Турция связана с различными западными институтами намного теснее, чем кажется. Ранее EADaily опубликовало обширное интервью, посвященное вопросам взаимодействия между Анкарой и Европейским Союзом: о гипотетическом членстве Турции в Евросоюзе, интересах Анкары и Брюсселя, возможности отказа Турции от сотрудничества с Москвой ради ЕС и так далее. Анкара является членом НАТО с 1952 года: Турция исторически играла заметную роль в стратегических планах Североатлантического альянса. На фоне противостояния между Россией и альянсом политика и позиция Анкары в рамках НАТО приобретает особую актуальность. Какова историческая роль Турции в альянсе? Насколько важен блок для Турции? Почему Анкара согласилась на расширение НАТО, несмотря на первоначальную жесткую позицию? С учетом прошлых противоречий и особой позиции Турции в НАТО, может ли Анкара полностью отвернуться от альянса в пользу России? Об этом корреспондент EADaily поговорил с научным сотрудником отдела Ближнего и постсоветского Востока ИНИОН РАН тюркологом Алиной Сбитневой.
— Со времени вступления Турции в НАТО в 1952 году Анкара в годы холодной войны выступала в качестве «южного бастиона» альянса, направленного против СССР. Небезызвестный Карибский кризис 1962 года также был во многом вызван размещением ракет «Юпитер» на турецкой территории. Однако в последние годы Реджеп Тайип Эрдоган демонстративно отказывался от полной солидарности с альянсом. Алина Игоревна, какова роль Турции для НАТО? Какое место альянс занимает в рамках турецкой внешнеполитической стратегии?
— Не буду оригинальной, если скажу, что Турция — вторая по численности армия НАТО. Именно так ее обычно любят представлять в контексте Североатлантического альянса. Турецкая Республика была и остается форпостом военно-политического блока на ближневосточном пространстве, там расположены две базы НАТО: авиационная — Инджирлик и радиолокационная — Кюреджик. Когда-то Турцию приняли в альянс как стратегическое с географической точки зрения государство, расположенное на стыке Европы и Азии, и в этом смысле ее значимость для западного мира не изменилась.
Турецкая Республика же вступила в военно-политический блок еще в 1952 году — это было послевоенное время биполярного противостояния СССР и США, многим странам пришлось выбирать какую-либо сторону, и Турция не стала исключением. После смерти первого президента республиканской Турции Мустафы Кемаля Ататюрка, который выстраивал дружественные отношения с Советским Союзом, Турецкая Республика несколько отклонилась в сторону западного мира, а присоединение к НАТО стало логическим продолжением такого курса. В Турции тогда относились с уважением к Западу, считали Североатлантический альянс важным этапом турецкой «революционности» — одной из так называемых «шести стрел», или принципов Ататюрка, — которая частично проявлялась в вестернизации.
Однако блок НАТО не всегда хотел отплачивать той же монетой Турции, которая разрешала складировать запасы вооружения на своей территории и открывать там военные базы. Ее воспринимали скорее в качестве «младшего брата» НАТО и относились к ней не так серьезно, как к другим членам альянса. Все начало меняться только с приходом на пост президента Реджепа Тайип Эрдогана, который взял курс на независимость и проведение политики, основанной на национальных интересах. Отношение к НАТО и Западу в целом претерпело изменения. Особое разочарование было вызвано санкционной политикой Европы и США в отношении Анкары. Турции, которая встала на путь собственного развития, навязывали правила игры — заведомо не в ее интересах; пытались указать, с кем можно общаться, а с кем нет. Результаты этой политики мы наблюдаем сегодня. Подобное отношение не понравилось бы ни одному государству, не говоря уже об амбициозной Турецкой Республике.
В Турции возникло даже своеобразное анти-натовское движение: с резкой критикой действий блока не раз выступал глава Партии националистического движения Девлет Бахчели, а также лидер Партии «Родина» Догу Перинчек, который открыто заявляет, что им с Турцией не по пути и выступает за выход из альянса. Запад попросту начал терять авторитет в глазах Турции, она изменила подход. Сейчас она, конечно, поддерживает контакты с представителями и США, и Европы — просто потому, что надо, а «надо» в большинстве случаев объясняется желанием Анкары с помощью этих контактов и связей добиться желаемого. Волокита со шведами в НАТО в этом контексте — пример очень наглядный.
— Бесспорно, одним из ключевых сюжетов последнего времени стало очередное расширение НАТО — вхождение Финляндии и Швеции в Североатлантический альянс. Турция с самого начала заняла особую позицию, которую некоторые исследователи трактовали как якобы поддержку России. Однако сегодня мы видим, что Эрдоган согласился как на вступление Финляндии, так и Швеции, несмотря на ряд имевшихся противоречий. С одной стороны, вся эта «эпопея» доказала укрепление внешнеполитических позиций Турции Эрдогана. Но с другой, она же вновь показала, что у Турции, если вспомнить слова лорда Генри Джона Темпла Пальмерстона, «есть только постоянные интересы». Как Вы можете оценить шаги Турции в вопросе расширения НАТО? Что, на Ваш взгляд, могло быть нужно Эрдогану от Финляндии и Швеции?
