Россия — главный гарант спокойствия в районе Голан: Израиль в фокусе

Портал mignews.com опубликовал аналитическую статью публициста Ирины Петровой под заголовком «Российская корзина».

Возвращение миротворцев ООН на линию размежевания между Израилем и Сирией уже назвали важным шагом на пути к стабилизации в регионе. Оно стало возможным после разгрома ИГ* на юге Сирии и перехода других оппозиционных группировок на сторону Асада. Впрочем, даже оптимисты признают, что нынешнее патрулирование «голубых касок» — скорее символическая акция. Их первые рейды прошли в сопровождении российских военных, хотя, согласно Соглашению о разъединении от 1974 года, постоянные члены Совета безопасности ООН — США, Россия, Китай, Великобритания и Франция — не могут участвовать в патрулировании границы. Но сейчас на эти «мелочи» никто не обращает внимания.

«Зона сил ООН по наблюдению за разъединением» — это часть Голанских высот, с которой отступил Израиль, выполняя соглашение 1974 года. Миротворцы UNDOF (русская аббревиатура — СООННР), помимо общего наблюдения за территорией, должны мониторить израильское и сирийское военное присутствие в регионе и препятствовать вводу в зону вооруженных сил. Нетрудно понять, что сегодня большая часть этих задач невыполнима.

Миссия ООН была сильно ограничена с 2012 года из-за гражданской войны в Сирии, и многие страны-участницы отозвали своих миротворцев из опасного региона. В 2014 году боевики группировки «Джебхат ан-Нусра»* похитили 45 «голубых касок», граждан Фиджи, а также их оружие, машины и оборудование. Заложников удалось вернуть при посредничестве Катара, но ООН закрыла свои наблюдательные посты на территории Сирии. Они остались лишь у границы с Израилем, и то миротворцы время от времени покидали их по рекомендации ЦАХАЛа.

Сейчас россияне остаются главным гарантом спокойствия в районе Голан — и для «голубых касок», и для Асада, и для Израиля. Именно российские военные добились примирения между режимом и вооруженной оппозицией на юге Сирии. Представитель мятежников на переговорах в Астане особо подчеркнул, что заключает соглашение с Россией, а не с Асадом. Речь идет о группировках, состоящих по большей части из местных жителей, которым Израиль оказывал гуманитарную и медицинскую помощь, рассчитывая создать дружественную прослойку населения по ту сторону границы. Сейчас территория перешла под контроль сирийской армии, лагерь беженцев закрыт, ЦАХАЛ демонтирует передвижной госпиталь — и о «программе лояльности», видимо, придется забыть.

В Иерусалиме стараются видеть в событиях позитивную сторону. Министр обороны Авигдор Либерман заявил, что ситуация в Сирии возвращается к довоенному состоянию, и «есть четкий адрес, есть ответственность и есть центральное правительство» (считает ли он на самом деле Дамаск «ответственным адресом» или речь по-прежнему о российских военных?). Либерман также напомнил о требованиях Израиля, главное из которых — вывод иранских и проиранских частей из Сирии. В этом Москва также выступала гарантом, но на практике все свелось к торговле: на сколько километров иранские боевики могут уйти от границы, чтобы это устроило еврейское государство. С целью договориться об этом в Израиль недавно приезжали глава МИД РФ Сергей Лавров и начальник Генштаба РФ Валерий Герасимов, но успеха, по-видимому, не достигли.

В Иерусалиме настаивают, что иранские войска должны покинуть Сирию полностью. Если там останутся их ракеты дальнего радиуса действия, контроль россиян над границей не имеет смысла. По недавнему заявлению спецпредставителя президента РФ Александра Лаврентьева, проиранские силы, по крайней мере, их тяжелая техника, отошли от линии размежевания на расстояние не менее 85 км. Израиль это заверение не успокаивает, и ему не особо верят. Раньше о присутствии в регионе шиитских формирований сообщали ЦАХАЛу сирийские мятежники, но сейчас контакты с ними затруднены.

