«Арабская весна»: продолжение следует

Беспорядки в Тунисе, приуроченные к седьмой годовщине Жасминовой революции и начала «арабской весны», свидетельствуют о том, что страна на грани новой революции. Тунис известен не только развалинами Карфагена и морскими курортами. После 2011 года за самым маленьким государством Северной Африки закрепилась слава «колыбели революции». Именно в Тунисе началась «арабская весна», до неузнаваемости изменившая арабский мир. Именно в Тунисе может начаться вторая волна политических и социальных потрясений, которые громким эхом вновь отзовутся в мире.

Невеселый праздник

В Тунисе вновь пахнет жасмином. Вспыхнувшие в конце декабря прошлого года акции протеста плавно перетекли в 2018 год. Тунис отметил седьмую годовщину падения диктаторского режима Бен Али многотысячными демонстрациями. Тунисцы вышли протестовать против безработицы, достигшей 15,6%; коррупции и властей, которые не способны или не хотят решать проблемы. Так же, как семь лет назад, демонстрации начались в маленьких городах и деревнях и затем распространились на столицу и другие крупные города. Демонстрациями, конечно, «колыбель арабской весны» не удивишь, потому что они неоднократно проходили и после 2011 года. Однако в этот раз политологов неприятно удивило то, что мирные поначалу акции часто заканчивались столкновениями с полицией.

Формальным поводом для январских беспорядков стал новый закон, вступивший в силу в первый день 2018 года. Правительство увеличило НДС на многие продукты питания, повысило налоги на банковскую прибыль и ввело новый социальный налог на предпринимателей и компании в размере 1%. Для уменьшения бюджетного дефицита власти сокращают расходы. Они прекращают принимать на работу новых служащих, разрешают ранний уход на пенсию и замораживают зарплаты в госсекторе. Премьер-министр Юсеф Шахед попытался успокоить соотечественников, сказав, что потерпеть придется лишь один год.

Закон уже привел к резкому повышению цен на товары и предметы первой необходимости, включая продукты и топливо, но конечно же, это только вершина айсберга. Под водой остались годы горьких разочарований работой многочисленных правительств (всего их было за семь лет девять), на деле доказавших свою недееспособность, и предательством власть имущих. Главным предательством большинство тунисцев считают неспособность обеспечить работой сотни тысяч молодых людей, которые вновь стали главной силой акций протестов.

Через семь лет после того, как Жасминовая революция смела режим Зин аль-Абидина Бен Али и дала начало арабской весне, тунисцы вновь вышли на улицы требовать перемен. Власти так же, как семь лет назад, решили ответить жестко. Демонстрантов встретили усиленные наряды полиции, а в отдельных случаях и армия. В результате беспорядков, по данным МВД, один человек погиб, десятки получили ранения и травмы и более 800 демонстрантов были арестованы. Для страны с населением 11 млн человек это немало.

Судьба распорядилась так, что Тунис стал не только местом рождения арабской весны. Он также оказался единственным из участников арабской весны, добившимся успеха. Пусть во многом и формально, но в Тунисе была построена демократия, тогда как в остальных странах региона начались или гражданские войны, или они вернулись к диктаторским режимам. Конечно, нельзя сказать, что дорога к демократии была для Туниса ровной и гладкой. Она была усыпана не розами, а изобиловала выбоинами и кочками. При этом СМИ, особенно, на Западе писали только о достижениях Туниса в строительстве демократии. Поэтому для многих западных обывателей, радующихся за продвинутых тунисцев, январские события стали малоприятным сюрпризом.

Сейчас, судя по последним событиям, повторяется сценарий семилетней давности. В центре событий вновь тунисская молодежь, у которой так же, как семь лет назад, нет работы. Набирают популярность радикальные лозунги типа: «Дайте нам работу или убейте нас!»

Одна из главных молодежных групп — «Чего мы ждем?» хочет вернуть дух 2011 года, требует рабочих мест, свободы и защиты национального достоинства.

Молодежь — это опасно

Даже самые смелые политологи на данном этапе не рискуют прогнозировать новую, уже третью по счету Жасминовую революцию, но все признают, что шансы такого развития событий высокие. Причин беспокоиться о будущем Туниса хватает, начиная от огромной армии безработных и спотыкающейся экономики, галопирующей инфляции и падающей валюты и заканчивая коррупцией и нападениями экстремистов, которые нанесли серьезный ущерб туристской индустрии, одной из главных отраслей экономики Туниса. Есть, конечно, и причины, настраивающие на оптимистический лад. Одна из самых неожиданных, по мнению демографа Ричарда Кинкотты из крупного исследовательского института — Центра Стимсона, это медленно стареющее население страны.

