Первый итог курдского референдума: победила Россия

Специалисты по Ближнему Востоку пребывают в напряженном ожидании, первую оценку результатов курдского референдума 25 сентября мы очевидно получим от них не ранее 26-го: реноме серьезного эксперта не позволяет спешить. Здесь нет ни грана иронии, просто автор не относит себя к специалистам по данному региону и может позволить себе быть чуточку легковесным.

Ясно одно: референдум состоится и… в общем-то, это всё. Максимум того, на что решится Эрбиль, это провозглашение «начала» обретения независимости, некоего переходного периода, возможно, до 1 января, 21 марта (Ноуруз) или даже 25 сентября 2018 года, по истечении которого, какими бы ни были результаты переговоров с Багдадом, Курдистан автоматически будет считать себя полностью независимым.

Пока же необходимо, чтобы улеглись страсти, чтобы соседи убедились, что Курдистан создает свою армию, вводит собственную валюту, открывает диппредставительства — а мир не перевернулся. (Сегодня пешмерга это формально только подразделение национальной гвардии Ирака, почти не имеющее тяжелых вооружений и авиации, и у Иракского Курдистана уже есть 13 представительств, в т. ч. в Москве, имеющих прямые контакты с МИД страны пребывания и даже выдающих визы для посещения Курдистана.)

Должен выдохнуть и привыкнуть к новым реалиям и «весь цивилизованный мир». Судя по заявлениям на достаточно высоком уровне, независимость Курдистана уже в переходный период могут признать, по меньшей мере, три-четыре европейских государства.

И самая важная причина, препятствующая немедленному провозглашению независимости, это неурегулированность вопроса границы Иракского Курдистана почти на всем ее протяжении с «остающимся Ираком». Провозглашение независимости в спорных границах это фактически объявление войны Багдаду.

Да, курды воспользовались борьбой с ИГИЛ* (террористическая группировка, запрещена в РФ — прим. EADaily ) для того, чтобы расширить контролируемую территорию за пределы автономного региона, определенного конституцией Ирака. Но расширили за счет районов, населенных преимущественно курдами: Киркук, Ханакин, восток Ниневии, Синджар (по-курдски — Шенгала).

Судя по всему, в Эрбиле стараются всячески избежать столкновения. Несмотря на воинственные заявления некоторых командиров, пешмерга так и не вошли в десятки курдских деревень, лежащих чересполосно с арабскими в восточной части Ниневийской долины.

Еще несколько десятков курдских деревень до сих пор остаются в районе Хавиджи — в последнем анклаве ИГИЛ* в центральном Ираке между Курдистаном и районами, контролируемыми центральным правительством. Багдад до последнего оттягивал начало операции по освобождению Хавиджи, «приберегая» ее как фактор риска для Эрбиля. Наступление началось только 22 сентября, за три дня до референдума. Курды пока не вмешиваются, явно опасаясь «случайного» столкновения с армией Ирака, которое Багдад смог бы использовать как повод для широкомасштабного конфликта. (К тому же нефтяные поля Киркука лежат к северу от Хавиджи и уже находятся под контролем курдов.)

Кстати, об энергоносителях. А также об одном из последствий еще не прошедшего референдума.

Более трех месяцев с момента объявления 7 июня о проведении всенародного голосования по вопросу независимости Запад стремился «соблюсти баланс» между Багдадом и Эрбилем, делая противоречивые заявления и совершая не менее противоречивые поступки. Так, практически в один день одни представители США заявляли о приверженности территориальной целостности Ирака, а другие усаживали за стол переговоров с курдскими партиями, поддерживающими референдум, две партии, отказывающиеся его поддержать: «Движение за перемены» (Горран) и Исламскую группу Курдистана (ИГК, «Комал»). Об этом ниже.

В последние же полторы недели, когда об отмене голосования уже не могло быть и речи, США, Франция, Британия, Германия дали последний символический залп в поддержку «единства Ирака», сделав ну очень жесткие заявления с требованием перенести референдум. Впрочем, в Багдаде, где прекрасно понимают лицемерие этих заявлений, их пафос не оценили.

