играет масса внешних факторов. Как отмечает Bloomberg, дефицит текущего счета страны увеличился до четырехлетнего максимума, и это обостряет зависимость от притока иностранного капитала для финансирования импорта (та же ситуация, что и в Турции). Учитывая же то, что иностранные инвесторы владеют почти 40% государственных облигаций Индонезии — один из самых высоких показателей азиатских развивающихся рынков — их уход может стать серьезным ударом по экономике страны.

Николай Проценко