«Связь между либеральной демократией и возрастной структурой общества, баланс между молодежью и стариками, являются самыми опасными и напряженными отношениями в политической демографии», — говорит Кинкотта.

Долгие годы изучения этой связи помогли Ричарду Кинкотте предсказать еще в 2008 году, т. е. за три года до падения Бен Али, что в течение десятилетия Тунис прочно станет на путь демократии. Политика Бен Али (1987−2011) и его предшественника Хабиба Бургибы (1957−87) помогла женщинам в определенной степени обрести свободу: работать, учиться и т. д. Еще одним последствием стало снижение рождаемости. В результате население Туниса сейчас медленно стареет. Средний возраст в стране — ок. 30 лет, а уровень рождаемости — 1,71 ребенок на женщину, самый низкий в арабском мире. Известно, что у Португалии, Тайваня и Чили, совершивших в свое время поворот к демократии, был примерно такой же средний возраст населения. Это обстоятельство позволяет Кинкотте сделать оптимистический прогноз, что Тунис переживет и нынешнюю смуту.

«Никто не может быть полностью уверен в будущем Туниса как демократического государства, — сообщил Ричард Кинкотта лондонскому изданию Observer. — Однако политические демографы готовы спорить и доказывать, что демократическая система не развалится. Если она временно и повернет назад, правительство Туниса быстро восстановит демократические институты. По мере старения населения страны реже сталкиваются с социальными конфликтами. Да, конечно, могут проходить бурные демонстрации, власти могут терять популярность. Однако статистика утверждает, что гражданские войны в странах, где средний возраст населения превышает 26 лет, происходят редко».

Для других арабских стран, где средний возраст ниже, чем в Тунисе, будущее выглядит менее обнадеживающим. Средний возраст египтян, сирийцев и йеменцев — 20 с небольшим (в Йемене он немногим ниже 20, а в Сирии и Египте — немногим выше). Именно молодежь сыграла ключевую роль в арабской весне и последовавших за ней событиях в регионе. Эта же молодежь доказала и то, что стабильность — штука очень волатильная, особенно после свержения автократических режимов. Даже если в Йемене и Сирии удастся закончить гражданские войны, спокойствие в этих странах наступит нескоро. Их ждут годы политической и социальной нестабильности.

К тому же, стабильность не всегда ведет к демократии. Существуют вполне стабильные страны типа Китая с однопартийной политической системой. Пожалуй, самым большим риском для тунисской демократии является огромная безработица среди молодежи. Семь лет назад именно эта проблема стала одной из главных причин революции. За прошедшие годы власти ее так и не решили.

Львиная доля новостей из Туниса за семь лет после свержения Бен Али касалась смен правительств и атак экстремистов. Но революция 2011 года имела три главных и одинаково важных лозунга: свобода, работа и достоинство. Многие тунисцы считают, что более-менее выполнен лишь один из трех лозунгов — свобода. В стране так много безработных выпускников школ и институтов, что они создали союз для защиты своих прав.

Официальная статистика, может быть, выглядит и не очень мрачно, но лидер выпускников Салем Айари уверяет, что работу ищет ок. 900 тыс. тунисцев, причем почти половина из них — молодежь с аттестатами и дипломами. В 2011 году эта цифра была почти вдвое ниже.

«К революции нас подталкивала экономическая система, — объясняет Айари. — После революции политики, которые отвечали за экономику, не стали ее реформировать. Результат налицо».

Айари надеется, что январские демонстрации заставят тунисских лидеров, многие из которых работали в администрации Бен Али, сконцентрироваться на политических и экономических реформах. Экономика Туниса, в отличие от расцветшей пышным цветом демократии, спотыкалась все семь лет. Многие представители среднего класса сейчас живут хуже, чем при Бен Али. Коррупция и бюрократия мешают предприимчивым людям открывать собственный бизнес. Образование сейчас не в состоянии обслуживать экономику: оно убеждает выпускников школ готовиться к работе в общественном секторе в то время, как компаниям требуются инженеры.

Молодые тунисцы, даже работающие в госучреждениях, живут словно в каком-то оцепенении. После революции 2011 года власти пытались выполнять обещания. Временные места получили ок. 80 тыс. человек. С тех пор прошли годы, но в их жизни ничего не изменилось: они по-прежнему работают на низкооплачиваемых должностях, получая не более $ 100−120 в месяц, без отпусков и больничных и в постоянном страхе перед увольнением. Особенно высока безработица в сельской местности и маленьких городах, где работой может похвалиться лишь каждый десятый счастливчик несмотря на всеобщее среднее образование и целую армию молодежи с университетскими дипломами.