Россия не надувала щеки, не претендовала на роль вершителя судеб Ирака и курдского народа, и принципиально отказалась высказывать поддержку или осуждение референдума. В какой бы форме ни задавались вопросы российским официальным лицам, фабула ответа укладывалась в заявление главы МИД РФ Сергея Лаврова от июля этого года: «Россия заинтересована в том, чтобы курдский народ, подобно любому другому, мог реализовать свои надежды и чаяния в рамках существующих международно-правовых норм».

Всё, в чем заинтересована Россия, это развитие экономических отношений с этой страной. Или с двумя этими странами, если таков будет результат разрешения внутреннего конфликта. Соответственно, исходя из целей экономического сотрудничества, Россия заинтересована в мире в этой стране (странах). Всё просто. Здесь — бизнес и никаких претензий на большее, на участие в решении судеб Ирака и Курдистана.

Не сразу, но с этой позицией России смирились и Багдад, и Эрбиль, они сочли ее более честной, чем позиция западных партнеров. Эрбиль смирился с тем, что Россия продает Багдаду вооружения, включая танки Т-90С. Багдад спокойно воспринимает участие России в развитии нефтегазовой отрасли Иракского Курдистана.

Обеспокоенные политическими рисками, спровоцированными двусмысленной политикой своих правительств и возможной негативной реакцией как Багдада, так и Эрбиля, западные компании заморозили ряд инвестиционных проектов в курдском регионе. В результате, как сообщило на днях агентство Reuters со ссылкой на высокопоставленные источники в Эрбиле, ключевым инвестором в Иракский Курдистан стала Россия, обойдя США и Турцию. Свыше $ 4 млрд вложила в регион только компания «Роснефть», в том числе в проект по строительству сети газопроводов для внутреннего потребителя, о чем компания объявила в середине сентября. Эта же компания с 2020 года может стать ведущим экспортером энергоносителей Курдистана на европейские рынки.

Еще раз: независимо от того, как сложатся отношения Багдада и Эрбиля, газ будет нужен предприятиям, городам и деревням на этой земле. Эта позиция России устраивает обе стороны. И это, несомненно, победа России. Победа, доступная любой стране, готовой руководствоваться прагматизмом.

Что касается других последствий референдума о независимости 25 сентября, то можно надеяться, что конфликты при голосовании в «спорных районах» не выйдут далеко за рамки психологического давления, цель которого — лучшие позиции в неизбежных переговорах об условиях «развода».

Похоже, что шиитская милиция Хашд аш-Шааби («Силы народной мобилизации») всерьез нацелена на захват южной части Шенгалы, включая сам город Синджар на трассе Мосул — Ракка. Задачу облегчает то, что эту территорию контролируют в основном отряды Рабочей партии Курдистана (РПК) и сирийских курдов, находящихся в остром конфликте с Эрбилем и подвергающихся также атакам турецкой авиации. Эрбиль в свою очередь заинтересован в установлении полного контроля над городом Туз-Хармато, врезающимся в территорию Курдистана и частично контролируемым шаабистами.

Но в целом полномасштабное наступление иракской армии вряд ли возможно: массированная атака Багдада на курдские районы, кадры жертв и разрушений только подтвердят аргументацию курдов в пользу отделения от «страны, уничтожавшей их в течение 100 лет». И ускорят признание Курдистана со стороны европейских государств, во многих из которых (Скандинавия, Бенилюкс и даже некоторые восточноевропейские) борьба курдов встречает растущее сочувствие.

В течение последних нескольких лет лояльность Эрбиля Анкаре достигла предела. Ради улучшения отношений с Турцией региональное правительство Курдистана полностью разорвало отношения с РПК, ведущей партизанскую войну на территории северного соседа. Понятно, что в эти судьбоносные дни Эрбиль тем более не даст Анкаре повода для атаки. И конечно, Запад не допустит вооруженного вмешательства Ирана. В арсенале этого соседа остается отстрел курдских крестьян-контрабандистов, таскающих в Иран сигареты и спутниковые антенны.

В то же время в Багдаде, Анкаре и Тегеране понимают, какой приз стоит на кону — грубо говоря, масса бонусов и трубопроводы через ту страну, которая признает Курдистан. Довольно интересно наблюдать, как почти одновременно обсуждались фактически взаимоисключающие проекты.

