EADaily продолжает цикл бесед с латвийским краеведом Александром Ржавиным, изучающим события Второй мировой войны на территории республики. В прошлый раз разговор шел о том, как латвийские «лесные братья» (в нынешней официальной терминологии — «национальные партизаны») и современные историки преувеличивают потери, якобы нанесенные частям советского НКВД. На этот Ржавин разоблачает мифологию, построенную вокруг другого боя «лесных братьев» с чекистами — на болоте Стомпаку (в Латгалии) 2 марта 1945 года.
В ходе прошлой нашей беседы мы уже говорили о том, что латышские «лесные братья» и их апологеты раздувают незначительные события 1944−1953 годов до эпических масштабов — воистину творя из мухи слона и баснословно увеличивая потери чекистов. Тем не менее, были и реальные бои. Однако и по их поводу латышские историки вместо исторических исследований выдают на-гора пропагандистские агитки. В качестве примера предлагаю рассмотреть бой на болоте Стомпаку 2 марта 1945 года, который действительно был самым значительным за всю историю противоборства — «лесных братьев» и чекистов в Латвии.
Чем именно был интересен этот бой, помимо количества участников?
Интересное там начинается уже с даты. Ещё вовсю идёт война, союзники громят нацистов. На западе Латвии гремят бои в районе Курляндского котла, внутри которого, кстати, активно действуют красные латышские партизаны. Ну, а в тылу антигитлеровских войск кое-кто уже начал вести партизанские действия против них самих — отвлекая их силы от борьбы против гитлеровского режима. Собственно в этом и заключалась главная цель сформированных нацистским военным руководством отрядов латышских «лесных братьев». Официальные латвийские историки сейчас любят рассуждать о том, что нельзя, дескать, считать отряды красных латышских партизан партизанскими, так как часто их костяк составляли специально подготовленные разведдиверсанты — как из НКВД, так и из Красной Армии. Мол, это всего лишь разведывательно-диверсионные группы, а никакие не местные партизаны. И в расчёт не принимается тот факт, что зачастую этими разведдиверсантами были местные же жители (Иман Судмалис, Василий Кононов и другие), которые в 1941 году отступили на восток вместе с Красной Армией. Понятное ведь дело, что неподготовленные люди не смогут не то что достаточно эффективно воевать, но даже грамотно сформировать партизанский отряд. И они нуждаются, как минимум, в инструктаже профессионалов. Однако то, что костяк многих отрядов «лесных братьев» был сформирован германскими разведчиками и солдатами, отчего-то латвийских историков не смущает! Линия фронта проходила ещё далеко на востоке, а немецкая разведка уже принялась готовить кадры из числа латвийцев для борьбы против Красной Армии не только на, но и за линией фронта. По мере отступления, часть агентуры сразу оставалась на отвоёванной красноармейцами территории, а часть позднее забрасывалась в советский тыл по воздуху. И уже вокруг этих специально подготовленных разведдиверсантов формировались те отряды «лесных братьев», что были способны на какие-то реальные действия.
Отряд, о котором вы будете говорить, оказался сформирован именно таким образом?
Да, так случилось и на территории современного Вилякского края Латвии, где расположено болото Стомпаку (Stompaku purvs). В войну эта территория относилась к Абренскому уезду. При отступлении оттуда в июле-августе 1944 года то ли специально оставили нацисты, то ли дезертировала из легиона «Ваффен СС» группа капитана Яниса (по другим данным Арвида) Озолса (кличка «Черная борода») и его адъютанта Паулиса Грантиньша. А 2 октября 1944 года в уезде была десантирована разведгруппа «Лапландия» (Lappland) числом в 11 человек. Её командир — Петерис Супе (Pēteris Supe, кличка «Кочка»), бывший главный агроном; заместитель командира — бывший студент Станислав Лочмелис. До этого Супе проходил подготовку в Восточной Пруссии в некой 212-й группе фронтовых разведчиков (Frontaufklärungstruppe 212) Абвера. Впрочем особо пикантно, что на тот момент Абвер уже был не просто военной разведкой, а частью пресловутого Главного управления имперской безопасности, РСХА, руководящего органа политической разведки и полиции безопасности Третьего Рейха. «Лапландцы» начали работу по объединению вокруг себя разрозненных антисоветских групп и отрядов в окрестностях не только Абрене, но и городов Виляки, Балвов, Алуксне, Гулбене, Валки, Цесиса и даже Мадоны.
