Курдский поворот Эрдогана: меньше исламизма, больше кемализма

Из последних новостей: США направили в Турцию с авиабазы в Италии шесть истребителей F-16 для операций против вооруженных сил «Исламского государства»* (ИГ*). Подразделение обслуживания численностью в 300 человек уже прибыло и разместилось на крупнейшей турецкой военно-воздушной базе «Инджирлик». Ранее Турция и США договорились о создании вдоль турецко-сирийской границы протяженной «зоны безопасности», свободной от боевиков ИГ*. Сейчас Турция сосредоточивает свои войска на границе с Сирией.

Итак, соглашение между Турцией и США выполняется. Воздушные операции в небе бывшего Ирака и Сирии ведут пока турецкие ВВС. Официально они действуют против «террористов» из ИГ*, но, фактически, против их противников — курдов. ВВС Турции атаковали курдских повстанцев в Ираке. Брюссель выразил свою озабоченность. Президент США Барак Обама высказался в том смысле, что Турции приходится защищаться от нападения курдских террористов. Среди участников возглавляемой США международной коалиции по борьбе с ИГ* Турция является единственной страной, которая имеет линию соприкосновении с исламистами из ИГ* одновременно на двух направлениях — в Ираке и Сирии. Следовательно, именно с турецкой территории можно вести наземные операции против ИГ*, опираясь на достаточно развитую военную инфраструктуру Турецкой республики. Правда, одновременно Турция имеет враждебные отношения с официальным режимом в Дамаске. Это никак не отразилось на неофициальной войне против курдов. Фактически, в одной только Сирии Турция одновременно имеет трех противников. В Ираке — двух. Требования Эрдогана консультаций у США и НАТО стали лишь частью его общей стратегии для получения политических преимуществ для общего ослабления курдов в Турции, Сирии и Ираке.

Июль месяц явно продемонстрировал усложнение конфликта на Ближнем Востоке. Достижение соглашения США с Ираном, открытое вступление Турции в военный конфликт, продолжающиеся военные действия саудитов в Йемене крайне усложнили карту конфликта на Ближнем Востоке, выведя его на новый уровень. Уровень управляемости конфликтом снизился, но одновременно возросла возможность для различного рода комбинаций и внешнеполитических манипуляций. Что и демонстрируют события конца июля — начала августа 2015 года.

Прямая военно-политическая активность Турции в направление Ближнего Востока последовала после долгого периода непрямого участия этой страны в конфликте. Соединенные Штаты поддержали военную активность Турции в ситуации, когда сирийские и иракские курды являются одними из главных сдерживающих сил в борьбе с «Исламским государством». Означает ли это начало сдерживания курдов?

Проект территориального переустройства на Ближнем Востоке, прямо затрагивающий интересы Турции, был обнародован американцами еще в 2007 году. В частности, он подразумевал создание независимого «большого» Курдистана за счет курдских территорий Ирака, Сирии и Турции. Проект подразумевал, что география границ соглашения Сайкса-Пико 1916 года о разграничении на Ближнем Востоке должна решительным образом измениться. Мир заранее приготовили к перекраиванию политической карты региона, которая была сформирована почти 100 лет назад после расчленения Османской империи. События «Арабской весны», как всем казалось, подтвердили старт этого проекта. Одновременно противодействие геополитическим планам американцев, как казалось в Москве, могло стать основой партнерских отношений России и Турции. Однако, как свидетельствуют последние события, партнерства на получилось. Американцы использовали фактор курдов для привлечения на свою сторону Турции.

До начала «Арабской весны» были известны три возможных участника трансграничных пертурбаций и генераторов новых границ на Ближнем Востоке — это шииты с опорой на Иран, сунниты с опорой на Саудовскую Аравию и курды, через свою диаспору пользовавшиеся симпатиями в Европе. Вашингтон по взаимодействию с этими силами придерживался разных стратегий. Самого сильного своей консолидацией игрока — Иран США сдерживали. Саудовскую Аравию и Катар США поощряли на поддержку суннитских повстанцев в Сирии. Аналогичным образом США вполне благосклонно относились к курдам в Ираке и Сирии.

На настоящий момент из всех трансграничных игроков по перекройке границ на Ближнем Востоке самых значимых результатов достигли курды. Правительство Курдской автономии в Ираке де-факто является консолидированным государством внутри «несостоявшегося» государства. У Курдской автономии есть своя собственная армия, пограничная стража и какой-то контроль над энергетическими ресурсами, имеющимися в его недрах. В Эрибле — столице Иракского Курдистана иностранные консульства многих стран фактически работают в режиме посольств. Территориально к Курдской автономии в Ираке сейчас примыкают контролируемые курдами районы в Сирии. И в Ираке, и в Сирии курды успешно противостоят «Исламскому государству»*, набирая очки доверия у США и его европейских союзников. Знаковым для внешней политики Германии стал посыл немецкого оружия именно иракским курдам.

