В октябре 2015 года на саммите «нормандской четверки» в Париже была принята так называемая формула Штайнмайера (по имени тогдашнего главы МИД, ныне президента ФРГ Франка-Вальтера Штайнмайера). Документ якобы «уточнял» пару пунктов Комплекса мер по выполнению Минских соглашений (Минск-2). Истекшие пять лет показали, что именно «формула» стала «трояном», внедренным в Минские соглашения и мешающим их выполнению.
Из текста Минска-2 однозначно следует, что после выполнения пунктов 1−3 (прекращение огня, отвод тяжелых вооружений, обеспечение мониторинга со стороны ОБСЕ) стороны приступают к пункту 4: «В первый день после отвода (!) начать диалог о модальностях проведения местных выборов…». Причем в пункте 12 так же ясно говорится, что «вопросы, касающиеся местных выборов, будут обсуждаться и согласовываться с представителями ОРДЛО».
А в примечании из восьми абзацев оговариваются жесткие требования к предварительно принимаемому закону Украины, на основе которого Киев и ОРДЛО будут обсуждать и согласовывать модальность (способ в данном конкретном случае) выборов ― к закону «О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей». Эти требования к временному закону: амнистия, языковое самоопределение, независимость прокуратуры и судов ОРДЛО, создание народной милиции и др. «Временный порядок» в названии закона потому, что до конца 2015 года должна была вступить в силу новая конституция, согласованная с Донецком и Луганском, в которой был бы закреплен особый статус ОРДЛО (пункт 11). Или уже не ОРДЛО, а именно ДНР и ЛНР, а конституция не Украины, а, например, Малороссии и Новороссии. В общем, будут те названия, на которые согласятся стороны. Это дух и буква соглашений.
Всё, что оставалось представителям ОРДЛО (ДНР и ЛНР) и России, как посреднику, ― уже с конца 2015 года начинать переговоры с двух простых вопросов в адрес украинской делегации: готовы ли представители правительства Украины обсуждать организацию местных выборов с представителями ОРДЛО Украины и готовы ли представители правительства Украины обсуждать и согласовывать с представителями ОРДЛО Украины реформу конституции, поправки в которую заменят закон «О временном порядке самоуправления в ОРДЛО Украины»? В случае отказа следовал бы ответ представителей ЛДНР и РФ:
«Ввиду отказа украинской делегации обсуждать в предусмотренном порядке вопросы, предусмотренные соглашениями, считаем заседание закрытым».
Ну можно было бы в связи с очередными учениями на Яворовском полигоне под Львовом или заходом натовских кораблей в Одессу заявить очередной протест украинской стороне по факту нарушения пункта 10 Минска-2:
«Вывод всех иностранных вооруженных формирований, военной техники, а также наемников с территории Украины (!) под наблюдением ОБСЕ. Разоружение всех незаконных групп».
Не с территории ОРДЛО, а «с территории Украины». Так в тексте. Что подписали, то подписали. Стороны конфликта, согласно Минску-2, «правительство Украины» и «ОРДЛО Украины», а законные вооруженные формирования на линии соприкосновения― «украинские войска» и «вооруженные формирования ОРДЛО Украины». Украинцы с обеих сторон ― гражданская война. И ее стороны равны по определению. Это, кстати, означает, что исполнение требования Приложения об амнистии ― это не «уступка» со стороны Киева в отношении «сепаратистов», но и требование к судам Донецка и Луганска амнистировать военнослужащих ВСУ, убивавших украинцев. Болтовня киевских политиков о том, кто из «сепаратистов» заслуживает амнистии, а кто нет, будет иметь зеркальный ответ.
А еще придется при случае напоминать, что, согласно Минску-2, контроль границы получит не та субстанция, которую сейчас называют «правительством Украины», а то правительство, которое будет сформировано после конституционной реформы, согласованной с ОРДЛО. Трудно сказать, что Донецк и Луганск с Киевом согласуют, а в чем откажут, но вполне возможно, что контроль границы правительством Украины будет выражаться в единственном флаге Украины на погранпереходе. В маленьком настольном флажке в кабинете начальника пункта пропуска. Желательно, в сейфе. Ради сохранности этого имущества. Судя по тому, что украинская сторона с маниакальной настойчивостью требует: «Сначала контроль границы, а потом безопасные выборы» (и тут же, не стесняясь: «Российские войска выходят, мы заходим и зачищаем»), напоминать придется часто.
И повторять эти вопросы, протесты и напоминание раз за разом, не принимая в расчет провокации на линии соприкосновения, поскольку главное условие начала переговоров по выборам ― «отвод тяжелых вооружений» (п. 4) было выполнено, а конституционная реформа должна была осуществиться как раз к концу 2015 года. В случае отказа Киева следовало поставить третий вопрос, точнее поставить перед альтернативой уже другого посредника ― ОБСЕ (а также Берлин и Париж):
«Либо напряженность на линии соприкосновения носит технический характер, не должна мешать исполнению следующих пунктов и стороны должны перейти в подготовке выборов в ОРДЛО и конституционной реформе, либо с 1 января 2016 года Минск-2 признаётся сорванным».
