Антон Кривенюк: Обесценивание нацязыков усилит «надкультурные» идентичности

Вопрос региональных языков в скором времени может стать одной из острых общественно-политических проблем России. Проблема излишне политизируется и в условиях ухудшения социально-экономического положения может превратиться в один из каналов вымещения социального недовольства.

При этом тема многогранна, в ней культура, опыт сосуществования разных этносов, история и человеческие отношения в очень длительном историческом отрезке, по меньшей мере, со второй половины XIX века и по сегодняшний день. Участие в обсуждении проблемы малосведущих активистов, не важно, какую сторону они поддерживают, усложняет и обостряет пласт вопросов языкознания и шире, культур российских регионов.

С начала этого века в регионах Северного Кавказа и Поволжья резко сократилось количество людей, способных в полном объеме пользоваться родными языками. Это показывают данные двух последних переписей, такие же данные показывают и исследования специалистов. По словам Рамазана Алпаута, кумыкского общественника, число кумыков, говорящих на родном языке сократилось более, чем на двадцать процентов с начала этого столетия.

Еще менее оптимистичные данные можно видеть в Башкирии, Кабардино-Балкарии, особенно в среде этнических балкар, есть много и других примеров.

Проблема существенно шире узких заданных рамок последних ее обсуждений в контексте вопроса о количестве часов преподавания родных языков в школах. А также статуса предмета «родной язык» — факультатив ли это, или предмет обязательной программы.

Чтобы начать в ней разбираться, нужно иметь общее представление о характере демографических процессов последних десятилетий. А также о трансформации среды обитания в российских регионах, что тоже имеет прямое отношение к демографии.

На арену жизни повсеместно вышло поколение детей, родившихся в течение 90-х годов. Их мало даже в тех регионах, а лучше сказать, в той культурной среде, где рождаемость была значительно выше средних по стране показателей. Но еще более важно то, что почти все это поколение — дети урбанизации, какой бы регион мы ни рассматривали под лупой, мы видим, что сегодняшние двадцатилетние выросли в городской среде. Их родители, имеющие существенно более тесную связь с традиционной средой, в значительной степени росли в интернациональной среде городов, но связь с сельской местностью обеспечила им на всю жизнь сносное знание родного языка. Однако выросшие в условиях, когда полновесное общение на родном языке происходило только в общении со стариками в деревне, они не смогли зачастую вообще передать язык своим детям.

Это реальность. От нее надо отталкиваться в оценке дальнейших процессов, связанных с языками народов России. Мы находимся на пороге еще более мощной волны деградации языков даже сравнительно крупных этносов. Исключениями могут быть только татарский, чеченский, якутский, возможно какие-то еще языки, которые тесно вплетены в ткань социальной жизни республик, где они обладают соответствующим статусом.

Факультатив или присутствие соответствующего предмета в обязательной школьной программе ничего не изменят в судьбе того или иного языка. Дети, которые тем или иным образом добровольно или принудительно учили в школе тот или иной язык, если на нем не говорят дома, не заговорят на нем никогда. А качество школьных программ по изучению родных языков, крайне низкое. В этих программах ничего почти не менялось с советских времен. В разных регионах разная ситуация, но в большинстве республик методическое обеспечение образовательного процесса по изучению родных языков, находится на уровне конца 80-х годов прошлого века. Это касается и литературы, используемой в образовательном процессе, где превалирует советская национальная классика 50- 70-х годов и т. д. Поэтому из поколения в поколение мы видим маленьких детей, подающих надежды, читающих на родных языках стишки и небольшие тексты, но за редким исключением никто из них дальше чтения этих стишков в познании родных языков не продвигается.

Одним словом, мы сейчас должны разделить собственно вопрос об изучении родных языков в школе и общественно-политические спекуляции на эту тему. Все стороны руководствуются в этом вопросе какими угодно соображениями, конъюнктурными, мировоззренческими, но преподавание языка в школе совершенно не является способом его оживить.

Таким образом, здесь политическая и практическая сторона вопроса не одно и то же.

Вместе с тем, вопрос изучения в школах национальных республик родных языков имеет первостепенное символическое значение для интеллигенции, активной части обществ северокавказских и поволжских республик. Поэтому интеграция этого круга вопросов в политический процесс несет немалые риски для стабильности в сфере межнациональных отношений.

Очень важно было бы избежать радикализации вопроса, к чему стремятся, похоже, адепты всех точек зрения. Противники тех или иных обязательных форм изучения национальных языков, вне зависимости от риторики, от конкретной территории, где происходит обсуждение вопроса, руководствуются пониманием, почва которого в глубинах ментальности. Их концепт России — это единство на основе ассимиляции и поглощения инаковости и разнообразия, не важно, кстати, какого — культурного ли, социального или мировоззренческого. Эта линия не может принять идею «деуниверсализации» российской культуры, особенно в таких ее «ужасных» проявлениях как, не дай бог, изучение детьми русского происхождения того или иного национального языка.

Более того, важно с этой диспозиции обеспечить максимальную универсализацию культурного пространства всей страны и для тех, кто по происхождению своему «имеет право» знать тот или иной локальный язык.

С другой стороны, мы видим усилия позднесоветской по духу национальной гуманитарной интеллигенции, особенно это заметно на примере Татарстана, для которой язык — это и индустрия с сопутствующей институциональной базой (кадрами, зарплатами, карьерами, вялотекущей профессиональной жизнью); это и социальный статус, который зиждется только на хорошем знании языка, будто это профессия — владеть родным языком в совершенстве.

Но еще это и попытка выстроить социальные иерархии в той или иной республике в зависимости от уровня знания языка.

Одним словом, есть широкий круг, заинтересованный в языке как источнике благосостояния, статуса, жизненной самореализации. Это рудимент, достаточно распространенной в советскую эпоху практики жизни академических кругов и интеллигенции союзных и автономных республик. Было бы не так плохо, если бы все это повышало КПД в развитии языков, но мы видим, что это не так, хотя бы по примеру средней школы.

Вместе с тем, к сожалению, современная российская культура еще очень далека от понимания того, насколько ценно реальное культурное разнообразие, не в декоративно-просветительских целях, а как фундамент конструкции этой страны.

Утрата языка — это следствие обнуления культурных идентичностей, которые в свою очередь создавали нравственный каркас человека. Люди, утратившие исконную идентичность, не обретают какую-то другую в этот конкретный исторический период. В России нет общенациональной культурной идентичности. Русская этническая культура, на сегодня тоже нечто размытое, тело без содержания. А интегрироваться в общероссийский мир посткультуры, будем прямо говорить, население национальных регионов не готово, особенно исламских.

Если мир российской культуры не придет к пониманию ценности для своего будущего разнообразия культурных и языковых практик, это усилит, особенно в исламских республиках Северного Кавказа и Поволжья иные надкультурные идентичности, догматические основы которых априори отрицают государство как таковое.

Антон Кривенюк, специально для EADaily