Отрицают ли официальные латвийские историки приведённые вами сведения?
Нет, даже латышские историки этих фактов не отрицают. Просто они не заостряют на них внимания, отвлекая читателей громкими словесами о «свободе», «демократии», «патриотизме». Зато уже откровенные пропагандисты врать не стесняются: «среди командиров партизан почти не было профессиональных солдат — Петерис Супе по образованию агроном, не служил». В латвийской армии Супе действительно не служил — исключительно в германской. Хотя, когда его убил 1 апреля 1946 года советский агент Янис Климканс, Супе был одет в форму полковника латвийской армии! Между прочим, что там по законодательству Латвийской Республики 20−30-х годов полагалось за самозваное присвоение себе воинского звания и ношение чужой формы? Максимум, что мог носить Супе — костюм мазпулка. Это были такие латышские скауты (mazpulki), любили зиговать довоенному латвийскому вождю Карлису Ульманису. В газете Latvijas avīze (нынешний рупор латышского национализма) сотрудник «Музея оккупации» доктор истории Улдис Нейбургс пишет, что Супе был фанатичным мазпулком, единственным во всём Абренском уезде получившим высшее их звание līdumnieks (что-то вроде «подсечник», человек, который расчистил лес для пашни, сделал подсеку).
Но вернёмся в 1944-й…
Итак, в тех самых лесах, где ещё недавно красные латышские партизаны сражались с нацистами, начали действовать «лесные братья» под руководством гитлеровских разведчиков. 10 декабря Супе провозгласил создание «Объединения латвийских национальных партизан» (Latvijas Nacionālo partizānu apvienība). Местом базирования были выбраны острова посреди болота Стомпаку. Там в конце 1944 года были сооружены 24 землянки (на 20−30 человек каждая), две конюшни на 30 лошадей, склад, пекарня и даже церковь — точнее, землянка, оформленная под храм. Это ж Латгалия, край набожных католиков (многим из которых, впрочем, религия не помешала участвовать в истреблении евреев, цыган и русских в 1941—1944 годах). Название своему лагерю «лесные братья» дали скромное — Saliņu mītnes (База на островке). Но окрестный народ её почему-то прозвал иначе: Jaunā Berlīne, Новый Берлин… Особую пикантность данному лагерю придаёт такой факт: там действовал специально созданный «суд», занимавшийся рассмотрением «дел» взятых в плен советских активистов. Вот очень интересно, а на каком основании агент Абвера Супе ещё и латвийским судьёй себя возомнил? Кто ему дал полномочия судить соотечественников? Гитлер?
Другими словами, лагерь, о котором вы говорите, был наиболее значимым в Латгалии?
В любом случае, латышские исследователи любят говорить, что-то был крупнейший лагерь нацпартизан — и это действительно так. Вот только просуществовал он всего лишь немногим более двух месяцев. И после боя 2 марта больше такой гигантоманией «лесные братья» не страдали — урок пошёл им впрок. Собственно, уже 25 февраля чекисты знали о месте расположения лагеря на болоте Стомпаку. 18 февраля ими был взят в плен «национальный партизан» Тадеуш Букш, которому через неделю смогли развязать язык. На допросе он не только указал место, но даже назвал численность собравшихся там «лесных братьев» — 200 человек. И… тут случилось то, что называется «горе от ума». Чекисты рассудили, что делать им такой щедрый подарок — собирать большой отряд «нацпартизан» на болоте, которое относительно легко можно взять в кольцо — никто не станет. В НКВД сочли, что если кто в лагере на болотах и может прятаться, то всего человек 30−40, не более. Далее произошло нечто непонятное. Точнее, ясно, что чекисты послали на проверку полученных ими сведений небольшой отряд. Однако один из его состава уже сам попал в плен к «нацпартизанам» — оперуполнопоченный по Абренскому уезду лейтенант Пикулёв. Его доставили в Новый Берлин, где он якобы рассказал всё, что об отряде Супе было известно органам госбезопасности. Даже дату атаки на лагерь назвал. И… вот тут совсем непонятное произошло: Супе вместо того, чтобы оставить лагерь, напротив решился дать бой. Как бы тут помягче сказать… Латышские историки считают, что Петерис Супе жил под девизом «Слабоумие и отвага»? А вот мне что-то не верится, что подготовленный в школе Абвера диверсант стал бы руководствоваться таким принципом. Скорее всего, на самом деле Пикулёв ничего важного не выдал, и Супе пребывал в уверенности, что чекистам неизвестно точное место лагеря. Именно потому он и не отдал единственно разумный в таких случаях приказ: рассредоточиться и скрыться в запасных убежищах. Латышские историки пытаются доказать, что Супе просто не поверил в то, что чекисты атакуют лагерь имеющимися у них в Абренском районе людьми, а прибытие дополнительных сил его разведка якобы «прохлопала». Но ведь в любом случае, Супе должен был бы стать вдвойне настороже — однако же, нет, не стал!
