Россия и революция. Начало.

В июне 2015 года российские СМИ сообщили, что министр обороны РФ Сергей Шойгу дал поручение Военной академии Генерального Штаба провести комплексное исследование явления «цветных революций». Вслед за этим 2 июля заместитель министра обороны РФ Николай Панков предложил ввести в курс Высшей школы изучение студентами технологий распространения «цветных революций» и методов противодействия им. В российских СМИ началось, пусть и неспешное, обсуждение этих инициатив российских военных, хотя, заметим, речь идет о несвойственной для оборонного ведомства области.

Тема «оранжевых революций» впервые была поднята в России после событий в Сербии (2000 год), Грузии (2003 года) и на Украине (2004 года). Новый переворот на Украине в феврале 2014 года и последовавшая вслед за ним война на Донбассе особенно политически актуализировали данную тематику для России. Стало очевидно, что частью внешнего политического инструментария Запада — США и их союзников является технология целенаправленной дестабилизации и смены политических режимов в самых разных государствах мира без применения прямого насилия или с минимальным его использованием. Теперь на очереди — переворот в России.

Обычно революцией называется свержение государственной власти с глубокими изменениями в структуре и функциях государства и общества. Революция в массовых представлениях россиян считается явлением всегда прогрессивным, ведущим к улучшению жизни общества — «низвержению отжившего и утверждению прогрессивного». Таково наследие марксистско-ленинского обществоведения, которое до сих пор остается актуальным. Классическому определению революции присущ прогрессизм. Однако, следует заметить, что понятие «прогресса» является фикцией человеческого сознания. Диалектика явления всегда означает, что оборотной стороной любого приобретения становятся потери. Так, например, обратной стороной технологического прогресса является регресс среды обитания. Великая Французская революция, с одной стороны, означала для Франции старт демократии и современных социальных отношений, но, с другой стороны, из-за этой самой «Великой революции» Франция утратила политическое, военное и культурное лидерство в Европе.

Проблему диалектики революций в отношении приобретений-утрат прекрасно понял еще французский писатель-классик Виктор Гюго (1802—1885). В романе «Девяносто третий год» он вкладывает в уста одному из своих героев — маркизу Лантенаку блестящий монолог о диалектике революции. Среди прочего Лантенак произносит: «Не знаю, чем все это кончится, но, господа, ваши друзья — жалкие людишки. О, все это прекрасно, согласен, прогресс умопомрачительный, — еще бы! У нас солдат, уличенный в пьянстве, должен был три дня сряду выпивать перед фронтом штоф чистой воды, — это суровое, видите ли, наказание вы отменили; теперь у вас есть максимум, есть Конвент, епископ Гобель, господин Шомет и господин Эбер, и вы яростно уничтожаете все прошлое, начиная с Бастилии и кончая календарем, где святых вы заменили овощами… Дело в том, чтобы быть великим королевством, быть старой Францией, быть превосходно устроенным государством, где почитаются священными, во-первых, особа монарха-самодержца, затем принцы, затем королевская гвардия, охраняющая с оружием в руках нашу страну на суше и на море, затем артиллерия, затем высшие правители, ведающие финансами, затем королевские судьи и судьи низшие, затем чиновничество, взимающее подати и налоги, и, наконец, государственная полиция на трех ее иерархических ступенях. Вот что называется прекрасным и образцовым устройством, а вы разрушили его. Вы жалкие невежды, вы уничтожили наши провинции, так и не поняв, чем они были… У вас будет Азенкур, но не будет кавалера Баквилля, великого знаменосца, который, завернувшись в знамя, дал себя убить! Ну что ж, действуйте. Будьте новыми людьми. Мельчайте».

«Прогрессизм» полагает традиционное общество «отсталым», а современное «гражданское» — передовым. Но вот такой сравнительный парадоксальный пример. В 1844 году во всей Архангельской губернии Российской империи за год было совершено всего 19 уголовных преступлений, из которых 11 случаев были самовольной порубкой леса, а один — кража кружки с пожертвованиями из церкви. А как быть с уголовной хроникой в наши дни?

Либеральствующий «политолог» Дмитрий Орешкин пророчествует: «СССР являлся, по сути, рабовладельческим обществом, причем не античного, а азиатского типа. Слишком смело было бы надеяться прыгнуть из Древнего Египта или Срединного царства прямо в либеральный капитализм. Буржуазная революция в той или иной форме у нас еще впереди». Орешкин в отношении предсказания «буржуазной революции» демонстрирует столь свойственную столичной российской интеллигенции идеологию европоцентризма. Но где гарантии того, что революция, о которой грезит Орешкин, будет именно «буржуазной», а следствием ее будет общественный прогресс, а не регресс, например? Ведь «цветные революции» на постсоветском пространстве обнажили сущность: бывают такие революции, которые связаны с явлением общественного регресса, пусть понятие регресса и является фикцией, свойственной человеческому сознанию. При этом революция регресса не является ни реакцией, ни контрреволюцией. Но пока что весь опыт прошлых российских революций свидетельствует о том, как блестяще выразился писатель Фазиль Искандер, что «прогресс — это когда еще убивают, но уже не отрезают ушей».

Здесь адептам буржуазной революции в России следует уяснить, что в случае с современной Россией мы имеем дело с системным цивилизационным кризисом, который пока развивается по известной по местному историческому опыту модели Смуты. Причиной Смуты является глубокий конфликт в отношении всех фундаментальных принципов жизнеустройства, всех структур российской цивилизации.

В свое время советские историки при оценке событий начала ХVII века указывали на фактор иностранной интервенции, якобы определившей ход кризисных событий распада российской государственности в ту Смуту. Однако при научном историческом исследовании явления Смуты начала ХVII века очевидными были в качестве ключевых внутренние проблемы самого российского социума, обусловленные кризисом отношений между обществом и государством, и внутри самого общества. Реформы середины ХVI века и последовавшая Опричнина были знаковым явлением, свидетельствовавшим о неблагополучии социума. События после них пошли по пути нарастания кризисных составляющих. При этом государство и общество тогда (как и теперь) попали в состояние цугцванга, когда каждый следующий вынужденный ход лишь ухудшал положение.

Многие революции в той или иной степени служили целям внешних агентов и тем или иным образом вызывались извне. Аналогичным образом инспирированные извне «оранжевые революции» на постсоветском пространстве являются «направленным взрывом», призванным определить развитие внутреннего конфликта в нужном для внешнего игрока направлении. При этом подобных «направленных взрывов» на временном промежутке Смуты, равном активной деятельности одного поколения, может быть несколько. Нынешнюю власть в России можно было бы принять за режим реставрации, завершающий цикл революции 1991 года, если бы не начавшийся новый виток дестабилизации и нестабильности.

Главное здесь то, что предпосылки для дестабилизации по сценарию революции имеют для России системный характер. Они являются взаимосвязанными латентными кризисами социальных и национальных отношений, деградации систем жизнеобеспечения, безопасности и культуры, быстрых изменений в массовом сознании.

Целью «оранжевой революции» является лишить Россию остатков суверенитета, изъять у нее ядерное оружие и ликвидировать остатки научного и технологического потенциала. Более того, для территориального демонтажа России будут использованы (и уже используются) технологии этнического конструктивизма, которыми Запад овладел после научного осмысления явления этничности. При этом сознательная направленная культурная деятельность по демонтажу русской идентичности будет представлена как объективный «исторический» процесс.

Продолжение следует. В нем мы рассмотрим проблемы общей неустойчивости России, как цивилизации в современном мире.

Александр Берг, публицист, специально для EADaily