Татарстан: говоря о федерализме, подразумеваем сепаратизм?

Как в споре или дискуссии сделать так, чтобы твой оппонент согласился с тем, что ты отстаиваешь? Для этого необходимо использовать термины, которые несут положительную эмоциональную нагрузку. Скажем, идея равноправия национальных языков в регионах выглядит позитивнее, чем сомнения в необходимости их использования. Поэтому, говоря о равноправии, можно запросто ввести обязательное изучение национальных языков в школах, причем сделать это в равных объемах с государственным русским. И неважно, что это породит недовольство, поскольку необходимость знания нацязыка на практике отсутствует, и принудительное обучение результата не дает никакого: главное — бесконечно говорить о равноправии и равнообъемности в изучении языков, и оппоненту уже сложно возразить. Ведь вы выступаете с позитивной стороны, отстаивая благородную идею сохранения и развития языков, причем апеллируете к равенству народов, что априори несогласных с вами ставит в проигрышное положение.

Эту методику ведения дискуссий и споров хорошо освоили в Татарстане: политический, исторический и юридический дискурсы здесь часто отличаются от принятых в других российских регионах, где следят за логикой. Это наложило существенный отпечаток на развитие местных гуманитарных наук, где общеупотребительные термины политологии или международного права трактуют совершенно иначе, чем принято. «О терминах не спорят, о терминах договариваются» — это правило здесь актуально как никогда. Другое дело, что в Казани вы легко можете оказаться в интеллектуальной ловушке: вы говорите с оппонентом об одном, а он понимает в этом слове нечто иное, часто — свое, загадочное.

Это хорошо проиллюстрировать на эксплуатации терминологии из области теории государства и права: то, что во всем мире принято называть сепаратизмом, в Татарстане называют федерализмом.

Вот что писал, например, премьер-министр Татарстана, а с 2010 года президент республики Рустам Минниханов: «Главной политической особенностью нашего Договора [о разграничении полномочий с федеральным центром 1994 года] является то, что в нем устанавливается специфический статус нашей республики как государства, объединенного с Российской Федерацией. В нем также признается, что Татарстан участвует в международных и внешнеполитических отношениях. Политический базис был нужен для того, чтобы строить в Татарстане современную рыночную экономику, быть хозяевами в собственном доме. Договор дал нам возможность реализовать собственную модель экономических преобразований…» (Минниханов Р. Проблемы реализации Договора между Российской Федерацией и Республикой Татарстан // Договор Российской Федерации и Республики Татарстан: пять лет развития / Отв. ред. Р.М. Харисов. — Казань, 1999. — С.29−30). При этом будущий президент Татарстана умалчивал, что приватизация советской промышленности в республике прошла по законам республики, а не по законам России, что и было закреплено в договоре 1994 года, где Москва вынуждена была признать приватизацию по-татарстански законной, согласившись с тем, что советская промышленность отошла в собственность местных семейно-родственных кланов: «Соглашение по вопросам собственности дало возможность Татарстану перевести под свою юрисдикцию значительное количество государственных предприятий».

Порой татарские академики проговариваются, когда берутся рассуждать на тему, каким они видят идеальное государственно-территориальное устройство России. В таких откровениях они не кривят душой и прямо заявляют, что Россия им нужна не в качестве федерации, а в качестве конфедерации — этакий союз государств с правом выхода любого из них по желанию. «В начале 90-х российское руководство, после года переговоров с нашей делегацией, признало то, что Россия должна быть асимметричной федерацией с элементами конфедерации. Конечно, многие говорили, что Татарстан хочет разрушить Федерацию. Но на самом деле мы хотели разрушить их имперские представления о России», — делится своими воспоминания академик Индус Тагиров, игравший существенную роль в написании и историческом обосновании Декларации о государственном суверенитете Татарстана 1990 года, а также первого договора о разграничении полномочий между Казанью и Москвой 1994 года. Сегодня пожилому Тагирову уже нечего терять и можно говорить, что на самом деле думают и о чем мечтают в Казанском кремле: Россия нам нужна не как федерация, а как конфедерация. Ну, а чтобы не выходить из общего с московскими коллегами политологического дискурса, можно рассуждать о федерализме. Вот только москвичи понимают федерализм как единое правовое пространство и юридическое равноправие регионов, а в Татарстане под федерализмом видят объединение разных государств с правом выхода.

Бывший политический советник первого президента Татарстана, а ныне академик, директор Института истории Академии наук Татарстана Рафаэль Хакимов в 1990-е годы выпускал журнал «Панорама-форум», и вот как он в нем трактовал федерализм: «Децентрализация — расширение прав нацменьшинств — либерализация экономики — создание региональных содружеств» (Хакимов Р. Федерализм через стабильность // Панорама-форум. 1995. № 1. С.38−39). Под «региональными содружествами» понималось создание зональных ассоциаций «Большая Волга», «Черноземье», «Сибирское соглашение». В дальнейшем Хакимов создал «Казанский институт федерализма», где на деньги американского фонда Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров выпускал журнал «Казанский федералист». Можете себе представить, о чем в нем писалось…

Федерализм в понимании элиты Татарстана и обслуживающих ее ученых-гуманитариев отрицает, например, право русских в республике на изучение своего родного языка и добровольность изучения неродного татарского. Зато признает наличие собственных учебников по истории Татарстана и России, в которых прошлое трактуется исключительно как бесконечный конфликт с Россией и русским народом, запрет на национальное самоопределение других этносов, в частности, кряшен, оправдание бесконечного накопления госдолга перед федеральным центром (потому что «Москве мы отдаем больше, чем следует»). Особенно старается в последнем казанская газета «Звезда Поволжья», где ее главный редактор Рашит Ахметов из номера в номер рассуждает о том, сколько денег могла бы получать каждая русская семья, если бы Татарстан не платил федеральному центру налоги. Естественно, что все эти стенания продиктованы не заботой о благополучии рядовых жителей республики, а саботированием принципа федерализма — сбора налогов в федеральный бюджет.

Отсутствие единого мнения по этому вопросу вполне устраивает Казань, поскольку дает прекрасную возможность камуфлировать сепаратизм более респектабельным и политкорректным названием «федерализм». Поэтому, когда какой-то политик в Татарстане пафосно, побивая себя в грудь, заявляет, что Казань отстаивает федерализм в России, следует понимать, что на самом деле власти в Татарстане отстаивают неравноправие регионов, отказ от необходимости соблюдать федеральное законодательство (или соблюдать его по своему усмотрению) и право выхода из состава страны. Вот и получается, что говорим «федерализм», а подразумеваем «сепаратизм». Иногда последнее заменяют другим термином — «регионализм», но сути это не меняет.

Как в пословице: «Ты мне про Фому, а я тебе про Ерему». Таким образом, если вы дискутируете с учеными и политиками из Татарстана, помните: подмена понятий — это козырь местной политики. Как и несоблюдение договоров. Традиция эта давняя. Еще первый историограф татарского народа Карл Фукс писал в начале 19-века: «Вероломство Татар в хранении договоров было столь же ве­лико, как и слабость Руских в наказаниях. Отсюда произошло в последствии времени мно­го бесполезных войн между сими двумя народами».

Сергей Игнатьев