Создание жизнеспособной Курдской автономии в Ираке — фактически независимого государства, консолидация под контролем местных курдов территорий в Сирии, достаточно успешное военное противостояние курдов «Исламскому государству»* и в Ираке, и в Сирии, а потом и успех на парламентских выборах в Турции прокурдской партии ДПН — все это демонстрирует, в конечном счете, успехи курдского трансграничного национального проекта.

Нынешнее турецкое открытое военное вмешательство в конфликт на Ближнем Востоке, с одной стороны, является ответом на политические достижения курдов в Ираке и Сирии, а, с другой, в более значительной степени инспирировано внутриполитическими проблемами самой Турции.

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган провозгласил курс на преодоление многолетнего конфликта турецкого государства с курдами. В 2013 году было достигнуто соглашение о «перемирии» между Турцией и Рабочей партией Курдистана (РПК). Курдское национальное движение получило возможность действовать в легальном политическом поле Турции. Внешне Эрдоган получил поддержку курдов, но не их доверие.

Ситуация коренным образом изменилась после того, как на прошедших 7 июля 2015 года парламентских выборах Партия справедливости и развития (ПСР) Эрдогана не получила абсолютного большинства и, следовательно, не смогла сформировать однопартийного кабинета. Дебютировавшая на выборах прокурдская и левая Демократическая партия народов (ДПН) наоборот достигла успеха, получив на выборах 13,12% голосов. Именно она оттянула на себя голоса, предназначенные по планам Эрдогана его ПСР. ДПН является коалиционной партией и своего рода матрешкой с курдским национальным политическим ядром. Ситуация в чем-то напоминает движение ирландцев в Ирлании с боевым ядром ИРА и легалистской партией Шинн Фейн. Это отличная политическая стратегия и тактика националистов. Для внешнего мира две части существуют и действуют независимо друг от друга, но в конечном итоге в политическом плане, благодаря сумме их усилий, они достигают нужного результата. В конечном итоге курдское национальное движение умело использовало формы легальной демократии в Турции.

Получается, что на выборах 2015 года курды сорвали политические планы Эрдогана на изменение конституции, преобразование Турции в президентскую республику. Простой анализ географии результатов выборов демонстрирует, что именно провинции, населенные курдами, дали голоса оппозиционной Эрдогану Демократической партии народов.

Какой выход из возникшей ситуации? Если правительство в Турции не будет сформировано до 23 августа, то президент Эрдоган может назначить новые парламентские выборы. В этой перспективе цель антикурдских манипуляций Эрдогана понятна. Посредством новых выборов он хотел бы получить управление Турцией под своим личным президентским руководством посредством однопартийного правительства ПСР. Правда, антикурдский поворот Эрдогана гарантированно означает, что курдский вопрос не будет решен в рамках его предшествующего плана.

Для обеспечения победы на выборах Эрдогану сейчас необходимо нейтрализовать левых с их прокурдской Демократической партией народов, а также получить бóльшую поддержку турецких умеренных и жестких националистов. Таким образом, Эрдоган педалированием антикурдских настроений в турецком обществе надеется добиться нужной ему арифметики в турецком парламенте. Если цель Эрдогана сейчас привести страну к досрочным выборам, то такое решение еще больше затрудняет решение курдского вопроса в Турции.

Однако в действиях Эрдогана есть более глубинная логика. В современной турецкой политике существует явная брешь между ориентирующейся на светские традиции кемализма армией и исламскими традиционалистами из эрдогановской Партии справедливости и развития. Привлечение Эрдоганом армии к новой военной кампании по подавлению курдов означает, что он попытался закрыть эту общественную брешь в Турции традиционным для вышедшего из младотурецкой оболочки кемализма методом. На старте Эрдоган апеллировал к возвращению Турции к традициям и ценностям, но в итоге он возвращается к практике кемализма, сердцевиной которого является националистический милитаризм. В этом историческая ирония антикурдского поворота Эрдогана.

Влияние курдского фактора на выборах 2015 года и последовавшие события продемонстрировали, как легко можно корректировать внешнеполитическую и внутриполитическую линию Турции, и как внутренне неустойчива эта постимперская страна, вставшая 100 лет назад на путь «национальной демократии».

В политическом плане направление Эрдогана в жизни Турции означало попытку существенной корректировки кемалистского проекта, обращенного к Европе национального государства Турция. Логика кемалистской «европеизации» Турции предполагает создание современного национального государства европейского типа. Но пестрая этническая структура послеосманской Турции не соответствует формуле продвигавшегося кемалистами «национального государства» турок, снявших свои фески. Последовательной европеизации Турции препятствует не только цивилизационная чуждость Турции Европе, а также исламская традиция, но и полиэтнический (в меньшей степени поликонфессиональный) состав современного турецкого общества при том условии, что гражданского общества западного типа в Турции так и не сложилось. Одновременно стимулированное турецким национальным проектом развитие курдской идентичности выдвинуло на повестку дня задачу создания курдского национального государства. Курдский и турецкий национальные проекты в конечном итоге столкнулись.

Июль 2015 года продемонстрировал, как связана «национальная государственность» Турции курдским фактором. Последние террористические акты в Турции показали, как легко манипулировать политикой этой страны на уровне спецслужб.

