Полигон Африн: «Оливковая ветвь» турецкого оружия

Власти Турции используют продолжающуюся операцию в сирийском регионе Африн, в том числе и для целей демонстрации достижений военно-промышленного комплекса страны за последние годы. Подобный показ вооружений и военной техники турецкого производства в боевых условиях фактически происходит второй раз, и вновь в Сирии.

Впервые некоторые образцы ударных систем прошли тестирование на поле боя в ходе операции «Щит Евфрата» (24 августа 2016 — 24 февраля 2017), когда объединённые силы турецких войск и боевиков так называемой «Свободной сирийской армии» (ССА) вытеснили террористов ДАИШ («Исламское государство»*, ИГ*, ИГИЛ*) из северной части сирийской провинции Алеппо. Ныне турки и боевики ССА развернули совместную операцию под кодовым названием «Оливковая ветвь» на северо-западе от Алеппо, в контролируемом курдскими «Отрядами народной самообороны» (YPG) регионе Африн. При этом как по количеству привлечённых ударных систем собственного производства, так и по интенсивности их применения антикурдская операция превосходит свой предыдущий антиигиловский «аналог».

Как отметили турецкие эксперты (1), уже на следующий день после объявления о развёртывании «Оливковой ветви», 21 января, премьер-министр Турции Бинали Йылдырым на специально созванной пресс-конференции обратил внимание аудитории на ведение боевых действий против курдских «террористов» оружием преимущественно турецкого производства. По словам главы правительства, арсенал вооружений и военной техники турецкой ударной группировки в Африне примерно на 75% состоит из продукции местного ВПК.

В последующие дни на этот нюанс несколько раз указывал и министр обороны Турции Нуреттин Джаникли. Более того, он сообщил о стопроцентном использовании турецкими солдатами и офицерами аммуниции внутреннего производства. В целом, согласно главе турецкого военного ведомства, местная оборонная отрасль на 70% покрывает потребности армии и других силовых структур страны за счет внутреннего производства, в то время как ещё 15 лет назад данный показатель находился на ровне 15%. В привязке к операции в Африне министр Джаникли упомянул «умные бомбы» HGK (управляемые авиабомбы высокоточного наведения), реактивные системы залпового огня (по всей видимости, имелись в виду РСЗО Т-122 Sakarya и Т-300 Kasirga), самоходные артиллерийские установки T-155 Firtina. Последние активно использовались все предшествовавшие началу наземной операции месяцы, обстреливая позиции курдов вглубь территории Африна.

Вокруг «оружейной темы» в турецком военно-политическом руководстве и близких к нему кругах развернулась даже своеобразная конкуренция за то, кто лучше презентует успехи ВПК страны. «Оливковая ветвь» предоставила для этого множество поводов высказаться. Так, приходящийся президенту страны зятем, Сельджук Байрактар, семейный бизнес которого связан с производством ударных и разведывательных беспилотников, не упустил возможности отметить широкое использование этой авиатехники в афринской кампании.

Свою лепту вносят и провластные издания, на своих страницах достаточно подробно освещая тему применения в Африне ударных систем местного производства. Ранее турецкий официоз сообщил об использовании на практике «передовых» военных разработок. Утверждается, что местные военспецы подготовили 3D-модели кварталов города Африн, административного центра курдского кантона, для тренировки спецназа ВС Турции перед уличными боями в этом населённом пункте.

Подобный военно-технический энтузиазм во властных кругах Турции объясняется рядом причин. Помимо непосредственного интереса апробировать в боевых условиях продукцию своего ВПК, турецкая сторона преследует и более широкие цели.

Во внутриполитическом плане президент Реджеп Тайип Эрдоган и его команда применением турецкой продукции военного назначения в антикурдской операции парируют критику оппозиции. Лидер Республиканской народной партии Кемаль Кылычдароглу не раз упрекал Эрдогана и его правительство в выделении огромных средств на развитие оборонной отрасли в ущерб социальной сфере. Теперь власти стараются наглядно представить политическим оппонентам и всей турецкой общественности плоды собственных многолетних стараний. Турецкая армия использует турецкое оружие в борьбе с терроризмом, который по всему южному периметру границ Турецкой Республики создаёт самые серьёзные угрозы для её национальной безопасности. Разве это не лучшая на сегодня пропагандистская картинка для внутреннего и не только пользования? Эрдоган эксплуатирует данный образ на полную политическую мощность, ранее он предложил преподнести в «подарок» Кылычдароглу гаубицу Firtina…

