Узбекистан, год реформаторства: что сделано?

За год, прошедший после смены власти в Узбекистане, эта одна из самых «сдержанных» стран постсоветского пространства удивила резкой сменой имиджа, объявив об открытости и желанию сотрудничать с любыми партнерами в общепринятых международных форматах. Успешные визиты нового президента Шавката Мирзиёева в Ашхабад, Астану, Москву, Пекин, Анкару и буквально на днях в Сеул, подтвердили вектор Ташкента на максимальную диверсификацию внешнеэкономической деятельности. О задачах, стоящих перед узбекским государством, о его перспективах EADaily рассказал заместитель директора по геокультуре и геоэкономике Средней и Центральной Азии Центра традиционных культур Бахтиёр Эргашев (Узбекистан).

Реформы, которые в настоящее время реализует Ташкент, это революционный этап развития страны или эволюционный — переход от одной модели развития страны к другой? В экономическом секторе, насколько можно судить, наиболее сильным изменениям подвергся валютный рынок. Как изменился Узбекистан за прошедший год?

Рассматривать либерализацию валютного рынка в отрыве от общей экономической политики не очень правильно. Какова общеэкономическая ситуация? Идет системная работа по переводу экономики страны с модели импортозамещения на новую модель экспортно-ориентированного развития. С этим связан и ряд реформ, в том числе либерализация валютного рынка. Это важнейший этап выстраивания новой модели экономического роста политики экспортно-ориентированного развития. А эту политику невозможно представить без механизма конвертации валюты и унификации курсов валют. Конечно, за этим последовала девальвация национальной валюты — сума — почти в два раза. Но ослабление сума сработало на поддержку экспорта и экспортеров. При этом доступ к свободной конвертации получили юридические лица, физические лица имеют доступ к частичной конвертации. И этот вариант постепенной эволюционной конвертации — это правильный эволюционный путь.

Какие минусы у этой реформы?

Было ожидаемо, что унификация курса приведет к обесцениванию сума. И доходы населения в долларовом исчислении уменьшились в два раза. Несомненно, введение такого курса ударило по импортерам. Импорт ожидаемо подорожал. Но катастрофического сценария удалось избежать.

Какие еще значимые реформы, кроме валютной, были проведены?

Об этом меньше говорят, но в стране произошли очень серьезные изменения. Я считаю, что прорывом в системе государственного управления, деятельности системы органов государственной власти и управления стало то, что президент предложил реализацию политики большей открытости государства. Речь не только о виртуальных приемных, параллельно с которыми выросли «народные приемные». Внедрение механизма прямой связи с населением, прямой связи народа с руководством страны привело к тому, что чиновники более низкого уровня вынуждены были начать осваивать новые формы отчетности перед населением, учиться вести диалог и отвечать на неудобные вопросы.

В рамках совершенствования системы принятия решений, реализации государственной политики идет серьезная работа по внедрению новых форматов электронного правительства. Информация для человека, гражданина, бизнесмена становится доступной. Даже за рубежом признали, что Узбекистан становится одним из лидеров по темпам реализации проектов в области электронного правительства и управления. Каждый видит, как чуть ли не в еженедельном режиме внедряются новые инструменты и форматы электронного правительства: кадастровая электронная система, электронные суды и т. д. И это очень важно — появляются реальные механизмы по оптимизации процессов взаимодействия государства, общества и бизнеса. Право на получение информации для гражданина получает технологическое решение.

По словам некоторых наблюдателей, на реформаторские проекты не хватает средств…

Очень масштабные задачи поставлены, идет реализация серьезных проектов и программ по многим направлениям. Так, например, только проекты и программы по совершенствованию инженерно-коммунальной инфраструктуры в регионах требуют огромных средств и поиска новых форматов (те же проекты по внедрению механизмов частно-государственного партнерства). И я согласен с тем, что единовременное выполнение всех этих программ и проектов является сильнейшим стрессом для бюджета. Несомненно, будут определены приоритеты в реализации программ и проектов. Сделать все и сразу невозможно.