Таким образом, можно с большой долей уверенности сказать, что границы территорий, контролируемых Эрбилем на сегодня, и станут в своей основе границами Курдского государства. Разве что Эрбиль все же решится принять участие в операции по освобождению Хавиджи и присоединит ее «курдский угол».

Не оправдались и надежды на раскол курдов. Прививка без преувеличения позорной гражданской войны середины 1990-х сделала свое дело. Но по порядку.

Курды действительно сражались за свою независимость 100 лет. Этой борьбы, как национального движения, не могло быть до 1918 года, когда Курдистан был частью двух империй: Османской и Персидской. Захват Антантой в 1917 году арабских владений и раздел Османской империи в следующем году привели к образованию национальных государств: независимого турецкого и подмандатных Британии и Франции арабских: Сирии и Ирака. В 1925 году в Иране была свергнута тюркская династия Каджаров и началось строительство собственно персидского (фарси, иранского) национального государства (хотя, строго говоря, и новая династия Пехлеви была тюркской по происхождению).

Единственным крупным народом, не получившим своего государства и, более того, оказавшимся разделенным между четырьмя национальными государствами, оказались курды. После Второй Мировой войны национально-освободительное движение курдов переросло в практически непрерывное восстание и стало фактором международной политики.

Честная история Курдистана будет написана не скоро, но суть полувекового периода с середины 1940-х по середину 1990-х можно охарактеризовать так: все — Турция, Иран, Ирак и Сирия — использовали курдов в борьбе друг против друга, а курды использовали их всех в своей борьбе.

Получилось, как в суданско-эфиопском конфликте: Судан десятилетиями подкармливал эритрейских повстанцев, а Эфиопия — южносуданских. В конечном счете, Эфиопия осталась без Эритреи и выхода к морю, а Судан — без Южного Судана и его нефти.

Справедливости ради добавим, что в курдские дела в своих интересах вмешивались и другие игроки, например, Советский Союз, способствовавший созданию в 1946 году на территории оккупированного СССР и Британией Ирана курдской Мехабадской Республики. Республика не выстояла, но целый год существования первого в новой истории национального курдского государства оказал огромное влияние на настроения народа.

С разгромом Саддама Хусейна в ходе операции «Буря в пустыне» в 1991 году большая часть Иракского Курдистана фактически добилась независимости. Вот тут-то и проявились «болезни роста». Дело в том, что в регионе действовали две партизанские группировки: Демократическая Партия Курдистана (ДПК) во главе с кланом Барзани и Патриотический Союз Курдистана (ПСК) клана Талабани.

Понятно, что антипартизанские подразделения армии Саддама в свое время сами освоили партизанские методы борьбы в горах. Поэтому чтобы избежать случайных столкновений со своими, ДПК и ПСК разделили Курдистан на две оперативные зоны: ДПК работала на севере, ПСК на юге, включая Эрбиль. При этом, как и положено партизанам, две группировки, скажем так, остро конкурировали в борьбе за ресурсы: каждый командир в первую очередь заботится об обеспечении своего отряда, такова жестокая правда любой войны.

В 1992 году в Курдистане прошли первые выборы. Победу с минимальным перевесом одержала ДПК. Договориться «по справедливости» не удалось и в мае 1994 года случилось немыслимое — началась гражданская война. Абсурдность происходящего постоянно давала надежду, что на следующей неделе война точно прекратится. Но она продолжалась, а перемирия срывались. И все же действовал какой-то кодекс чести.

Один из курдских товарищей рассказывал в частной беседе, как иногда происходили столкновения: «Поняли, что напоролись на тех. Бьем в воздух со всех стволов. Они тоже. Ага! У них стволов больше. Отходим. Они молчат, дают отойти».

Но у войны своя логика. В 1996-м ПСК обратилась за помощью к Тегерану, ДПК — к Багдаду. Как вели себя иранские и особенно иракские войска в отношении мирного населения и пленных рассказывать не будем. У руководства обеих партий хватило разума понять, в какую пропасть они столкнули страну, в следующем году было заключено перемирие, а еще через год мирное соглашение.

Сейчас было бы приятно повторить слова про «прививку», рассказать, как не любят курды вспоминать эту страницу своей истории и т. п., но, увы, говорить о том, что курды полностью преодолели ее, пока рано.