Африн, а до этого и «треугольник» сирийских городов Джераблус — Аазаз — Аль-Баб (операция «Щит Евфрата»), стали и военно-техническим испытательным полигоном, и ареной отстаивания Анкарой своих политических позиций внутри, а также за пределами турецких границ. Ближневосточный член НАТО с момента вступления в середине ХХ века в Североатлантический альянс испытывал острую зависимость от военных поставок извне. Это вело к сопоставимой внешнеполитической зависимости Анкары от Вашингтона, ведущих европейских столиц НАТО. Срабатывал принцип «кто даёт тебе оружие, мнение того в вопросах геополитики ты не можешь полностью игнорировать». Эрдогану с его неоосманскими амбициями подобное «наследство» от своих предшественников претило, и он решил значительно снизить порог зависимости от военной продукции западных союзников.

Развития на Большом Ближнем Востоке, особенно после «накрытия» этого обширного геополитического пространства «арабской весной» и чередой вооружённых конфликтов в южном подбрюшье Турции, укрепили решимость турецкого руководства идти выбранным путём. Операцией в Африне Эрдоган говорит Западу, что ему есть чем воевать даже в условиях приостановки поставок некоторых видов оружия и оказания услуг в оборонной сфере со стороны союзников по НАТО. Как, собственно, недавно решила Германия — традиционно крупный военно-технический партнёр Турции на протяжении всех десятилетий членства Анкары в евроатлантическом блоке.

Отдельный интерес для турецкого истеблишмента представляет оружейный сигнал в сторону американского партнёра. Тот с 2011 года, начала войны в Сирии, решил сделать военно-политическую ставку в арабской республике на местных курдов. Стал снабжать их оружием, оказывать логистическую поддержку в борьбе с террористами ИГ*, создавать свои базы и опорные пункты на обширной территории севера и северо-востока Сирии. Здесь для Турции замаячила угроза столкнуться с необратимостью появления «Сирийского Курдистана», оснащённого оружием США и пользующегося их политическим покровительством. Принято считать, что Турция в рамках болезненной для неё курдской темы шантажировала США самыми резкими шагами, вплоть до намёков на возможный выход из НАТО. Да, так оно и есть. Но шантаж носил обоюдный характер, и американцы, помимо прочего, пугали турок обесточиванием потока современной военной техники, ударных и оборонительных систем, в которых остро нуждается прифронтовая Турция.

Было бы слишком преждевременным полагать, что турки нарастили собственный оборонно-промышленный потенциал настолько, что отныне они почти не зависят от оружейного импорта. Это далеко не так, даже за вычетом высокотехнологичной военной продукции, которую турецкий ВПК не сможет самостоятельно производить в ближайшее десятилетие (системы ПВО большой дальности, многоцелевые истребители и др.). Известны проблемы турецкой оборонки в случае её малейшей зависимости от технологий и компектующих иностранных партнёров при изготовлении не самых наукоёмких образцов (например, силовая установка для перспективного турецкого основного боевого танка Altay). Пока ей в целом удаётся максимальная локализация производства и минимальное использование зарубежных технологий при изготовлении отдельной оружейной продукции, не более того. Между тем афринская кампания предоставила турецкому руководству и генералитету удобный пропагандистский плацдарм для повышения своих ставок в большой геополитической игре. Акцент делается на «самодостаточности» Турции сразу в нескольких её составляющих:

— самостоятельность принятия военно-политических решений в условиях прямого или скрытого противодействия со стороны мировых держав;

— самостоятельность в определении конечных целей, сроков развёртывания и окончания военной операции на своих внешних границах;

— самообеспеченность вооружениями и военной техникой собственного производства;

— наличие боевой единицы «на земле» из числа внутрисирийских сил в лице ССА (на поверку это разношёрстный конгломерат боевиков-исламистов большей частью с «внешней пропиской»).

Как не трудно убедиться, указаны «атрибуты» мировых и крупных региональных держав, на вхождение в круг которых Турция загодя подала заявку. Но Африн не сулит ей «лёгкой прогулки» к заветной цели убеждения всех глобальных сил в турецкой самодостаточности. Пропаганда, конечно, пропагандой. Она хороша на краткосрочной дистанции. Однако стоит военной кампании немного затянуться, как наружу всплывают многие обстоятельства реального положения дел.

«Оливковая ветвь» длится уже третью неделю. Турецко-исламиский альянс тем временем смог продвинуться лишь на отдельных участках фронта, на глубину до 5 километров. Фактически единственным «крупным» успехом совместной группировки войск на сегодня стало взятие под контроль горы Берсая и прилегающей к ней местности на северо-востоке от города Африн.