То есть, по-вашему, тут заслуга принадлежит Пикулёву, не выдавшему важные сведения?
Косвенно моё предположение подтверждает бравада выжившего «лесного брата» Яниса Барканса перед современными почитателями. По его словам, уже ночью они заняли позиции, расставили наблюдателей и снайперов, подготовили пулемёты. И без проблем отразили первую атаку чекистов, кося их цепи своими «машингеверами». А вот исследователь Зигмарс Турчинскис из Института истории Латвии Латвийского университета утверждает, что только авторитет и стойкость капитана Озолса позволили ему остановить панику, возникшую после того, как чекисты сходу взяли четыре землянки в начале боя. Так были «нацпартизаны» готовы к атаке или нет? Судя по панике, нет, готовы не были. Чекисты застали их врасплох.
И как протекал бой?
Исчезновение лейтенанта Пикулёва окончательно убедило чекистов, что на болоте Стомпаку скрывается отряд «лесных братьев». Были собраны значительные силы, которые легко могли бы окружить и разгромить небольшой отряд: 563 человека, из которых 382 солдата из 5-й дивизии Внутренних войск НКВД (2-й батальон 143-го стрелкового полка, миномётная рота, взвод автоматчиков, взвод конной разведки и сапёрный взвод — помимо прочего, с двумя 82-мм миномётами, двумя 50-мм миномётами, 5 станковыми и 20 ручными пулемётами) и 181 боец местного истребительного батальона. Но они по-прежнему не верили словам Букша о численности отряда Супе — хотя он даже не преувеличил, а преуменьшил силы «лесных братьев». На тот день в Новом Берлине их было 350 человек (помимо прочего, с 14 станковыми и 20 ручными пулемётами)! Впрочем, 30 из них были не «братьями», а «сёстрами». Бой начался 2 марта в 7:30 и длился весь день, до 19:30 — сражение действительно было жарким. Противники залегали всего в 70−80 метрах друг от друга. «Нацпартизаны» быстро справились с возникшей вначале паникой и, надо признать, стали стойко удерживать позиции. Перестрелка то затихала, то снова разгоралась — и так до самой темноты. Чекисты, убедившись, что силы «лесных братьев» ненамного меньше имеющихся у НКВД, вызвали подкрепление и собирались уже на следующий день разгромить отряд Супе. Но теперь тот благоразумно приказал своим бойцам разбиться на мелкие группы и пробиваться сначала в северном направлении, а потом по разным местам северной Латгалии — что и было проделано ими к рассвету 3 марта под покровом сильного снегопада и ночи. Полковник Снегопад и майор Ночь в те сутки были на стороне «лесных братьев».
Какова картина потерь?