Повторять постоянно и в самых простых выражениях:
«Первые три пункта о прекращении огня выполнили, а следующие пункты, о местных выборах, примирении и восстановлении связей, Киев выполнять не хочет. Вместо этого он требует сначала контроля границы, чтобы задушить непокорных или устроить Сребреницу».
Так, чтобы эта позиция (как видите, буквально в три строчки) стала фоном происходящего, доступным любому европейцу, который вообще знает о том, что на востоке Украины что-то происходит. Это невероятно сложная задача, но одного-двух лет (2016−2017) хватило бы. Не переломить цинизм западных партнеров, так максимально ослабить их аргументы и затруднить санкционную политику. При непременном условии: ни малейшего отступления от своей позиции. (Примечание: геноцида в Сребренице не было, см. «„Мягкая сила“ геноцидов», но таков уж западный нарратив на сегодня.)
Вместо этого 2 октября, через восемь месяцев после заключения Второго минского соглашения от 12 февраля 2015 года и за три месяца до его истечения в том виде, в каком оно было подписано, Россия согласилась на «формулу Штайнмайера». Которая, в общем-то, ничего не добавила. О контроле выборов со стороны ОБСЕ (подразумевающем и их оценку) и так говорилось в Минске-2. А «временное» вступление в силу в день выборов «временного» закона (на постоянной основе до принятия новой конституции ― после итогового доклада БДИПЧ ОБСЕ) ― вовсе тавтология.
Почему согласие на «формулу Штайнмайера» стало ошибкой? Своими метаниями, в частности согласием на «формулу», мы… подыграли западным партнерам, подтвердили их якобы усилия по урегулированию конфликта и в какой-то мере оправдали санкции! Они стараются, но мира нет. Значит, виноват кто-то другой: то ли Украина, то ли Россия, то ли истина «посередине», а тут «нюансы, в которых черт ногу сломит, но вы же знаете этих русских». Ни одна инициатива Запада не должна была пройти. Точка.
Во-первых, отложив в сторону дипломатический этикет, можно сказать, что наши западные партнеры плевали на дух и букву Минских соглашений, со всеми их пунктами, последовательностями, примечаниями и запятыми. За шесть лет не последовало ни одной официальной реакции на заявления официальных (!) лиц Украины о том, что соглашения нужны только для того, «чтобы укрепить ВСУ», «сохранять санкции против России», «подготовить хорватский сценарий» (молниеносного захвата ЛДНР) и т. п. Позицию коллективного Запада в интервью одному из украинских телеканалов в марте прекрасно изложил Джон Хербст, посол США в Киеве в 2003—2006 годах, ныне директор Евразийского центра при «Атлантическом совете» (Atlantic Council of the United States*; в июле 2019 года Минюст РФ внес организацию в реестр нежелательных на территории РФ).
Ни в малейшей степени не смущаясь, дипломат заявил:
«»Нормандский формат» ничего пока не достиг и, наверное, мало чего вообще достигнет. Но этот формат ― база, на которой Евросоюз проводит политику санкций против России. Это самое главное. И не нужен этот формат, чтобы урегулировать эту войну. Нужно просто решение Кремля прекратить свою агрессию. И чтобы этого достигнуть, мы имеем некоторые инструменты: санкции ― это одно, военная помощь Украине ― это второй инструмент».
Что ж, остается отметить первую фразу цитаты Хербста: такой «нормандский формат» партнерам ничего не принес.
Вот и всё. Что бы ни было записано в Минских соглашениях (Хербст явно объединяет «минский формат» с «вышестоящим» «нормандским»), эти переговоры всего лишь ширма, обозначающая дипломатические усилия. Плевать на выборы, плевать на новую конституцию, плевать на то, что никакие обязательства России в Минских соглашениях не прописаны:
«Мы будем изображать переговоры и наказывать вас санкциями за неуступчивость».
Свою роль могли сыграть те три строчки после их повторения в сотый или тысячный раз. Но мы отказались от этого тарана (или капли, которая камень точит) и увлеклись игрой в дипломатию. По их правилам.
Во-вторых, любые «уточнения» пунктов уже подписанных соглашений — это изменение (!) соглашений, даже если 100 экспертов из 100 подтвердят, что никаких «принципиальных» изменений соглашения не претерпели. Открывается ящик Пандоры, и теперь можно требовать новых и новых «уточнений». Что в конце концов вылилось в предложение Берлином и Парижем в октябре 2020 года неких «ключевых кластеров по выполнению Минских соглашений», еще больше размывающих обязательства Украины. Без жесткого указания сроков и результатов, по словам представителя России в контактной группе Дмитрия Козака:
«Последние франко-германские предложения — это набор чрезмерно обтекаемых и неконкретных общих рекомендаций и фраз ни о чем».