Относительный успех курдов лишь повторил успех турецких исламистов Эрдогана. И те, и другие использовали цивилизационно чуждую Турции западную демократическую процедуру для подрыва не отвечающего цивилизационной сути Турции мононационального проекта государственного строительства по европейским лекалам. Логика строительства государства в Турции по национально-демократическим лекалам в конечно счете привела к уменьшительству того, что в ХХ веке осталось от Османской империи.

Кроме того, ирония истории сейчас демонстрирует и другое. Кемалистская Турция в 1920-е годы отказалась от османского статуса халифата. Сейчас республиканскую Турцию пытаются назначить на борьбу с теми, кто сам провозгласил восстановление халифата, но с иным в рамках исламского мира центром.

Тем не менее, по поводу дестабилизации Турции в рамках режима «демократии» Эрдогана и последующего ее расчленения не следует обольщаться. Разумеется, проект «европеизации» Турции обладает известной внутренней неустойчивостью. Но здесь необходимо вспомнить, что создатели проекта определили как его защитный контур, так и защитные средства — своего рода «стрежни», вводимые в турецкое общество в случае его перегрева из-за неудачной имитации чуждой ему европейской демократии. Речь идет о турецкой армии. Военные перевороты не предусмотрены конституцией Турции, но, тем не менее, они стали непременным атрибутом постимперской истории этого государства. Сейчас мы вновь видим то, что вполне закономерно в рамках политической системы этой страны. Как только «демократия» в очередной раз дестабилизировала Турцию, правящий режим обратился к армии. Меньше исламизма, больше кемализма — вот, что означает курдский поворот Эрдогана.

Каковы уроки происшедшего для России? С одной стороны, кемалистскую Турцию, как модель ставят в пример постсоветской России. Однако образец явно неустойчив в рамках ориентированной на Европу «национальной демократии». Устойчивость обеспечивает лишь военная диктатура — скрытая либо явная. С другой стороны, турецкий фактор определенно присутствует в российской политике в последние годы. Здесь важен прикладной урок. Так, например, в России выражали надежды, что «исламистский» разворот Эрдогана изменит «евроцентристский» вектор кемалистской Турции. В российском экспертном сообществе охотно комментировали тщетность усилий Турции вступить в ЕС. Вслух обсуждалась даже возможность в будущем вступления Турции в Евразийское экономическое сообщество. Растущий взаимный товарооборот и поток российских туристов в Турции, казалось, внушали оптимизм. Вершиной российско-турецкого сближения стали договоренности в декабре 2014 года о строительстве газопровода «Турецкий поток». В благожелательном ключе для турецкого руководства в российских СМИ комментировались события массовых беспорядков вокруг парка Гези в Стамбуле.

На этом общем фоне единственным диссонансом было сдерживание российским руководством Турции от открытого вмешательства турок в военный конфликт в соседней Сирии. Кроме того, Россия не стала весной 2015 года на столетнюю годовщину армянского геноцида подыгрывать чувствам турецких националистов. Анкара удовлетворилась бы тогда молчанием Москвы.

В конечно итоге, сейчас становится ясно, что с несложившимся партнерством с Турцией у российского руководства получилось примерно то же самое, что и в случае с Германией. Основные вехи развития украинского кризиса убедили руководство Германии, а потом и Турции в ненадежности позиций Москвы, общей внешнеполитической слабости России. В этих условиях традиционная для Турции геополитика победила энергетический соблазн Москвы. В 2015 году Турция начала сначала тормозить реализацию заявленного проекта «Турецкий поток», а потом и откладывать на неопределенный срок. О полномасштабном проекте поставок газа в Европу через Турцию речь больше не идет. Разумеется, Турция не против того, чтобы «Газпром» за свой счет построил газопровод в Турцию сугубо для удовлетворения национальных нужд этой страны в энергоресурсах. Недавно Эрдоган еще раз повторил, что Турция не признает принадлежность Крыма к России. Здесь она вполне открыто поддерживает США и Германию. Но ведь Крымский вопрос и опека крымских татар идут в русле двухвековой политической традиции Турции. В республиканской Турции до сих пор не забыли, что Черное море в прошлом было внутренним турецким озером, что османы господствовали на Балканах и в Закавказье. Заметим, что в прошлом у России был относительно короткий период действительно хороших отношений с Османской империей — от установления дипломатических отношений в конце ХV века до 1521 года. Причиной разрыва двух растущих евразийских империй стал вопрос о подчиненности того, что оставалось от Золотой Орды — татарских ханств. Последовавшая экспансия России на Кавказе, Причерноморье и в направление Балкан, двенадцать русско-турецких войн сделали Турцию историческим противником России.

Сейчас США через умножение хаоса на Ближнем Востоке лишь вернули Турции ее исторические воспоминания. В конечном итоге, курдский фактор в июле 2015 года оказался для режима Эрдогана посильнее площади Гези, но одновременно он вернул Турцию к ее традиционным геополитическим реалиям.

Аналитическая редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