Идентичность России в новой внешнеполитической концепции

30 ноября 2016 года президент Российской Федерации Владимир Путин издал указ «Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации». Новая концепция отменила прежнюю «Концепцию внешней политики Российской Федерации», утвержденную президентом 12 февраля 2013 года.

Основное объяснение смены концепции — актуализация приоритетных направлений, целей и задач внешнеполитической деятельности РФ. При сравнении текстов концепций 2013 года и 2016 года не трудно заметить, что из текста новой концепции были устранены актуальные для 2013 года темы, через три года ставшие неактуальными, как-то, например — долговой кризис в Европе и движение еврозоны в рецессию или вывод «международных военных контингентов» из Афганистана. Долговой кризис в Европе временно сейчас потерял свою остроту, а рецессия даже сменилась в ЕС незначительным подъемом, «контингенты» из Афганистана массово ушли, хотя что-то и осталось — тем не менее обе проблемы остаются и потребовали коррекции текста «Концепции внешней политики РФ».

Однако за прошедшие с 2013 три года произошло и более существенное во внешней политике России, что потребовало отражения в новой версии внешнеполитической доктрины РФ. И вот здесь самое главное: в «Концепции внешней политики РФ» образца 2016 года признается факт внешнеполитического конфликта России с США и их союзниками. Сам конфликт называется «серьезным кризисом». В п. 61 «Концепции» мы читаем: «Накопившиеся в течение последней четверти века системные проблемы в Евро-Атлантическом регионе, выразившиеся в осуществляемой Организацией Североатлантического договора (НАТО) и Европейским союзом (ЕС) геополитической экспансии при нежелании приступить к реализации политических заявлений о формировании общеевропейской системы безопасности и сотрудничества, вызвали серьезный кризис в отношениях между Россией и государствами Запада. Проводимый США и их союзниками курс на сдерживание России, оказание на нее политического, экономического, информационного и иного давления подрывает региональную и глобальную стабильность, наносит ущерб долгосрочным интересам всех сторон, противоречит возрастающей в современных условиях потребности в сотрудничестве и противодействии транснациональным вызовам и угрозам».

«Концепция внешней политики РФ» признает, что НАТО и Евросоюз осуществляют против России ни много, ни мало, а «геополитическую экспансию», а США и их «союзники» (значит, не только в Европе) проводят курс на «сдерживание» России и всякого рода давления на нее. В «Концепции» не разъясняются столь мягко описанные действия Евроатлантического сообщества против России. Очевидно, что употребление в одном ряду «экспансии» и «сдерживания» означает обрисовку неких встречных действий России и ее противников. Можно отметить, что авторы «Концепции» не совсем удачно используют применяемый «той» стороной термин «сдерживание», хотя под последним понимается не только пресечение внешнеполитических амбиций и остановка экспансии геополитического соперника, но и система специфических мер, ведущих к его решительному поражению без использования открытого военного насилия.

Как бы там ни было, но одновременно с этим признанием «серьезного конфликта» между Россией и Западом, его геополитического характера, интересна и та приписываемая авторами «Концепции» идентичность России. Идентичность противоборствующих сторон весьма важна в любом конфликте. Иногда она играет значительную роль в достижении победы.

Документ 2013 года признавал, что «оборотной стороной процессов глобализации становится тенденция повышения значения фактора цивилизационной идентичности». (2013, п. 14) Правда, эта проблема, по мысли авторов «Концепции» 2013 года, касалась почему-то только Исламского мира, но не России. С этой точки зрения, Россия в 2013 году трактовалась в качестве «неотъемлемой, органичной части европейской цивилизации» (2013, п. 56). Более того, на «общее» цивилизационное пространство в Москве в 2013 году смотрели даже в евро-атлантическом развороте: «Приоритетный характер имеет развитие отношений с государствами Евро-Атлантического региона, с которыми Россию связывают, помимо географии, экономики и истории, глубокие общецивилизационные корни» (2013, п. 54). Подобного рода утверждения о «цивилизационном единстве» с Европой и единых «цивилизационных корнях» с Евро-Атлантикой сейчас полностью устранены из «Концепции» 2016 года. В обстановке острого конфликта подчеркивание «цивилизационного единства» стало не уместно. Однако, дальше этого авторы «Концепции» не идут. «Стратегической задачей» в отношениях с ЕС в Концепции 2016 года определено «формирование общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана на основе гармонизации и сопряжения процессов европейской и евразийской интеграции» (2016. п. 63). Т. е. в данном случае к формулировкам 2013 года добавляется в 2016 году новое — «стратегическая задача» и сопряжение двух процессов интеграции. Под «общим экономическим и гуманитарным пространством» подразумевается все та же российская концепция «Большой Европы» 2000-х годов.

Если ЕС предлагается строить «Большую Европу» и сопрягать интеграции, то в отношении Евро-Атлантики (НАТО) «Концепция» 2016 года предлагает «перевод в юридически обязывающую форму политических деклараций о неделимости безопасности вне зависимости от членства государств в военно-политических союзах» (2016, п. 62). Этот пункт содержательно полностью аналогичен п. 55 из «Концепции» 2013 года. Ничего нового.

Таким образом, признание способом вычеркивания из старой в новой «Концепции внешней политики РФ» факта, что она не принадлежит к «европейской цивилизации» (а иначе, откуда ссылка на «геополитическую экспансию» Запада в ее пространство?) не отменяет прежнюю официальную цель российской внешней политики после 1991 года — стать частью Запада через экономическое и культурное сотрудничество с ЕС в рамках «общего пространства» (формула 2016 года усложнена сопряжением двух региональных интеграций — европейской и евразийской), а также решением проблем безопасности с НАТО через некое обязывающее Запад большое соглашение.

Кроме того, в новой «Концепции» по-прежнему двойственно понимается и само европейское пространство: либо, как частично занимаемое Россией, либо как синоним Европейского союза и европейских государств, не входящих в него. Так, например, авторы «Концепции» опасаются, что на некоем «европейском пространстве» могут появиться в системе безопасности некие «разделительные линии» (2016, п. 63). «Общеевропейская система безопасности» рассматривается, как равная и неделимая только в том случае, если в ней представлена Россия (2016, п. 68). Но одновременно Россия понимается и как некий срединный материк между Европой и Азией. Россия занимает «уникальное географическое положение для увеличения транзитных грузопотоков в целях оптимального развития торгово-экономических связей между Европой и Азиатско-Тихоокеанским регионом (2016, п. 40). Аналогичным образом можно рассматривать и упоминания Евразийского региона, лежащего вне Европы, и евразийской интеграции, центром которой является именно Россия.

В целом, можно констатировать, что цивилизационная идентичность России не представлена отчетливо в новой внешнеполитической «Концепции» России 2016 года, хотя ее авторы и вынуждены были признать очевидные базовые реальности конфликта. Однако обозначение цивилизационной идентичности России не было сделано последовательно. Она, по-прежнему, относительно Европы занимает какое-то межеумочное и пограничное положение. Концептуальные реликты, типа «Большой Европы», скорее свидетельствует о некоей склонности авторов «Концепции» к идее компромисса с Евро-Атлантикой на условиях возвращения к «довоенному» статус-кво. Подобная неопределенность формулировок может или маскировать действия российского руководства, или свидетельствовать о нерешительном характере его действий. Некая отвлеченность «Концепции», некий идеальный мир, в ней обрисованный, заставляет ожидать, что реальные события в ближайшем будущем разъяснят смысл подобного рода колебаний в концептуальном внешнеполитическом документе РФ 2016 года.

Аналитическая редакция EADaily