Судя по всему, аналогичная «торговля» России с Ираном тоже безрезультатна: иранские генералы не раз заявляли, что не уйдут из Сирии, по крайней мере, пока их об этом не попросит президент. Асад, по понятным причинам, не может откровенно ссориться с аятоллами, а в Тегеране все больше, хоть и неофициально, говорят о «предательстве Москвы».

По-видимому, схема «Иран уходит, Асад остается» — одна из немногих четких договоренностей между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом. Но выполнить ее российским дипломатам пока не удается. На этом фоне недовольство Израиля и его продолжающиеся точечные удары по иранским базам и позициям сирийской армии выглядят для Кремля второстепенной проблемой. Несколько недавних ликвидаций, осуществленных израильтянам на сирийской территории, были объявлены атакой на боевиков ИГ*, планировавших проникновение на нашу территорию. Возможно, так и есть. Но, в принципе, любая подобная операция может быть списана на еще не законченную войну с джихадистами, с молчаливого согласия россиян.

Можно даже допустить, что Москва действительно стоит в этом конфликте на стороне Израиля. Об этом говорил, например, зам российского посла Леонид Фролов обещая еврейскому государству помощь в случае иностранной агрессии. Правда, заявлений о крепкой дружбе с Ираном российские официальные лица тоже делали достаточно.

Все стороны стараются не довести до открытой войны, но до спокойствия на сирийской границе еще далеко. Кроме того, не факт, что Израиль сможет еще долго хозяйничать в сирийском небе. Скорее всего, ограничение, если не прекращение израильских действий станет одним из требований Евросоюза, от которого Москва добивается участия в восстановлении Сирии. С таким же требованием наверняка выступит и ООН в связи с возобновлением своей миротворческой миссии на Голанах.

По сути, Израиль все больше зависит от Москвы: от договоренностей Трампа с Путиным, от возможностей российских дипломатов убедить Иран, от умения — и желания — военных РФ сохранять стабильность на нашей границе. Пока это не создает проблем, и все же складывать все яйца нашей безопасности в российскую корзину довольно рискованно. (mignews.com)

Интернет газета «КОНТИНЕНТ» опубликовала аналитическую статью израильского журналиста и публициста, политического обозревателя газеты «Новости недели» Александра Майстрового, под заголовком «Переговоры огнем»

Только активное сдерживание — от северной границы с Сирией до Газы на юге — позволяет предотвратить масштабный конфликт на условиях Ирана.

Несколько недель назад в Иране разгорелся скандал, оставшийся почти не замеченным в мире: профессор политологии Тегеранского университета Садыг Зибакалам в своем посте в соцсетях саркастически поставил под сомнение разумность антиизраильской паранойи аятолл. «В случае, не дай Бог, войны с Израилем нам придется объяснять будущим поколениям, зачем надо было воевать со страной, расположенной в сотнях километрах от нас и никогда нам не угрожавшей, — написал он. — Придется объяснять, кому нужны были огромные потери и выброшенные на ветер миллиарды долларов».

Профессор (в молодости — один из активистов революционного студенческого движения) был подвергнут остракизму, однако его пост получил тысячи комментариев и распространился в социальных сетях подобно пожару в степи. Он совпал с событиями в Газе, и это не было случайностью. Напротив, это было очевидным предупреждением режиму, идущим из глубины самого режима.

…События в Газе заставили многих в самом Израиле задаться справедливыми вопросами. Требовалась ли столь жесткая демонстрация силы? Можно ли было использовать не столь кардинальные меры, повлекшие массовые жертвы? Следовало ли привлекать такое восприимчивое и предосудительное западное общественное сознание к Газе, о которой почти забыли на фоне событий в Сирии?

Ответы следует искать в недавней истории страны.

