Отказ от утилизации оружейного плутония: мнимые риски и реальные причины

Президент России Владимир Путин 3 октября издал указ о приостановлении Российской Федерацией действия межправительственного соглашения с США об утилизации оружейного плутония. Согласно документу, решение принято президентом «в связи с коренным изменением обстоятельств, возникновением угрозы стратегической стабильности в результате недружественных действий Соединенных Штатов Америки в отношении Российской Федерации и неспособности США обеспечить выполнение принятых обязательств по утилизации избыточного оружейного плутония в соответствии с международными договорами, а также исходя из необходимости принятия безотлагательных мер по защите безопасности Российской Федерации».

Разумеется, из лагеря сторонников капитуляции России перед лицом давления США и их союзников зазвучала критика подобного решения российского президента. В частности, эксперт Московского центра Карнеги и специалист в области ядерной безопасности академик Алексей Арбатов опубликовал на информационном ресурсе Совета по внешней и оборонной политике заметку «Чем опасно, что Россия приостановила соглашение по плутонию». Целесообразно рассмотреть версию «опасности» действий российского президента, продвигаемую в указанной статье академиком Арбатовым.

Напомним, что плутониевое соглашение 2000 года предусматривало необратимую утилизацию каждой стороной — РФ и США не менее 34 тонн оружейного плутония путем «сжигания» его в качестве компонента топлива атомных электростанций. Однако вместо того, чтобы идти по этому определенному соглашением пути, американцы в одностороннем порядке решили «закапывать» плутоний в контейнерах. В апреле 2016 года президент Путин сделал публичное заявление о том, что США нарушают свои обязательства по плутониевому соглашению. Формально дело обстоит так, что плутоний мог бы быть извлечен американцами из захоронений и вновь использован. В своей заметке Арбатов признает, что США технически нарушили плутониевое соглашение, «и это нарушение следует поставить им на вид в свете их обвинений в адрес России за кризис процесса ядерного разоружения». Т. е. Арбатов предлагает не разрывать соглашение, но только выдвинуть претензии американской стороне в связи с невыполнением плутониевого соглашения, используя эти претензии в текущей борьбе риторик.

Для Арбатова в самом этом деле кажется «странным» другое: российские условия возобновления участия в плутониевом соглашении, связанные с требованиями, касающимися продвижения НАТО в границам России и санкционной политикой Запада против РФ, он считает невыполнимыми, а, следовательно, возвращение к плутониевому соглашению заведомо невозможным. Но при этом Арбатов как бы забывает о главной причине срыва плутониевого соглашения — нежелании американцев следовать его техническому регламенту из-за финансовой убыточности производства плутониевого топлива для еще не созданных, но нужных реакторов на американских АЭС. Здесь Арбатов забывает второй мотив указа президента Путина: «неспособность США обеспечить выполнение принятых обязательств по утилизации избыточного оружейного плутония».

Плутониевое соглашение подлежало выполнению, начиная с 2018 года. Очевидно, что на текущий момент при американском подходе оно все равно не могло быть выполнено и должно быть либо отставлено, либо перезаключено на новых условиях.

Вместо таких частных выводов Арбатов почему-то делает более глубокое умозаключение: «Ядерное разоружение зашло в глубокий тупик и находится под угрозой краха. Начинается новый цикл гонки наступательных и оборонительных, ядерных и высокоточных обычных вооружений». Именно в этом он и видит опасность свертывания плутониевого соглашения российским президентом, как первого шага к разрушению системы ядерной безопасности. Но указ российского президента от 3 октября по плутониевому соглашению всего лишь завершил процесс взаимодействия России и США в сфере ядерных материалов и ликвидации ядерных боезарядов. Это был следующий и логичный шаг со стороны России после завершения в 2013 году программы Нанна-Лугара по передаче США Россией ее обогащенного урана.

И здесь академик Арбатов переходит совсем в другую сферу отношений по ядерной безопасности. «Что на очереди? — задается вопросом в алармистских тонах Арбатов, — Денонсация договора по ракетам средней и малой дальности (РСМД) от 1987 года и нового договора СНВ от 2010 года? Неизбежный развал всей системы ограничения и нераспространения ядерного оружия?». Арбатов полагает, что за первым шагом президента Путина, который «завершает процесс свертывания взаимодействия России и США в сфере ядерных материалов и боезарядов», последуют и другие шаги: по отмене или непродлению СНВ-III, отмене Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 года и даже многостороннего договора о нераспространении ядерного оружия 1969 года.

Но так ли это? Заметим, что здесь Арбатов довольно прозрачно обвиняет российское руководство, подозревая его в последующих усилиях по подрыву ядерной безопасности, логически отталкиваясь от президентского указа от 3 октября. Тут Арбатов высказывает следующее пожелание: «Хотелось бы надеяться, что государственные руководители осознают опасность такого развития событий и проявят мудрость и сдержанность, чтобы прекратить эскалацию напряженности». И вот здесь, помня о приостановке плутониевого соглашения, Арбатов совершенно забывает решающий фактор разбалансировки международной ядерной безопасности — американскую программу противоракетной обороны (ПРО).

