Абхазо-российский центр МВД создан: реальная жизнь будет сопротивляться

18 мая в Сочи было подписано соглашение о создании Информационно-координационного центра внутренних дел России и Абхазии. Довольно рядовое событие, вряд ли несущее с собой прорывы в борьбе с преступностью. Но важно то, что улучшится координация правоохранителей двух стран, и для этого будут соответствующие бюджеты. Будет создан инструмент для мониторинга состояния преступности в Абхазии, пока же это темное пятно на карте.

Информация о подписании соглашения в СМИ появилась буквально за пару-тройку дней до 18 мая. Может быть, потому что абхазские власти разумно ожидали волны противодействия подписанию документа.

Волна все же была в виде заявлений нескольких политических сил, из которых реальным влиянием в стране пользуется партия «Амцахара», ныне находящаяся в оппозиции к властям. Есть также заявление 14-ти депутатов парламента, суть которого в том, что необходимо отложить подписание документа с тем, чтобы доработать его. Из проблемных мест — вопрос по поводу возможности проведения оперативно-разыскных мероприятий сотрудниками МВД России на территории Абхазии.

Впереди ратификация Соглашения в парламентах двух стран. И в принципе существует возможность внести правки и дополнения.

Вопрос об ИКЦ обсуждается уже около двух лет. Кстати итогом этих общественных обсуждений явилось сокращение предполагавшегося в изначальной, российской версии проекта документа численности сотрудников центра — с 400 до 20 человек.

Но ратификация соглашения в парламенте Абхазии, очевидно, будет сложной. Здесь важно не столько содержание протеста, его все равно мало, больше эмоций, сколько внутренние смысловые посылы, которые формируют на основе не очень значимых на самом деле информационных поводов устойчивые конфликты.

И здесь есть, о чем поговорить.

И начать лучше с того, что зафиксировать суть того, что сейчас происходит в Абхазии. Эта страна отличается от многих других постсоветских стран наличием сильного гражданского общества, реального способного влиять на политические и общественные процессы в стране. Но это не стало спасением от кризиса — сначала экономического, потом власти, а теперь и в целом государственного проекта как такового. Метастазы социальных болезней настолько разрослись, что без «хирургии» не обойтись. А «хирургия», как мы знаем из истории, бывает только в виде насилия, гражданских конфликтов, которые форматируют социальную реальность и создают новые ценности и культурные установки.

Маленькие масштабы абхазского общества исключают настоящую гражданскую войну, но в некотором смысле она уже началась. Ситуация, которая сложилась сейчас в Абхазии, и криминогенная, и социально-экономическая, не поддается модерации стандартными инструментами. Чтобы предотвратить скатывание к насилию общество инстинктивно отрабатывает «запасной вариант» — поиск внешнего врага, что необходимо для хотя бы временной консолидации.

Есть ощущение, что почва протеста относительно деятельности ИКЦ именно в необходимости найти и зафиксировать внешнюю угрозу, чтобы предотвратить хотя бы на время внутреннюю междоусобицу.

Но не только это. Основная внутренняя дилемма абхазского общества заключается в том, что поскольку это обычное, современное общество горожан, нуждающихся в обычных вещах: работе и зарплате, инфраструктурах и государственных сервисах, то как никогда высок запрос на закон. Но закон не работает и внутреннего ресурса, политического, интеллектуального, финансового, не хватает для эволюционной перестройки режима функционирования страны.

Эти проблемы копились четверть века с того времени как закончилась грузино-абхазская война, и теперь уже такой формат «жестких 90-х» — это давно сложившаяся реальность, которую люди внутренне не принимают, но в которой они научились выживать. Узкие масштабы среды усилили проблемы, и теперь уже нет дистанции между криминальным миром и бизнесом, между бандитами и чиновниками. Все это перемешано в очень узком 250-тысячном абхазском мире.

И этот сложившийся ужасный, конечно, вытаскивающий душу из Абхазии мир — это все-таки система организации жизни. И она противится любым попыткам извне или изнутри что-то в себе форматировать. Те люди, которые выступают за закон, при этом все-таки приняли жизнь, при которой в каждой третьей семье есть преступник, наркоман, убийца людей на дорогах.

ИКЦ — это в теории, конечно, инструмент, который сделает прозрачным для российской правоохранительной системы весь этот мрачный мир реальной абхазской жизни. Реальная абхазская жизнь будет сопротивляться.

Протест по поводу ИКЦ — не первый пример противостояния попыткам даже не реформировать, а затронуть сложившуюся негласную организацию жизни в стране. Только в данном случае эмоциональность этого протеста усиливает российский фактор. Но попытки Леонида Дзапшба, одного из прежних министров внутренних дел, навести порядок в тюрьме и начать реформу милиции закончились попыткой штурма здания МВД в июле прошлого года. И теперь в тюрьме, на верхнем этаже вновь растет конопля. И это показательно. Беспредел однозначно побеждает закон. И общество, с одной стороны истосковавшееся по нормальной жизни, сейчас в лице его активных групп на самом деле выступит охранителем беспредела.

И последнее. Все те проблемы, которые переживает современная Абхазия, вызвали к жизни коллективный комплекс неполноценности. Активное и образованное гражданское общество отлично осознает, что масштаб проблем несопоставим с возможностями и ресурсами страны. Это выращивает комплексы, которые и артикулируются в виде политической повестки. Но под лозунгами о ценностях свободы расположен реальный мир, в котором — преступники, рейдеры, наркобарыги. Они все нуждаются в стабильности, и отлично понимают, что пока нет сил, способных поколебать их власть над страной.

Антон Кривенюк, специально для EADaily