На протяжении последних десятилетий Израиль выбрал в качестве основной доктрины политику пассивного сдерживания. Переломным пунктом стало решение (и вполне разумное на тот момент) Ицхака Шамира не отвечать на ракетные обстрелы Ирака во время войны в Персидском заливе. Однако в дальнейшем эта концепция стала тотальной, и все военные кампании против «Хезболлы» и ХАМАСа несли на себе отпечаток данного порочного курса. Во время операции «Литой свинец» в Газе в 2008—2009 годах, например, ЦАХАЛ был близок к тому, чтобы уничтожить режим ХАМАСа, и Джордж Буш-младший дал Израилю карт-бланш, однако Ольмерт и Барак, в то время министр обороны, свернули военные действия. Последующие операции в Газе были незавершенными, половинчатыми, неумелыми и нерешительными. Израиль утратил сдерживающую мощь и из «сумасшедшего государства», коим его считали арабы в 1950—1960-х годах, превратился в неуклюжего и нерасторопного увальня, неумело отбивающегося от наседающей шпаны. И это не могло остаться незамеченным для его врагов, — прежде всего, Ирана, вплотную выдвинувшегося к границам еврейского государства на севере и создавшего свой оплот в Газе.

Конфликт между Ираном и Израилем — классические переговоры посредством оружия, к которому прибегали враждующие стороны во все века. У каждого тут свои задачи. Иран хочет зажать Израиль в тиски, выйдя на его северные границы и третируя посредством своих марионеток «Хезболлы» и ХАМАСа. Задача Израиля — отодвинуть иранцев как можно дальше от своей северной границы и обуздать его марионеток. Иран проверяет границы допустимого, и Израиль должен прочертить их как можно четче. Любое проявление слабости толкуется как шанс затянуть петлю, наброшенную на «сионистское государство». Любое проявление ответной решительности — как предупреждение. В этом отношении точечные операции по ликвидации иранских объектов в Сирии и использование жесткой силы в Газе — факторы одного порядка, призванные сдержать иранский натиск. И этот курс активного сдерживания, столь отличный от безвольной и нерешительной политики прошлых десятилетий, приносит успех. Он позволяет Израилю существовать в мире и безопасности, избегая при этом масштабного конфликта.

Эхо противостояния отдается по всему региону, влияя на наш имидж и, следовательно, стратегическую безопасность. Для своих негласных арабских союзников Саудовской Аравии и Египта Израиль ценен исключительно, если он — региональная сверхдержава, не только оснащенная технологически, но и способная решительно использовать свою силу в случае необходимости. За последние десятилетия вера в решимость Израиля защищать себя была неоднократно поколеблена, но сегодня возрождается. Второй аспект — арабы боятся не только Ирана и исламского экстремизма, но и беспорядков, способных взорвать хрупкую региональную стабильность. Действуя жестко, Израиль заставляет их активно вмешиваться в ход событий и обуздывать главарей ХАМАС, как это сделал ас-Сиси, вызвав на ковер и публично унизив Исмаила Ханию.

И, наконец, третье: демонстрируя готовность применять силу даже на грани фола (выверенность каждого шага — несомненная заслуга наших лидеров), мы заставляем самих граждан Ирана задуматься над последствиями безрассудной экспансии. Они, иранцы — и массовые волнения в начале года показали это — не хотят разбазаривать средства на Газу, «Хезболлу» и базы в Сирии. Они хотят дешевого хлеба, работы и перспективы для себя и своих детей. Им не нужна война за сотни километров от своих границ, что и озвучил профессор Тегеранского университета. Жесткость и неуступчивость становится фактором, подталкивающим иранский народ — от рядовых граждан до представителей элиты — выступать против одержимости своих вождей, и это — несомненная, если не главная, победа.

Уинстон Черчилль писал, что любой конфликт имеет несколько фаз развития. Первая предусматривает решительное активное сдерживание, и только если оно не приводит к желаемому результату, следует переходить к превентивному удару. Самый худший, болезненный и смертельно опасный — третий вариант: слабость и пассивность, позволяющие противнику навязывать свою волю и парализовать нацию. Некоторое время мы следовали третьему наихудшему сценарию, и то, что Израиль сумел выйти из этого порочного круга, — несомненная заслуга руководства страны и, прежде всего, министра обороны. К сожалению, это изменение подхода на концептуальном уровне пока не оценили по достоинству отечественные комментаторы. (Газета «Новости недели»)

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