— Во всем этом процессе, как мы видим, Турция в конечном итоге поддалась бесконечным уговорам Запада, дав свое согласие на членство Швеции и Финляндии. С одной стороны, это можно трактовать в данном ключе. С другой — Эрдоган согласился не просто так, и прежде чем рассмотреть данный вопрос, заставил и Хельсинки, и Стокгольм, и «коллективный Запад» вместе взятый здорово понервничать. Швеция и вовсе была вынуждена существенным образом изменить свое антитеррористическое законодательство и, более того, внести поправки в Конституцию. Новоиспеченные кандидаты также обязались вести борьбу с членами Рабочей партии Курдистана, деятельность которой в Турции признана террористической, и другими ее ответвлениями, выдавать «преступников» и вести иного рода сотрудничество по данному вопросу. То есть Анкара, пусть не сразу и, может, не в полном объеме, но добилась желаемого. И в этом контексте ее согласие все-таки ратифицировать шведскую заявку выглядит как жест невиданной щедрости после долгих сопротивлений.
Тем не менее, обещать не значит жениться: о полном согласии вести речь даже сейчас еще рано. 11—12 июля в Вильнюсе прошел многообещающий саммит НАТО, одним из ключевых вопросов на повестке которого был как раз шведский вопрос. Генсек альянса Йенс Столтенберг ранее выражал надежду на ратификацию шведской заявки уже на этом саммите, однако потом признал, что поторопился с заявлениями. Реджеп Тайип Эрдоган не так давно сообщил, что Великое национальное собрание Турции (Парламент) займется рассмотрением заявки Стокгольма не раньше октября — поскольку будет на летних «каникулах». А до осени может много чего произойти. Принимая во внимание факты сожжения Корана в странах Северной Европы, в том числе и в Швеции, Турция вполне может еще десять раз передумать, потому что пока все эти акции ее, естественно, не особенно радуют.
Турецкой Республике ведь по большому счету без разницы, кто именно присоединится к НАТО — Швеция ли это будет, или, допустим, Лесото — ей важно, чтобы в этом процессе были учтены ее интересы, то есть сам факт, а не кто их будет учитывать. Поэтому, возвращаясь к Вашему вопросу, отмечу, что «что-то нужно» могло быть Эрдогану не столько от шведов и финнов, сколько от западной системы в целом. Нужно было, чтобы услышали, что Анкаре роли второго плана надоели и без должного отношения к ней как к равноправному партнеру дальнейшее сотрудничество, во всяком случае в прежнем формате, маловероятно.
— После недавних заявлений и шагов турецкого руководства, в частности, например, слов Эрдогана о том, что «Украина заслуживает членства в НАТО», выдачи Киеву командиров «Азова»* (организация запрещена в РФ), начала строительства на территории Украины завода по производству БПЛА и др., многие отечественные эксперты и СМИ стали резко критиковать турецкого лидера. Алина Игоревна, как Вы считаете, с учетом тесных исторических связей между Турцией и НАТО, мог ли Эрдоган полностью отказаться от Альянса и принять сторону России?
— Нет, не мог и вряд ли когда-либо откажется от альянса в перспективе. Как и сам альянс c наибольшей долей вероятности никогда не отпустит Турцию в свободное плавание. В этом и заключается парадокс двусторонних отношений по линии НАТО-Анкара: обе стороны последнее время не питают особенно теплых чувств друг к другу, но вынуждены так или иначе взаимодействовать, поскольку «развод» на самом деле не выгоден каждой из них. Для НАТО подобный сценарий грозит потерей южных позиций, для Анкары — рычагов влияния на мир Запада.
Что до «принять сторону России», то Турция не мыслит такими категориями. Опять же, есть ее национальные интересы и ничего кроме. В нынешней ситуации принимать чью-либо сторону, кроме своей, и рушить многолетние контакты с Североатлантическим альянсом (что, фактически, равно — с США) — Анкаре крайне невыгодно. То же самое и с Украиной: именно тогда, в тот момент, Реджепу Тайипу Эрдогану было важно сказать так, якобы поддержать киевский режим словом. О последствиях в Турции, в том числе в силу особенностей ее восточного менталитета, не всегда задумываются. А уж о том, что те или иные слова могут не понравиться, задеть кого-то из партнеров или вообще привести к серьезным последствиям, как это было со сбитым Турцией российским Су-24 в 2015 году, — тем более.
Но критиковать Турцию за это бессмысленно. С точки зрения своей страны политика Анкары по отстаиванию интересов любыми путями понятна. С нашей стороны, главное, не допускать иллюзий у руководства официальной Анкары относительно того, что если учитываются интересы Турции, то ей можно пренебрегать интересами других. Диалог должен строиться на взаимоуважении и поиске компромиссов, и в этом вопросе, к слову, американо-турецкие и турецко-натовские отношения серьезно уступают российско-турецким.
Подробнее об отношениях Турции с Европейским Союзом и различных аспектах взаимодействия между Анкарой и Брюсселем можно ознакомиться в интервью EADaily с А.И. Сбитневой.
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