В рамках центрально-азиатской стратегии Узбекистан налаживает отношения с соседями. С Казахстаном, Туркменией вроде все ясно. А что с Таджикистаном? Готовится визит в Душанбе Шавката Мирзиёева, и в то же время власти Таджикистана продолжают строительство «скандальной» Рогунской ГЭС. Изменилась ли позиция руководства Узбекистана по этому вопросу?

С Туркменистаном, Казахстаном получилось осуществить прорыв на основе созданных на предыдущем этапе заделов и в вопросах сотрудничества продвинуться дальше. В регионе сформировалось ядро: Туркменистан-Узбекистан-Казахстан. Последний спорный вопрос был решен — поставлена точка по Устюртскому участку границы, по так называемой точке стыка. В ноябре был подписан бессрочный трехсторонний договор о районе точки стыка государственных границ.

Удалось достичь некоторых договоренностей с Киргизией, хотя осталось еще много нерешенных вопросов. Киргизия для Узбекистана важна — необходимо перевести в практическое русло соглашение по транспортному коридору «Китай-Киргизия-Узбекистан», начав его реализацию с автомобильной части, с переходом к строительству железнодорожной магистрали. Этот проект станет составной частью большого транспортного коридора из Китая к портам Ближнего Востока и Южной Европы. Т. е. с учетом проектируемого коридора ККУ, будет создана сквозная транспортно-коммуникационная магистраль от Турции до морских портов Китая.

Не станет ли эта дорога в будущем причиной конфликта между Казахстаном и Узбекистаном?

Первые опасения из Казахстана на уровне экспертов были озвучены в середине 2000-х годов. Тогда Киргизия предлагала проложить маршрут железной дороги таким образом, чтобы соединить у себя Север с Югом. Серьезные возражения против проекта транспортного коридора «Китай-Киргизия-Узбекистан» изначально были у РФ. Казахстан был заинтересован в реализации транспортных проектов через свою территорию (тот же проект «Западный Китай-Западная Европа») и его мало интересовал проект ККУ. Только в последние годы, когда Казахстан начал претендовать на роль транспортно-логистического хаба континентального значения, в среде казахских экспертов стали озвучиваться мнения о том, что транспортный проект «Китай-Киргизия -Узбекистан» может привести к оттоку части грузоперевозок на коридор ККУ.

Несомненно, что этот южный маршрут для определенной части грузов, направляемых из морских портов Китая в порты Южной Европы, Средиземного моря и Ближнего Востока, оптимален по срокам и расстояниям. Он позволит перебрасывать грузы из Китая через Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан и Грузию и далее в Турцию к средиземноморскому порту Мерсин, который обеспечивает торговые связи со странами Среднего и Ближнего Востока, Северной Африки, Европы. Но если нужно доставить грузы из Китая, скажем, в Бремен, то их не станут везти через Узбекистан, потому что выгоднее воспользоваться транзитом через Казахстан. Все будет определяться логистическими интересами производителей, экспортеров и импортеров. И основные потоки все же останутся на Казахстане. На ККУ навряд ли придется больше 10−15% транзита. Поэтому я не думаю, что вопрос строительства нового маршрута приведет к конфликту с Казахстаном.

Почему президент Мирзиёев не спешит в Таджикистан? О визите говорится давно, но дата все еще неизвестна. Дело в Рогунской ГЭС?

Это одна из причин. Во время самаркандской конференции, посвященной проблемам и перспективам развития Центральной Азии, президент Шавкат Мирзиёев говорил, что проблема водопользования в регионе остается нерешенной. Есть проект Конвенция ООН по водным вопросам в ЦА и Узбекистана её поддерживает и именно на основе этой конвенции Узбекистан согласен работать дальше.

