В Петербурге обсудили исторические корни стран Прибалтики и Финляндии

В Санкт-Петербурге прошла международная научная конференция «Войны и революции. 1917 — 1920: становление государственности Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы». В качестве организатора мероприятия выступили Российская ассоциация прибалтийских исследований (РАПИ) при поддержке Фонда поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова, сообщает корреспондент EADaily.

По словам организаторов, целью конференции стало обсуждение роли военных и революционных событий 1917−1920 гг. в политическом развитии и становлении государственности стран Прибалтики и Финляндии, выявление и обсуждение наиболее актуальных спорных вопросов историографии, экспертной оценки современной политической интерпретации исторических событий. Партнерами в проведении мероприятия выступили Санкт-Петербургский государственный университет; Санкт-Петербургский государственный экономический университет; Российская ассоциация политической науки; Институт Европы РАН; Российский совет по международным делам, Фонд «Историческая память». Своими впечатлениями от участия поделился в соцсети Facebook калининградский политолог Александр Носович. «Как подтвердили организаторы, эта первая в истории конференция на русском языке, посвященная становлению государственности Финляндии и стран Прибалтики в 1917—1920 годах. Ни в Советском Союзе, ни после него мероприятий на такую тему не проводилось», — пишет он.

Также, Александр Носович упомянул особенно заинтересовавшее его выступление известного российского историка Александра Дюкова. «Дюков рассказал исторический детектив, объясняющий, как так получилось, что оригинал Акта о провозглашении государственной независимости Литвы 1918 года был обнаружен в этом году в Дипломатическом архиве Берлина. Этот парадокс связан с политическими играми, кайзеровской Германии в 1917—1918 годах в оккупированных немцами Виленской и Ковенской губерниях Российской империи. Литовская государственность возникла как проект германского МИД, выросла из коллаборации литовских националистов с немецкой оккупационной администрацией», — пишет Носович.

В свою очередь, петербургский историк Александр Иванович Рупасов рассказал о первых годах независимости Эстонии. По его словам, Польша в 20-е годы очень настойчиво предлагала Литве, Латвии, Эстонии и Финляндии создать Балтийский военно-оборонительный союз. Эстония выступала в поддержку этой инициативы, но союза не получилось из-за антипольской политики Литвы. Поэтому Таллину пришлось создавать слабый и заведомо необороноспособный союз Эстонии с Латвией. «По-моему, есть прямая аналогия с нашим временем. Прибалтика после 1991 года так и не стала сферой влияния Польши из-за антипольских настроений в руководстве прибалтийской заводилы — Литвы. История движется по кругу», — отметил по этому поводу Носович.

Профессор калининградского БФУ им. Канта Геннадий Кретинин отметил, что хроническая напряженность в отношениях Вильнюса с Варшавой связана с тем, что исторически нынешняя литовская нация и литовское государство — это в основе своей антипольский проект. По словам эксперта, если почитать классические польские тексты, то литовцы в них предстают экзотическими и несколько чудаковатыми поляками, которые, несмотря на свою странность, искренне любят свою родину… Польшу. Литва считалась польской провинцией — причем, одной из важнейших составных частей Польши. Поэтому отказ Литвы считать себя частью польской культуры и формирование литовцами нации на основе местного сельского языка воспринимались Варшавой, как глубокое оскорбление. Из-за этого имел место конфликт из-за Вильно в межвоенный период: Польша не готова была позволить превратить этот город в литовский Вильнюс. Но и для литовцев Вильнюс был настолько важен (как древняя столица Великого княжества Литовского), что Литва, начиная с 1918 года, шла на сотрудничество с Советской Россией, которая всегда признавала Вильно Вильнюсом и не отрицала существования литовской нации.

Доктор политических наук, кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского университета Наталья Еремина в ходе конференции заявила, что независимые государства Прибалтики, как и другие бывшие национальне окраины Российской империи, образовались благодаря большевистскому признанию права наций на самоопределение. Создание СССР, согласно ленинской концепции, должно было решить национальный вопрос с помощью объединения республик, возникших на основе этнических наций. Поэтому действия РСФСР по отношению к новым нациям, по словам Ереминой, были исключительно дружелюбными. После 1940 года в Прибалтике проводилась та же политика «коренизации», что и в 1920—1930-е годы в Украинской или Белорусской ССР. Осуществлялась поддержка нацкадров, продвижение на руководящие партийные должности на основании принадлежности к титульному республиканскому этносу. Русским в Прибалтике еще в советский период (ныне считающийся «окупационным») отказывалось в звании коренного населения. Поэтому, по мнению исследовательницы, основа для утверждения этнонационализма в качестве господствующей идеологии, окончательно утвердившейся в Литве, Латвии и Эстонии после 1991 года, была заложена именно в советские годы.

Представительница Университета Хельсинки Лариса Кангаспуро рассказала о том, почему в Финляндии одни из лучших тюрем в мире и уголовно-исполнительное законодательство, признаваемое международными экспертами образцовым. Это наследие Великого княжества Финляндского, которое Санкт-Петербург воспринимал как экспериментальную площадку для обкатки прогрессивных либеральных нововведений в социальной, экономической и политической сфере. Поэтому в частности в автономной Финляндии в числе первых в мире оказалось введено всеобщее избирательное право, разрешили голосовать женщинам и была создана уникальная для своего времени пенитенциарная система. В 1889 году в Великом княжестве Финляндском был принят революционный по тогдашним меркам Уголовный кодекс. Разработкой этого кодекса занимались высшие сановники в Санкт-Петербурге, о его внедрении писало «Новое время» и другие самые высокотиражные газеты столицы. Самое примечательное, что либеральные преобразования в Финляндии проводились в разгар, как теперь пишут, «реакционных контрреформ» Александра III на территории остальной Российской империи.

В свою очередь, профессор кафедры мировой политики Санкт-Петербургского государственного университета Наталья Маркушина заявила о безуспешности притязаний Литвы, Латвии и Эстонии на особую «северную идентичность». Она отметила, что многие норвежцы, датчане и шведы ощущают себя исключительно скандинавами, но не европейцами. Они не считают скандинавизм частью европейскости и отказываются от европейской идентичности. Скандинавы отрицают свою принадлежность к европейскому клерикализму, католицизму, колониализму, имперскости. Свой регион они называют Norden, а не Nothern Europe, и отказываются от общности с другими странами, относящимися к Северной Европе. Поэтому они не считают страны Прибалтики своими — и отвергают притязания Литвы, Латвии и Эстонии на «северную идентичность».

В свою очередь, Вячеслав Воротников из Центра североевропейских и балтийских исследований Института международных исследований МГИМО подытожил: «Видение Прибалтики, как санитарного кордона и лимитрофного региона окончательно сформировалось не только у российских, но и у западных исследователей. Возможно ли существование Литвы, Латвии и Эстонии вне геополитического аспекта и без России в качестве „конституирующего Другого“, остаётся большим вопросом».