Возрождая традиции: зачем Шойгу рассказал о кибервойсках России

Накануне, 23 февраля, министр обороны Российской Федерации Сергей Шойгу рассказал депутатам, а заодно и всему миру о том, что у нас есть войска информационных операций. Не вполне понятно, что это за подразделение, поскольку на официальном сайте минобороны нет никаких упоминаний о таком виде ВС РФ или роде войск: ни в составе сухопутных войск, ни в составе воздушно-космических сил, ни тем более в составе военно-морского флота ничего похожего обнаружено не было.

Несмотря на восторженный тон большинства крупных российских СМИ, стоит отметить, что в открытой печати информация о создании российских кибервойск появилась еще в мае 2014 года. Были также данные об их успешном функционировании — стоило только погуглить. Однако большинство опрошенных журналистами сенаторов, депутатов и других чиновников категорически отрицали наличие подобного подразделения в составе министерства обороны.

Истинные мотивы министра мы вряд ли когда-либо узнаем, но можно с уверенностью утверждать, что данный шаг был бы невозможен без одобрения верховного главнокомандующего.

В этой связи стоит вспомнить недавнюю публикацию в газете Коммерсант, где со ссылкой на данные компании Zecurion Analytics, Россия определена на 5 место среди государств, обладающих кибервойсками. Непонятно каким образом производились расчеты, но финансирование отечественных киберподразделений вроде как составляет около $ 300 млн в год.

Для сравнения: Вашингтон по данным Zecurion тратит на свои кибервойска около $ 7 млрд в год. При этом глава киберкомандования ВС США адмирал Майкл Роджерс одновременно возглавляет и Агентство национальной безопасности (откуда сбежал Эдвард Сноуден). Поэтому, очевидно, и численность, и финансирование киберподразделений США значительно превышают опубликованные оценки.

Сергей Шойгу очевидно прекрасно понимает, с кем в случае чего придется биться на киберфронте, тем более что американские партнеры в ноябре прошлого года максимально прозрачно намекнули через телеканал NBC News, что уже имеют доступ к критической инфраструктуре, линиям связи, энергосистемам России и даже некой «командной системе Кремля».

В таких условиях, конечно, необходимо защищаться и готовиться к нанесению возможных ответных ударов в киберпространстве. Нужны серьезные усилия и в плане финансового обеспечения деятельности кибервойск, и по рекрутированию сотрудников, обладающих компетенциями в области информационных технологий и кибербезопасности, нужна координация с уже существующими кибер-подразделениями в спецслужбах, в энергетическом, банковском и других секторах во избежание дублирования функций.

Опять же для сравнения: в прошлом октябре в западных СМИ появилась информация, что Пентагон потратил более $ 500 млн только на одну британскую PR-контору Bell Potinger, которая готовила и распространяла фейковые видео от лица террористических организаций во время военной операции в Ираке. Полмиллиарда долларов за пропаганду только одной компании. Сколько таких компаний было привлечено к такого рода специфической работе, сколько работают сейчас и сколько реально денег тратится на эти цели — неизвестно. Но бюджет всех отечественных кибервойск на фоне этих контрактов выглядит смехотворным.

Еще одним довольно интересным моментом является то, что войска информационных операций, согласно заявлению Сергея Шойгу, приняли на себя функции контрпропаганды, то есть обороны населения Российской Федерации от зарубежного информационного воздействия и нанесения ответных пропагандистских ударов. Хотя, согласно общепринятой на западе и на Украине точке зрения, основой «российской пропаганды» сегодня является телеканал Russia Today, агентство Sputnik, Дмитрий Киселев с «России 24» и конечно Мария Захарова с ее традиционными брифингами для зарубежных журналистов. У меня же слово пропаганда ассоциируется в большей степени с Советским Союзом. И вот почему.

В СССР действительно придавалось большое значение как внутренней пропаганде и партийно-идеологической работе, так и внешней — на войска и население противника. За эту работу в рамках вооруженных сил отвечало Главное политическое управление — сокращенно ГлавПУР. Основателем подразделения, которое занималось специальной внешней пропагандой был Михаил Бурцев — легендарный человек, генерал, которой создал с нуля службу и заложил фундамент для следующих поколений спецпропагандистов. К слову Георгий Жуков еще с конфликта на Дальнем Востоке в 1938—1939 годах был хорошо знаком с Михаилом Бурцевым и высоко ценил работу его коллектива.

Говоря о специальной пропаганде в годы Великой Отечественной войны, нельзя не отметить умелую организацию Бурцевым работы специалистов в области социальной психологии и зарубежной культуры и, конечно, переводчиков. Благодаря листовкам, агитационным материалам, газетам, передачам звуковещания удалось сберечь сотни тысяч человеческих жизней. Спецпропагандисты принимали участие практически во всех крупных сражениях Великой Отечественной, благодаря им удавалось иногда достичь практически бескровной победы.

После войны служба спецпропаганды прошла длинный и славный путь со своими успехами и неудачами, но в 1991 году с распадом Советского союза она вместе с Главным политуправлением ВС СССР прекратила свое существование. Вполне вероятно в какой-то форме подобные подразделения существовали и в Вооруженных силах Российской Федерации.

Трудно понять что именно подразумевал Сергей Шойгу под «управлением, которое называлось контрпропагандой», но более всего под это определение подходит именно главное политуправление и управление политической работы среди войск и населения противника — спецпропаганды, в частности. Но если это действительно так, то в войсках информационных операций помимо хакеров, защищающих критическую инфраструктуру Вооруженных сил России, есть и спецпропагандисты новой формации, которые вооружены знаниями, современными технологиями, Интернетом и, очевидно, готовые сражаться в непрекращающейся информационной войне за умы и сердца.

Станислав Котерадзе, специально для EADaily