Наступление «Оливковой ветви» при всём сопроводительном фоне бравурных речей турецких политиков и военных об эффективном применении средств поражения собственного производства продвигается с большим трудом, чем это было в случае «Щита Евфрата». Тому есть ряд объективных факторов, нейтрализовать которые одной оружейной и другой пропагандой власти Турции не в силах.

Турецко-исламистскому альянсу приходится действовать в условиях насыщенной обороны курдских YPG, которые уступают противнику по численности (по разным данным, курдские отряды насчитывают от 8000 до 10 000 бойцов против 25-тысячной группировки «Оливковой ветви») и оснащённости вооружениями. Но для них это защита своей земли, домов и семей, находящихся в тылу. Отсюда элемент отечественной войны для курдов, в отличие от «кочевого» ведения боевых действий террористами ИГ* против турецкой армии и ССА в ходе предыдущей операции на севере Сирии. А значит на стороне курдского ополчения высокий боевой дух, который вкупе с находящимися на вооружении YPG системами позволяет сдерживать противника. Потери турецких военных в Африне по мере углубления к центру региона имеют очевидную тенденцию к росту. Пока самой смертоносной для турок оказалась минувшая суббота. 3 февраля погибли восемь военнослужащих Турции, включая экипаж танка в районе Шейх Харуз на северо-восточном участке афринского фронта. Боевая машина была поражена противотанковым ракетным комплексом.

Сирийским курдам есть что доказывать и себе, и внешнему миру. Их иракские соплеменники минувшей осенью провели референдум о независимости, но потом не сумели отстоять результаты волеизъявления с оружием в руках. Теперь у курдов есть хорошая возможность реабилитировать своё реноме одних из лучших «пехотинцев» на всём Ближнем Востоке. К тому же боевая мотивация курдов Сирии на порядок выше, чем в северном Ираке, ибо им противостоит турецкий агрессор, а не сложный арабский партнёр (правительство в Багдаде и «шиитская милиция» Ирака). С арабами курды всегда находили общий язык. С турками — почти никогда. Исторически агрессивная политика турецкой государственности против курдского этноса не оставляет «лучшим пехотинцам» региона иного выбора, как только воевать.

Афринские курды не одни. Негласную поддержку им оказывают сирийские правительственные войска, у которых с Турцией свои счёты и которые принципиально заинтересованы в провале планов Анкары в Африне. Известно о переброске курдского подкрепления в зону боевых действий к северо-западу от Алеппо из северных и восточных регионов под контролем YPG. Коридор предоставлен правительственными силами. От них, как утверждают некоторые источники, курдам в Африн поступает развединформация и даже ограниченные партии оружия и боеприпасов.

В неудаче турок, помимо Дамаска, заинтересованы фактически все внешние силы, присутствующие в северной Сирии. Не составляют исключение и Россия с Ираном. Российские военные не ушли полностью из Африна, они перенесли свой опорный пункт дальше от линии фронта, в район Тель-Рифаата. К тому же эта точка временного базирования военной полиции РФ усилена подразделением армейского спецназа. Москва остаётся негативно настроенной к антикурдской операции Анкары. Звучащие в её адрес со стороны сирийских курдов обвинения в «предательстве» не игнорируются. Идёт определённая разъяснительная беседа с командованием YPG, которому рекомендуется доказать высокую боеспособность курдского ополчения. Если курды удержат линию фронта без особых изменений ещё две недели, тогда, как можно с уверенностью предположить, у них будет больше поддержки от Дамаска и меньше оснований винить Россию в некоем сговоре за их спиной.

Что касается Ирана, то при всём его антикурдском настрое последних лет в любой точке ближневосточного региона он также полон желания поставить турок на место. Указанный выше коридор в курдский анклав Африн проходит и по районам, где на первых позициях проиранские силы. Стоит напомнить о большом влиянии Ирана в провинции Алеппо в целом, где мало что происходит без согласования с Тегераном.

Всем нужна «послушная» Турция, вкусившая горечь поражений в Сирии. Пусть турецкая армия воюет своим оружием на 75% и находит в этом большое удовлетворение. Это никому не мешает. Другой вопрос — «победоносный Эрдоган». Тогда Турция будет сменять одно громкое название операции на севере Сирии на другое и доставлять большие проблемы.

(1) Zulfikar Dogan, Ankara uses Afrin campaign to showcase Turkish-made weapons // Al Monitor, January 31, 2018.

Ближневосточная редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