В 2015 году парламент Иракского Курдистана приостановил работу. Причиной стало решение президента Масуда Барзани остаться на своем посту ввиду «угроз курдскому народу», исходящих от «Исламского государства»*, несмотря на истечение срока полномочий. Бунт в парламенте подняли депутаты второй по численности фракции от партии «Движение за перемены» (Горран). Партия откололась от ПСК в 2009 году и потеснила «материнскую партию» на третье место.

Программу Горран можно выразить фразой: «Хватит партизанщины!». А также: хватит раздутого государственного аппарата и хватит непотизма. Горран не устраивает ситуация, когда при президенте Масуде Барзани правительство возглавляет его племянник Нечирван Барзани, а Совбез — сын Масрур Барзани.

Сразу после заявления Масуда Барзани о назначении референдума партия Горран выступила с протестом, заявив, что назначить референдум может только парламент Курдской автономии. Начались мучительные переговоры, в результате которых было принято решение провести новые парламентские выборы 1 ноября. Парламент старого созыва удалось собрать всего за неделю до референдума (с минимальным кворумом и без Горран и Комал, которые, не возражая против созыва парламента, «решили пропустить заседание»). Наконец, Барзани клятвенно пообещал, что ни он, ни его родственники не будут участвовать в новых президентских выборах.

В последнем обещании, на наш взгляд, есть некоторая доля лукавства: одно из ключевых требований Горран, которое поддержали ПСК и некоторые другие партии — преобразование Курдистана в парламентскую республику, где президент будет иметь только номинальные функции. Так что отказ от президентских амбиций теперь ни для кого большой потерей не является.

Буквально за несколько часов до наступления 25 сентября Движение за перемены — Горран и Исламская группа Курдистана — Комал все же призвали своих сторонников сказать на референдуме «Да» независимости. Ясно, что это и их цель, а партийные разногласия не должны вредить общему делу. Тем более, что через месяц с небольшим — парламентские выборы, а «отцом независимости» и без того оказался Масуд Барзани с его ДПК.

И еще одно уже почти неизбежное последствие курдского референдума для Ирака и соседней Сирии.

Оставшись без курдов, шиитско-суннитская федерация окажется совершенно нежизнеспособной ввиду абсолютного преобладания шиитов в населении страны (75−80%), еще более резкого преобладания последних в органах власти, с учетом крайне напряженных отношений между этими общинами и того, что почти все запасы нефти и газа Ирака без Курдистана находятся на шиитском юге.

Сегодня иракские войска зачищают от ИГИЛ* последнюю (и самую крупную) иракскую провинцию Анбар, населенную суннитами. И одновременно зреет недовольство в уже освобожденной части Анбара. Суннитские лидеры провинции еще два месяца назад пригрозили центральному правительству бойкотом, если оно продолжит блокировать связи Анбара с западной, суннитской, частью Багдада. Режим на контрольно-пропускных пунктах был несколько ослаблен, но каждое новое сообщение или слухи о произволе или поборах на КПП вызывает бурю возмущения.

К западу от иракской провинции Анбар лежит сирийская провинция Дейр-эз-Зор, частично остающаяся под контролем ИГИЛ*. Легко, устроившись на диване, отмечать ошибки сирийского командования в конце седьмого года войны, когда армия пополняется мальчишками, которым в начале войны было по 10−11 лет. Но ошибка, видимо, все же имела место, и она может обойтись Сирии потерей еще пятой части нефтегазовых запасов в дополнение к двум пятым, находящимся на курдском севере. Речь о нефтегазовых месторождениях провинции Дейр-эз-Зор, которые тянутся вдоль Евфрата по обоим берегам преимущественно ниже города Дейр-эз-Зор и, к сожалению, преимущественно вдоль левого, северо-восточного берега.

Естественное желание командования сирийской армии закончить одну операцию — добить ИГИЛ* в Акербатском котле — прежде чем переходить к другой — наступлению на Дейр-эз-Зор — было основано на убеждении, что заявления Сирийских Демократических Сил (СДС), действующих под эгидой США, об их скором наступлении на Дейр-эз-Зор — блеф. В результате Акербатский котел до сих пор не дочищен, плюс пришлось срочно перебрасывать силы и прорываться к южной, правобережной части Дер-эз-Зора, когда к северной окраине левобережной части города подходили подразделения СДС.