Всего за день боя «лесные братья» потеряли 7 человек пленными и 28 убитыми и умершими от ран. Причём, 28 марта умер от ран ещё один участник боя — Лочмелис, заместитель Супе. То есть, по меньшей мере, получается 29 погибших. А сколько потеряли чекисты? Латышские историки выдают поразительное. Не могу не процитировать полностью: «Противник потерял 46 человек… Позднее на Вилякском кладбище торжественно похоронили только 18 представителей оккупационной власти, но остальных солдат-чекистов похоронили на кладбищах Пыталово и Острова. Это произошло, потому что на центральной площади Виляки на публичное обозрение были выставлены тела 19 убитых партизан, и не было разрешено, чтобы народ увидел, что потери у коммунистов были больше». Только вдумайтесь в смысл написанного не абы кем, а дипломированными латышскими историками! Но чего жалеть чекистов? Латышские пропагандисты вообще, не стесняясь, озвучивают слухи, вероятно, ими же и придуманные: «Информация местной столярной мастерской свидетельствует, что будто бы срочно понадобились 80 гробов». Сорок, восемьдесят, кто больше? И оцените коварство чекистов! Не, ну каково, а?! Похоронить тайно в других местах, чтобы никто не догадался — вот это изобретательность! Но почему не написать, что вообще сожгли в котельной? Больше, больше накала разоблачений злодеяний «кровавой гэбни»!
То есть, латышские историки лгут?
Всё бы ничего, но чекисты «подло» рассекретили донесения о своих потерях. Есть «Донесение о потерях 143-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии» (Внутренний войск НКВД. РГВА, фонд 38 650, опись 1, дело 680). И что мы видим? А то, что 2 марта «убиты в бою с бандой в районе Стампакупурье-леса ю.з. Мижери Вилакской волости Абренского уезда Латвийской ССР» 16 бойцов 143-го стрелкового полка НКВД. Ещё двое на следующий день умерли от ран, «полученных в бою с бандой». Место захоронения указано следующее: Латвийская ССР, Абренский уезд, город Виляка, братская могила на территории военного городка. У всех, никакого Пыталово или Острова. Кроме того, ещё два чекиста умерли от ран в последующие дни (4 марта и 29 марта). Знаете где? В Резекне. Но не потому что их смерть хотели скрыть, а поскольку они, ввиду серьёзности ранений, были доставлены на излечение в тамошний 1066-й Эвакогоспиталь Красной Армии. Но никого не везли в Пыталово и тем более в Остров! Может, были потери у бойцов истребительного батальона, не исключаю. Но ведь не стали бы их хоронить в Пыталово и Острове! Никто не скрывал потери истребительных батальонов, хоронили погибших на местных кладбищах. Да и как было скрыть от соседей, что пропал сын, брат, муж или отец? Но, похоже, в том бою, как и в большинстве других, «истребки» были на вспомогательных ролях. И потери если и были, то незначительные.
Да, расхождения с истиной у латвийских историков разительные…
Вот он, уровень профессионализма латышских историков. И речь не просто о размере потерь, тут вопрос в общем подходе к исследуемой теме. Слепо верят слухам, а также словам «очевидцев», и тиражируют их в угоду националистическому угару — вместо того, чтобы перепроверять сведения другими данными, документами. И тем наши официальные историки самым скатываются на уровень пропагандистов. Стоит ли верить Нейбургсу и Турчинскису, которые пренебрегают основами источниковедения? Судите сами об уровне их научной компетенции — полагаю, я предоставил достаточную пищу для размышления. В заключение не могу не привести один характерный комментарий к статье Нейбургса. Некий Antons поучает латышских историков, которые, как вы видели, и так сочинили чушь несусветную про сокрытие числа погибших. Однако нет предела «совершенству». Особенно когда их бред имеет под собой такую благодатную питательную почву: «Несчастье наших историков в том, что они слишком доверяют всяким отчётам ЧК того времени, которые просто искусственно уменьшали свои и увеличивали потери противника. Я прочёл описание какого-то участника этого сражения, где эти цифры кардинально отличались: партизаны, которых вначале внутренние войска окружили, по сути это сражение выиграли, так как ночью пешком вырвались из окружения, нанеся противнику столь значительный ущерб, что тот больше не был в состоянии преследовать их. Партизаны потеряли 32 человека убитыми и 30 ранеными, в то время как потери противника составили 120 погибших и около 200 раненых. Поэтому они смогли отступить организованно, вывезя на конных подводах раненых, и только после этого разделившись на более мелкие подразделения». Что этому Антонсу по прошествии лет мешало написать «1200 убитых», ума не приложу. Всё равно современные нацики поверили бы!