Безработным сейчас не остается ничего иного, как сидеть в кофейнях и строить планы на будущее, которые крайне трудно, если вообще возможно при нынешнем положении вещей, выполнить.

Еще одна проблема — исламский радикализм. По поставкам в Сирию джихадистов Тунис занимает малопочетное первое место. По оценкам тунисских властей, с марта 2013 года ок. 28 тыс. тунисцев пытались вступить в экстремистские группировки. Почти 3 тыс. из них удалось достичь горячих точек, порядка 900 человек, прошедших «курс молодого джихадиста», вернулись на родину и готовы, не покладая рук, вести джихад в Тунисе. Местные экстремисты сумели нанести сильнейший удар туристическому сектору, от которого он до сих пор не может восстановиться. Достаточно вспомнить прогремевшее на весь мир нападение на музей Бардо в марте 2015 года, приведшее к десяткам жертв. Через три месяца террорист в одиночку расстрелял 38 отдыхающих в курортном городе Сус.

Конечно, далеко не все молодые люди хотят становиться на путь террора. Многие мечтают уехать из страны и пытаются пересечь Средиземное море.

Демонстранты требуют настоящей, на деле, а не на словах борьбы с коррупцией. Под прикрытием помощи демократическому переходу к «новому Тунису» правящее большинство в парламенте приняло в сентябре 2017 года закон об амнистии по коррупционным делам. Он гарантирует амнистию чиновникам, обвиняемым в коррупции во время режима Бен Али.

Участники акций протеста требуют инвестировать больше денег в молодежь, которая хочет открыть свой бизнес. Еще один лозунг — проведение налоговой реформы, по которой богачи и компании будут платить больше налогов, а простые тунисцы — меньше. Новый закон, принятый, как утверждают в правительстве, под давлением МВФ, обещавшего Тунису кредиты, никак не помогает решить проблемы молодежи. Последствия такого бездействия и неспособности решать проблемы молодежи хорошо видны на примере соседей Туниса. Это и рост экстремизма, и попытки людей пересечь Средиземное море с риском для жизни, и хаос, и раздавленные мечты…

Мифы и суровая действительность

Конечно, в нынешних проблемах Туниса виноват и Запад. На Западе приветствовали мирный переход от деспотического режима к многопартийной демократии, принятие новой конституции и «настоящие» конкурентные выборы в 2014 году. Западные политики заговорили об «исключительности» Туниса и его переходной модели.

Несколько ранее точно так же превозносилось и правление Бен Али. Западные либералы хвалили президента Туниса за заметное улучшение прав женщин, но закрывали глаза на систематические и широко распространенные нарушения прав человека. Главными «защитниками» Бен Али были Париж и Брюссель, хвалившие его за то, что он превратил Тунис в «оплот стабильности и мира».

Сейчас власти и элиты Туниса эксплуатируют ту же самую идею и убеждают тунисцев, что радикальные перемены очень опасны для стабильности и прогресса страны.

Приведшая к январским акциям протеста политика жесткой экономии правительства мало чем отличается от того, что делал в свое время Бен Али. Сейчас, как и в начале нулевых, такая политика, навязываемая МВФ, привела к массовому обнищанию населения.

Идея «исключительности» позволила тунисским властям не только не проводить долгожданные и необходимые реформы министерства внутренних дел и аппарата сил безопасности, но и вернуть многое из того, что делал Бен Али. Парламент сейчас обсуждает закон, разрешающий полиции действовать жестко. В случае его принятия представители сил безопасности будут освобождены от ответственности за применение летальных средств. Мало того, закон запретит даже критиковать полицию.

Европейские СМИ, конечно, знают обо всем этом, но тем не менее продолжают пропагандировать идею исключительности Туниса и создавать ему имидж стабильной страны в крайне нестабильном регионе. Они не обращают внимание на социальные и политические болезни, стоящие за эпизодическими вспышками акций протеста. Сейчас, например, исключительность Туниса защищают при помощи новостей о начале работы в стране радиостанции ЛГБТ-сообщества и радикальных предложений уравнять женщин в правах с мужчинами в делах о наследовании имущества, разрешить им выходить замуж за представителей другой религии.