Формально СДС считаются арабо-курдской коалицией. Фактически ее боеспособность держится исключительно на курдских подразделениях правящей в Сирийском Курдистане партии Демократический Союз (ПДС, более распространена курдская аббревиатура PYD), которую в Турции называют «сирийским крылом РПК» и так же считают террористической организацией.

ПДС — партия левая, демократическая, с одной стороны получает оружие, инструкторов и поддержку на земле и с воздуха от США, с другой — сражается в союзе с Коммунистической партией / Марксистко-Ленинской Освободительной армией рабочих и крестьян Турции. 14 августа этого года в бою погиб один из легендарных командиров КПТ Нубар Озанян. В том же бою были ранены трое его бойцов: иранец, канадец и сардинец (курдские товарищи подсказывают, что есть мнение, что за сардинцев-итальянцев выдают себя корсиканцы — граждане Франции).

Вполне возможно, что в отдельных операциях против ИГИЛ* бойцы КПТ и интернационалисты сражались плечом к плечу с американским спецназом. Вот такие случаются альянсы. Американцы пошли на этот союз не от хорошей жизни, а только тогда, когда убедились, что сирийские курды — единственная сила, которая позволит им остаться в числе победителей в этой войне, принять участие в решении судьбы Сирии. Курды же верят, что после разгрома ИГИЛ* американцы не сдадут их Турции. Что ж, верить — их право.

Арабские подразделения СДС играют вспомогательную роль, предпочитая охранные функции и категорически отказываясь покидать территории своих племен. Поэтому штурмовать Ракку и другие арабские города, которые ни при каком раскладе не будут присоединены к Сирийскому Курдистану (Рожаве) приходится все-таки курдам. Впрочем, под нажимом США курды отказались и от Рожавы: контролируемые СДС территории теперь называются «Федеративная система Северной Сирии».

Взятие Ракки затянулось и сирийское командование надеялось, что курды смогут (в своих интересах, разумеется) увильнуть от наступления на левом берегу провинции Дейр-эз-Зор. Но американцам, видимо, удалось сделать курдам предложение, от которого невозможно отказаться. Нельзя сказать, что курды рвутся из всех сухожилий, но задача форсировать Евфрат перед ними, по всей видимости, не стоит. Они просто занимают одно месторождение за другим.

Сирийская армия с большим трудом смогла занять два плацдарма на левом берегу, но эти плацдармы тут же «обволокли» СДС. Российская сторона обвинила «союзников» в том, что те сбросили воду на плотине Табка, чтобы затруднить сирийской армии форсирование Евфрата, указала на факты обстрела сирийских частей со стороны СДС и, наконец, предоставила снимки воздушной разведки, на которых американские «хаммеры» запечатлены в расположении опорного пункта ИГИЛ*.

Но, очевидно, придется смириться с тем, что река Евфрат станет границей между территориями, контролируемыми Дамаском и СДС. Два анклава сирийской армии далеко на курдском севере, в районе городов Камышло и Хасеке, в лучшем случае удастся разменять на большой курдский плацдарм на правобережье Евфрата у Ракки.

После отделения Иракского Курдистана и неизбежного последующего отделения от шиитского Ирака суннитского государства к нему отойдет и сирийское левобережье Евфрата за исключением курдских кантонов вдоль турецкой границы.

Такой прогноз может показаться слишком самоуверенным, но дело в том, что создание Курдского Государства действительно станет потрясением для Ближнего Востока и не только. Это будет государство, возникшее не в устоявшихся границах колонии или автономии, а в границах, которые в значительной мере определил успех боевых действий.

Несомненно, что-то, что сработало в Ираке, может сработать и в Сирии. То есть те линии «временных разделов», которые складываются буквально на наших глазах, станут межгосударственными границами. Можно считать, что признание Курдистана и его границ откроет «ящик Пандоры», а можно наоборот — что оно откроет, легитимирует новые возможности решения конфликтов. И не только в Сирии. Таким образом никакой прогноз последствий сегодняшнего референдума не будет слишком смелым.

Альберт Акопян (Урумов)

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