Спасти президента Асада: почему Россия больше не могла действовать с дистанции?

30 сентября президент России Владимир Путин внес на рассмотрение Совета Федерации предложение о принятии постановления о согласии на использование контингента Вооруженных сил России за рубежом — и получил его. Речь идёт о Сирии. Ответом на это стали все признаки афганского синдрома и рассуждения о том, что в данном случае можно было обойтись «косвенной помощью».

Увы, но разговоры о том, что Россия может в этом случае ограничиться «удалённой» поддержкой, лишены оснований. Можно констатировать, что Москва пошла своим традиционным путём, затянув с оказанием масштабной помощи настолько, что не осталось других вариантов, кроме прямого вмешательства.

Последние поражения Сирийской арабской армии (САА — правительственные войска) указывают на крайнее истощение имеющихся ресурсов, израсходованных за 4,5 года войны в условиях фактической блокады и поддержки мятежников Западом, Турцией и нефтяными монархиями, колоссально превосходящими режим Асада в силах и средствах.

Результат весьма нагляден — начиная с марта этого года, когда «трения» между противниками официального Дамаска практически прекратились, САА терпит поражение за поражением. 28 марта под контроль «оппозиции» перешёл Идлиб, что означало непосредственную угрозу алавитским регионам на побережье (в том числе провинции Латакия) и перспективу их отсечения от основной территории Сирии — с естественным следствием в виде отсечения потока помощи из России.

20 мая пала захваченная ИГИЛ* Пальмира, открыв для ударов «Исламского государства»* (ИГ*) коммуникации контролируемых правительством территорий. В начале июня произошло именно это — соединения ИГ* добрались до Хассии, перехватив основную дорогу между побережьем и Дамаском. 7-го сентября ИГ* добралось до последнего оставшегося у правительства нефтяного месторождения — Джазал, приблизившись к имеющей критическое значение газоперерабатывающей инфраструктуре. 9 сентября армия САА была полностью вытеснена из провинции Идлиб.

Иными словами, начиная с марта мы видим вполне скоординированное наступление «светской» оппозиции, «умеренных» исламистов и собственно «Исламского государства»*, приведшую к угрозе захвата ключевых «логистических точек» и фрагментации контролируемой официальным Дамаском территории. Параллельно была создана угроза критически важной части ресурсной базы.

Иными словами, реализовался давно просчитанный в Дамаске сценарий. В 2014 году Башар Асад на вопрос, сколько он продержится, ответил «мы рассчитывали на год, продержались два. И видно, что ещё на год с лишним у нас точно есть ресурсы».

Несмотря на территориальные потери, правительство Сирии ещё контролирует порядка 80% населения. Однако, во-первых, в Сирии наступает окончательный экономический коллапс. Страна ещё до войны находилась в далеко не блестящем состоянии. Засуха, начавшаяся зимой 2006−2007 гг. привела к огромным потерям для сельского хозяйства (так, производство пшеницы сократилось более чем вдвое), вызвав скачкообразный (на полтора миллиона) рост беднейшего населения в городах. На «естественный» аграрный кризис наложилось падение «аграрных» цен во время кризиса 2008−2009 гг. Параллельно падала добыча нефти — только между 1996 и 2006-м годами она сократилась на треть.

Во многом эти механизмы запустили войну, которая ещё более усугубила ситуацию.

Потери ВВП составили порядка 60%, в огромной степени пострадала сознательно разрушаемая боевиками инфраструктура. Безработица достигла 50% ещё два года назад, в 2014-м она составила 57% (при довоенном уровне в 10,3%). Нефтепромыслы потеряны практически полностью, при этом 80% нефтедобычи оказалось под контролем ИГИЛ* (при этом именно нефтедобыча приносила довоенной Сирии порядка трети бюджетных поступлений).

Во-вторых, сирийская армия сейчас в крайне плачевном состоянии. Военные расходы, составлявшие огромные 21% ВВП в середине 80-х, ужались до 5,3% в конце 1990-х и 3,5% в 2009-м; при том, что ВВП Сирии был невелик. При этом, начиная с 2003 года, Дамаск находился под жёсткими санкциями ООН по подозрению в поддержке повстанцев в Ираке. В итоге техника устарела и была в значительной мере изношена, уровень подготовки армии в целом оставлял желать много лучшего.

Между тем, ей предстояло столкнуться с весьма серьёзным хотя бы в силу своей массовости противником. Уже в 2012-м общая численность повстанческих формирований составляла порядка 100 тыс. человек; только потери иностранных наёмников оцениваются в 31 тыс. человек. Отряды были довольно быстро вооружены ПЗРК и современными противотанковыми средствами. При этом на начальном этапе войны весьма серьёзную роль сыграл всплывший антагонизм между алавитской армейской элитой и суннитской «пехотой».

За 4,5 года войны Сирийская арабская армия (САР) потеряла почти 50 тыс. человек; сейчас её численность вдвое ниже, чем до начала конфликта — примерно 150 тыс. Ещё 36,5 тыс. потерь пришлось на проправительственное ополчение.

Потери в технике в некоторых отношениях ещё более внушительны. Так, ВВС Сирии потеряли 86 вертолётов — практически все транспортные Ми-8 и Ми-17, более четырёх десятков самолётов — при этом весьма симптоматично использование для штурмовки позиций противника отнюдь не идеально приспособленных для этого Миг-21 и морских модификаций вертолётов (Ми-14) в сухопутных операциях. При этом за прямыми потерями неизбежно скрывается масса косвенных — связанных с исчерпанием ресурса и использованием для ремонта снятых с других аппаратов деталей.

Потери бронетехники уже на май 2013-го составили 985 ед., из них 428 танков. К началу 2014-го они возросли примерно до 1400 единиц, включая не менее 600 танков. Сейчас ситуация существенно хуже — в качестве симптома можно рассматривать появление на вооружении элитных частей откровенно устаревших Т-55.

При этом ситуация усугубляется крайним дефицитом топлива.

Иными словами, в войне на истощение, которую ведут «друзья Сирии» против правительства, наметился перелом. В итоге ещё в мае правительством Асада было принято решение отойти из пустынных районов и закрепиться на линии Дамаск-Хомс-Хама. Однако, как мы видим, удержать её полностью не удалось.

Таким образом, прямое вмешательство было необходимо. Стоит учитывать, что на сей раз Россия не будет одинока в своих усилиях, что радикально снижает риски втягивания в наземную операцию. Афганский синдром в данном случае выглядит мало уместным. Во всё той же Латакии ещё в мае высадилось 1500 солдат иранского Корпуса стражей революции (КСИР) — доказавшего свою достаточную боеспособность и мотивацию во время борьбы с ИГИЛ* в Ираке.

Ближневосточная редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