Для руководства Таджикистана ситуация такова, что, какие бы выгоды не ожидались от эффективного сотрудничества с Узбекистаном, оно отказаться от этой идеи (строительства Рогунской ГЭС) не сможет. Это печально, но это факт. Рогун будет строиться, и это, конечно, не будет способствовать улучшению отношений с Узбекистаном, по крайней мере, в тех темпах и той динамике, которые могли быть, если б Душанбе нашел в себе силы отказаться от этого проекта, к которому отрицательно относятся все страны, находящиеся ниже по течению Амударьи.

Будет ли этот вопрос обсуждаться в ходе визита узбекского президента в Душанбе, подготовка к которому, как говорят в Таджикистане, идет? Какие еще вопросы могут быть на повестке дня?

Будет ли вопрос строительства Рогунской ГЭС обсуждаться на встрече глав двух государств в Душанбе? Конечно будет. Но эффект от этих переговоров вызывает вопросы. Наверное, будут затронуты пограничные вопросы. Сейчас можно подписать документы по делимитации 70−80% межгосударственной границы. Оставшиеся 20%, как в случае и с Киргизией, сложные. Эти участки находятся в густонаселенных районах, и легкого решения по ним нет. Речь может пойти также о возобновления поставок газа — около 900 млн кубометров в год. Других реальных проектов нет.

Кто сегодня главный внешний торговый партнер Узбекистана? По-прежнему Китай, или России удалось переломить ситуацию и выйти в лидеры?

Есть большая вероятность того, что по итогам этого года в списке внешних торговых партнеров Узбекистана Россия вернется на первое место, которое она потеряла в 2015 году. Политика равноудаленности Ташкента от мировых центров силы работает. Некоторые говорят, что это политика лавирования. Но политика — это и есть искусство лавирования. Весь вопрос, как это у тебя это получается и что она дает. А дает она многое: $ 15,5 млрд инвестиций и торговых соглашений с Россией дополнили $ 22 млрд торговых и инвестиционных соглашений с Китаем. Это больше, чем половина ВВП Узбекистана. При этом говорить, что кто-то уходит вперед, у кого-то больший приоритет, я бы не стал. Стратегическая задача Ташкента — соблюдать баланс между Китаем, Россией и Западом как в политическом так и в экономическом отношении. Жесткая позиция Ташкента по невступлению в интеграционное объединение любого типа и предлагаемое любой внерегиональной страной находит понимание и в Пекине, и Москве. В России понимают, что мы — против Зоны свободной торговли в рамках ШОС, продвигаемой Китаем. С другой стороны, и на Западе и в Пекине знают, что у Узбекистана четкая позиция в отношении интеграционных проектов, продвигаемых Россией, — ни в ОДКБ, ни в ЕАЭС Узбекистан не собирается вступать. И такая позиция руководства находит понимание. Узбекистан выступал и выступает за развитие прямых двусторонних связей, не отягощенных форматами союзов, альянсов и т. п.

Какие направления экономики наиболее перспективны в российско-узбекском сотрудничестве?

У нас вообще положительная, обнадеживающая динамика развития экономических контактов. Узбекистан стал лидером по неэнергетическому экспорту из РФ (машиностроение, станкостроение). Это показатель качественных изменений, показатель того, что российские производители будут работать с Узбекистаном, который реализует серьезную программу модернизации и технического перевооружения до 2030 года и становится серьезным покупателем российского технологического оборудования. Отмечу также внушительные показатели роста экспорта узбекской плодоовощной продукции в Россию. В этом году он увеличится, как минимум, в 2 раза. И это не предел — оптимизм подкреплен тем, что сама Россия заинтересована в этом и идет нам навстречу. Вы слышали, чтобы РЖД снижала тарифы на 50% для какой-то страны? Для Узбекистана был сделан такой шаг. У нас серьезный дисбаланс во внешней торговле с Россией и нам его нужно менять: сейчас из России в Узбекистан ввозится товаров почти на один миллиард долларов больше, чем из Узбекистана в Россию. К слову, аналогичная ситуация и с Китаем. Нам нужно выравнять показатели экспорта-импорта, и, желательно, увеличивая не объемы экспорта сырья, а другой продукции, с более высокими уровнями передела.

Центральноазиатская редакция EADaily