Поэтому ссылка Арбатова на «гонку вооружений», как дестабилизирующий современную Россию фактор, при ближайшем рассмотрении обнаруживает изрядное лукавство. Ведь изучи Арбатов текущее состояние дел, он на практике обнаружил бы, что в настоящий момент речь идет не о начавшейся гонке вооружений, а о стремлении обеих сторон — США и РФ сохранить сложившуюся в предшествующий период конфигурацию стратегических сил, ограничив ее рамками последнего СНВ. Просто сейчас, спустя четверть века после окончания холодной войны, настал срок модернизации компонентов триад каждой из сторон — США и России. При этом не трудно заметить, что пока на планы текущей модернизации стратегических ядерных сил США и России никак не влияет текущая конфронтация между двумя странами, вызванная столкновением на Украине и в Сирии. Между тем, принципиальное решение о сохранении американской стратегической триады и модернизации каждого из ее компонентов нынешняя администрация президента Барака Обамы приняла в 2012 году под завершение т. н. «перезагрузки» в отношениях с РФ и за два года до конфликта на Украине. При этом принятая США программа модернизации стратегических ядерных сил явно ориентируется на численные параметры компонентов ядерных сил, установленные в 2010 году СНВ-III.

Россия, в свою очередь, после 2005 года пошла на модернизацию своих ядерных сил, исходя из расчета, что из них будут выведены в ближайшем будущем главный фактор сдерживания — 50 тяжелых ракет с РГЧ класса Р-36М, Р-36М2, известных на Западе, как «Сатана». Кроме того, девять ПЛАРБ проекта 667БДР «Кальмар» и 667БДРМ «Дельфин» из-за срока их служб нуждались в замене, начиная с 2018 года. Все ПЛАРБ типа «Кальмар» и «Дельфин» были введены в строй в 1980—1990 году. «Кальмары» уже прослужили в строю более 35 лет. Для модернизации российских ПЛАРБ и был запущен новый 955 проект «Борей», по которому всего намечено к постройке восемь лодок — из них построено три, а четыре АПЛ этой серии находятся в постройке.

Второй важный момент. Арбатов делает вид, что не понимает ситуации с договором СНВ, не понимает того, что в текущей конфигурации выход из этого договора невыгоден прежде всего России. Если, допустим, Россия в настоящий момент решится выйти из СНВ-III, то американцы без всякой гонки вооружений и без существенных затрат смогут значительно увеличить число боезарядов на носителях в своей триаде, состоящих на вооружении в настоящий момент: по межконтинентальным баллистическим ракетам (МБР) с 440 до 1320, по межконтинентальным баллистическим ракетам морского базирования (БРПЛ) с 1000 до 2304 (при варианте 8 РГЧ на одну ракету, но возможен вариант и 14 РГЧ, и тогда получаем еще больше единиц боезарядов в морском базировании). Что касается авиационной составляющей, то в ней сохранились бы все находящиеся сейчас в строю двадцать B-2 и семьдесят шесть B-52. Перевода тридцати двух B-52H из носителей стратегического оружия в обычные бомбардировщики не потребовалось бы.

Также плохо для России ситуация с денонсацией СНВ-3 выглядела бы, случись она в 2018 году, т. е. после выполнения американской стороной условий СНВ-III: число боезарядов на американских МБР могло бы возрасти с 400 до 1200 после возвращения от моноблочного к варианту РГЧ на Минитмен-3, по БРПЛ — с 1152 до 2304, а по авиационной составляющей — 16 B2-A и 44 B-52. Отметим, что в случае авиационной составляющей бонусом для американцев на случай одностороннего выхода РФ из СНВ-III стала бы возможность возвращения в стратегические силы выведенных из них бомбардировщиков B-1B Lancer — всего около 60 самолетов и B-52 — всего около 33 самолетов.

Напомним, что всего СНВ-III устанавливает для США нормы боезарядов: МБР — 500, БРПЛ — 1152, стратегическая авиация — 316 боезарядов на 60 самолетах, а всего в сумме 1968 боезарядов. В случае прекращения СНВ-3 США могли бы за счет изменения конфигураций РГЧ и возвращения в строй стратегических сил выведенных из них бомбардировщиков достаточно быстро увеличить количество боезарядов только за счет МБР и БРПЛ до 3820 единиц, т. е. практически в два раза от оговоренного СНВ-III уровня. И сделать это США могут без какого-либо существенного наращивания носителей. СНВ-III выгоден для США и невыгоден для России. Таким образом, у США есть значительный потенциал роста стратегических сил без гонки вооружений, которой нас стращает Арбатов. России же выход из СНВ-III при имеющейся конфигурации соглашения ухудшил бы ситуацию на некоторый период, что потребовало бы расходов на наращивание носителей — т. е. на пресловутую «гонку вооружений».

Итак, академик Арбатов вводит в заблуждение, когда утверждает о глубоком тупике и угрозе краха ядерного разоружения, когда пишет о новом цикле гонки наступательных ядерных вооружений. В действительности, речь идет о модернизации у обеих сторон имеющегося потенциала стратегических ядерных вооружений и их замены новыми системами из-за фактора времени. При этом в модернизации стратегических ядерных сил и в России, и в США пока исходили из учета действующего соглашения о СНВ-III.

И самое главное — содержание и модернизация стратегических ядерных сил финансово дорого, и в США, например, полагают, что порог СНВ-III в 1550 боезарядов для США можно было бы сократить на треть до примерно 1000 зарядов, но при условии достижения соглашения с РФ о новом СНВ. В США согласны и на более низкие пороги для обеспечения стратегической безопасности — 500−1000 боезарядов. Однако низкие пороги встречают как раз и недоверие в РФ из-за строящейся американской ПРО. До сих пор непонятно, как Россия сможет использовать в политическом плане гипотетическое СНВ-IV. Однако и без этих обстоятельств ясно, что стратегические ядерные силы продолжают играть роль сдерживания и не отсюда следует ждать России угроз безопасности, как пытается убедить российское общество академик Арбатов.

Аналитическая редакция EADaily