В Абхазии происходит «внедрение оружия как инструмента бытовой жизни»

В Абхазии ширится дискуссия о контроле за оборотом оружия. Статистика показывает рост числа преступлений, в которых используется незаконно хранящееся у населения оружие, не только стрелковое. Но регулирование оборота оружия — как раз тот случай, где государство бессильно.

В течение марта в Абхазии случилось несколько резонансных преступлений, в каждом из которых использовалось незарегистрированное и незаконно хранящееся оружие. Каждый из этих инцидентов не закончился бы, с большой долей вероятности, трагедией если бы их участники не имели при себе оружия.

Это тренд последних лет. После окончания грузино-абхазской войны начала 90- х годов республика оказалась переполненной оружием. И, несмотря на то, что и прежде бывали трагедии, но обычно они происходили из-за небрежного обращения в быту. Готовность использовать его по назначению в решении вопросов повседневной жизни — крайне опасная тенденция последнего времени.

После каждого инцидента возникает некая дискуссия, потом она стихает, до следующего страшного преступления.

Вообще, современная Абхазия — отличное поле для исследований социальной реальности в условиях ограниченных возможностей модерации этой реальности государством. Жаль, этим никто не занимается. Но вопрос оборота оружия в послевоенной стране, в которой у государства не хватает мощности для регуляции процессов — тема, несомненно, особая, потому что это имеет самое прямое отношение к физической безопасности людей, как живущих в ней, так и посещающих ее.

Представляется, что сама дискуссия об обороте оружия в текущих абхазских реалиях не имеет никакого смысла. За ней не может последовать эффективных, результативных процессов. Не важно каких, либеральных ли, сохранения и узаконивания общего доступа, или наоборот, ужесточения — изъятия оружия, находящегося в незаконном обороте. У государства просто нет сил и средств, более того, нет влияния должного уровня для того, чтобы выстраивать новые контракты с обществом. Могут возникнуть только номинальные правовые механизмы, существующие лишь на бумаге.

Если смотреть шире на абхазскую социальную реальность на протяжении четверти века после войны, массовое обладание оружием, во-первых, сыграло свою важную роль в 90-х и нулевых, пока происходили локальные рецидивы насилия в зоне грузино-абхазского конфликта. Во-вторых, всеобщее обладание оружием исключало и без того меловероятное возникновение в том или ином виде систем государственного насилия, Абхазия была свободной страной и этот социальный контракт подкреплялся всеобщим доступом к оружию.

Сейчас тоже, даже в большей степени, в условиях упадка государства, отключения многих его модерирующих функций, обладание оружием является в числе прочего гарантией безопасности частной собственности. Да, это, может, выглядит архаично для нашего времени, но резкое ухудшение криминогенной обстановки, вероятность попыток передела собственности криминалом не оставляют иных возможностей для сохранения статуса-кво.

При этом основной аргумент сторонников сохранения полной свободы в обращении с оружием — вероятность возобновления войны с Грузией и отсутствие мирного договора — выглядит для нашего времени несколько надуманно. Даже если мы будем считать временным фактор российского военного присутствия в Абхазии, в любом случае в наше время инструментарий для ведения боевых действий совершенно другой, охотничий обрез или «калаш» под подушкой вряд ли могут существенно повлиять на картину войны.

В таких вопросах всегда стоит высвечивать и социокультурные факторы проблемы. Исторически так сложилось, что обладание оружием в Абхазии всегда являлось, если не надежным щитом, то по крайней мере, средством обороны от всегда внешней по отношению к культуре и стране власти, от всегда внешнего, не родного государства. А сейчас произошла удивительная коллизия. Сейчас общество защищается от своего, родного, но презираемого государства, потому что оно неизбежно персонифицируется с конкретными людьми, находящимися временно у власти. И отношение к этим людям, а оно чаще негативное, распространяется на отношение к государству. Его презирают не как символический культ, здесь все в порядке, государство как ценность и идею любят, а как инструмент, который по идее должен модерировать жизнь в стране.

Еще на период скажем 2008−2010 годов, для тогдашних реалий жизни, этого описания проблемы было достаточно. Оружие создавало гарантии. Как и положено ружью на стене, иногда стреляло невпопад (большое число смертей подростков и молодежи от неосторожного обращения с оружием в 90-х и нулевых годах). Но при этом стабилизировало социальные отношения.

Теперь же наметились проблемы, которые в перспективе в состоянии превратить всю страну в поле внутренней битвы.

Долговременный упадок разрушает базовый социальный контракт, не в социокультурном, а в человеческом плане. То есть речь идет о том, что вся наша жизнь в социуме находится в рамках бесконечно заключаемых «контрактов» с окружающими. Если мы идем по улице, мы должны быть уверены в том, что тот, кто идет сзади, не ударит нас топором по спине, грубо говоря. Или если мы идем обсудить конфликтную ситуацию с партнерами по бизнесу, мы примерно предполагаем, что она никак не может закончиться тем, что нас будут затаскивать в багажник. Но те рецидивы насилия, которые мы видим все чаще в Абхазии, показывают разрушение этого основополагающего контракта о всеобщей безопасности. Совершенно банальные жизненные ситуации заканчиваются трагедиями и кровью. В таких условиях доступ к оружию работает как дополнительный детонатор ухудшения ситуации. Если же доверие в обществе разрушено, нет естественных гарантий безопасности, а стрелковое оружие становится повседневным спутником человека в жизни, то как не ждать новых рецидивов насилия?

Но это только одна сторона вопроса. Вторая заключается в том, что резко ухудшилась атмосфера в обществе. Все-таки признание всеобщего права на доступ к оружию основывалось на презумпции о том, что люди, им обладающие, в основной массе своей находятся в адекватном психическом состоянии, не злоупотребляют алкоголем и наркотиками, ведут в нравственном отношении здоровый образ жизни. Теперь же возникает некоторая проблема со всем этим. Это глубокая тема, но если говорить довольно поверхностно, то обстоятельства в экономической и социальной жизни Абхазии способствовали максимальному углублению таких проблем как пьянство, наркомания, к этому добавляются депрессии, асоциальный образ жизни, который охватывает все большее число людей по мере разрастания экономических проблем.

Этим людям нельзя иметь дома оружие. Совершенно очевидно, что стало больше семейного насилия с применением оружия, растет число суицидов, больше стало спонтанных нападений и грабежей, которые люди совершают либо в состоянии аффекта, либо в условиях крайней нужды и необходимости срочного решения тех или иных денежных, как правило, долговых проблем.

Здесь происходит внедрение оружия как естественного, постоянного инструмента, с помощью которого происходит бытовая жизнь. Это взаимоубийство.

Когда мы говорим применительно к Абхазии о любых вопросах социальной жизни общества, всегда должны иметь ввиду, что определенная текущая реальность не подлежат трансформации с помощью тех или иных инструментов государственной политики. Потому что государство по умолчанию слабее этих процессов, и ему не хватает влияния, интеллекта и авторитета для того, чтобы попробовать запустить системные действия по блокировке негативных трендов в социальной реальности. Проблема оборота оружия о том же. Будут люди или нет убивать друг друга, государство может лишь мониторить этот процесс и может быть в лучшем случае выступать модератором при решении самых конфликтных сюжетов. На большее сил нет.

Антон Кривенюк, специально для EADaily