Уже в 2014 году опрос, проведенный Arab Transformations, проектом университета Абердина, показал, что надежды и ожидания участников Жасминовой революции сменились гневом в адрес сменяющих друг друга правительств, неспособных проводить реформы в экономике, создавать новые рабочие места и выполнять требования народа. Опрос принес ряд любопытных результатов. Например, несмотря на широко распространенное убеждение о победе демократии в Тунисе не так уж и много самих тунисцев считают свою страну демократической. Достаточно сказать, что 11,5% респондентов считали Тунис демократией, а 14% - диктатурой. Главными проблемами, стоящими перед страной три года назад, были коррупция и безработица. Ни властям, ни политическим и религиозным лидерам, ни гражданскому обществу тунисцы не верили. Большинство уверено, что экономическое положение как их лично, так и страны по сравнению с 2010 годом ухудшилось. Они боялись терроризма. Половину населения беспокоит вопрос работы, о работе денно и нощно думали 60% тунисской молодежи. В стране, где уход Бен Али был встречен эйфорией, уже через три года воцарились разочарование и отчаяние. Без особого риска ошибиться можно предположить, что сейчас отношение тунисцев к происходящему в стране не изменилось. По крайней мере, в лучшую сторону.

Данные еще одного исследовательского проекта — Arab Barometer, созданного Принстонским и Мичиганским университетами, и Arab Reform Initiative свидетельствуют о том, что разочарование тунисцев нарастает. МВФ хвалил Бен Али накануне революции за экономическую «либерализацию», но приватизация, сокращение расходов и либерализация торговли увеличили безработицу. Подавляющее большинство тунисцев никаких выгод от роста экономики не получило.

МВФ приостановил в прошлом году перечисление Тунису кредита в размере $ 2,8 млрд. Главное условие выдачи денег — обещание тунисских властей ускорить процесс жесткой экономии. Это привело к принятию непопулярного закона и акциям протеста.

Начало бедствиям тунисцев положил саммит G8, прошедший в мае 2011 года во французском городке Довиль, на котором большое внимание было уделено бурным событиям в арабском мире. Лидеры восьми самых развитых стран планеты вместе с арабскими государствами, в которых произошли революции, Турцией, странами Персидского залива, МВФ и ВБ договорились, как реагировать на арабскую весну. МВФ и другие западные участники саммита воспользовались нестабильностью в арабских странах и буквально навязали им соглашение. Тунису, Марокко, Иордании, Йемену и Египту были предложены крупные кредиты в обмен на неолиберальные реформы.

В результате реформ госдолг Туниса после 2011 года сильно вырос: если в 2010 году он составлял 41% от ВВП, то в 2017-м достиг уже 71%. Стране приходится платить большие проценты по кредитам. В 2018 году на них уйдет рекордные 22% от расходов бюджета.

В 2012 и 2016 годах Тунис получил от МВФ два дополнительных кредита с набором обычных условий: уменьшение дефицита бюджета и принятие мер жесткой экономии, меры, которые повышают цены.

«До тех пор, пока Тунис будет сотрудничать с МВФ, — заявил один из лидеров протестного движения Варда Атиг, — мы будем продолжать нашу борьбу. Мы считаем, что интересы МВФ и народа диаметрально расходятся».

Стабильность и исключительность Туниса — миф. Говорить о стабильности можно лишь в том плане, что в стране действительно нет гражданской войны и проходят выборы. Тунис нестабилен, потому что не смог справиться с проблемами, спровоцировавшими революцию в 2011 году. Народ хочет больше формальных политических свобод и права выбирать правительство. Корни январских протестов не только экономические, как может показаться на первый взгляд, но и политические. Игнорирование проблем и требований простых тунисцев и попытка пойти более легким путем — подавить протесты еще больше дестабилизирует страну. Причем, происходить это может с разных сторон: как через революцию, так и через радикализацию и даже возврат к диктаторскому режиму. Это и есть главный урок арабской весны…

Тунисским властям удалось несколько сбить накал протестов обещаниями оказать помощь бедным семьям, но очевидно, что это лишь временное затишье перед бурей. 21 января полиция на юге страны, в Метлауи, разогнала слезоточивым газом демонстрантов, требовавших работы. В соседнем городе Мдихла произошли столкновения между демонстрантами и стражами порядка.

«Тунис на перекрестке, — говорит участник революции 2011 года и президент Тунисского форума защиты экономических и социальных прав Мессауд Ромдхани. — Мы должны поддерживать давление на власть, потому что нам так и не предоставили большую часть наших социальных и экономических прав».

Сергей Мануков