О «небратьях», непревзойденных в хуторских хитростях, и говорить нечего: предложения, требования, ультиматумы и рисунки «красными линиями» посыпались как из рога изобилия. До высот Владимира Зеленского («Ну возьмем мы сначала под контроль границу, а потом проведем выборы, что такого случится?») мало кто смог подняться, но пытались.
Потребовалось протащить европейских партнеров носом по паркету, прежде чем они сменили риторику. В частности, стал явью ночной кошмар Киева — «переговоры об Украине без Украины». В офисе Зеленского пытаются успокоить общественность тем, что урегулирование в Донбассе было лишь одним из пунктов переговоров наряду с пандемией, Сирией и т. п., но это слабое утешение: в таких случаях при обсуждении отдельных вопросов к видеоконференциям подключают заинтересованную сторону. Башара Асада пока не готовы подключить Ангела Меркель и Эммануэль Макрон (интересно, сколько минут, а главное, о чем Владимир Путин мог говорить с этими людьми о своих сирийских делах?). Кто же отказался разговаривать с Зеленским? Позиция Кремля однозначна: никаких новых переговоров с Киевом до тех пор, пока Киев не выполнит обязательства, взятые на себя в декабре 2019-го в Париже. И западные партнеры впервые (!) с таким подходом официально согласились: заявили не только «дежурно» о безальтернативности Минских соглашений, но и о том, что ожидают исполнения решений, принятых в Париже. Надо думать, Леонид Кравчук уже месяц назад понял, к чему дело идет, а потому и устроил форменную истерику в СМИ (см. «Какая Украина, такая и война»).
Да, принятию Россией «формулы Штайнмайера» и всей последующей стратегии можно найти с десяток объяснений. Например, такое: «Путин знал, что и эту „формулу“ Киев будет саботировать, а валом новых предложений будет дискредитировать себя». Или такое: «Россия оказалась главным бенефициаром затягивания Киевом переговоров, ей требовалось время для нивелирования эффекта санкций, вот она и бросила партнерам эту кость ― продемонстрировала „уступчивость“ своей переговорной позиции». Можно даже договориться до того, что в 2015 году Кремль гениально спрогнозировал будущий и теперь уже обретающий реальные черты военно-политический союз с Китаем. Да чего уж там — президентство Дональда Трампа и пандемию тоже спрогнозировали.
Или вот еще одна версия ― «подаренной и отнятой надежды». Ничто так не деморализует, как этот подлый приём. «Подлый» ― это из комментария японского читателя статьи, посвященной заявлению Сергея Лаврова по Южным Курилам. Японского патриота возмутило то, что Россия 30 лет давала Японии надежды на возвращение «северных территорий», а теперь японцы не могут надеяться на возвращение даже Шикотана и Хабомаи, согласно Декларации-1956, поскольку русские требуют сначала признать итоги войны, «а потом посмотрим». Ну да, всё верно, читайте декларацию. Теперь Япония объявляет острова «оккупированными» («страна-агрессор»?), но число участников и масштаб протестных акций в день «северных территорий» резко упали, а уже большинство японцев уклоняются от категоричных ответов при опросах об островах.
Но есть одно крайне важное но. Такая стратегия подразумевает, что эффект должен быть немедленно закреплен действием. Действием опрокидывающим, уничтожающим. Для деморализации японских реваншистов хватило закона, вводящего уголовную ответственность за попытку отчуждения территорий России, а также размещения на Южных Курилах новейших РЛС и истребителей Су-35С. В случае с Украиной этого недостаточно.
26 марта 2021 года развитие украинского этнического национализма, т. е. местной формы нацизма, взяло предпоследнюю высоту. Не психопатки вроде Ирины Фарион или Ларисы Ницой, а официальное лицо, глава СНБО и «генетический украинец» Алексей Данилов объявил русский язык угрозой государственности Украины. Логика Данилова безупречна: «Путин заявляет, что защищает русскоязычных. Будете говорить по-русски, Путин услышит и придет». Следующий и последний шаг, надо думать, — тотальный запрет на использование русского языка даже в быту.
Как и любой функциональный идиот, Данилов способен лишь реагировать на раздражители. Долго искать раздражитель не пришлось. Буквально за три дня до заявления секретаря СНБО на Украине случилась незамеченная сенсация (а Данилов, впрочем, ее заметил). Известный политолог Михаил Погребинский в эфире онлайн-конференции высказал удивительное мнение:
«В Украине половина населения — русскоязычные, и не менее трети вообще не считают, что украинская независимость — это ценность».
Учитывая то, что русскоязычные составляют не половину, а как минимум две трети населения Украины, можно предположить, что обычно внимательный к цифрам политолог чуть приукрасил картину и тех, для кого украинская независимость не ценность, тоже несколько больше. А в переводе слов осторожного Погребинского с русского на русский: треть населения Украины желает воссоединения с Россией. А то и больше.
Можно было бы от расчетов Погребинского и отмахнуться, но не позволил глава МВД Арсен Аваков. От шуток-прибауток про слобожанский говор украинского языка (Аваков: «Я так называю русский язык»), серый кардинал перешел к программным заявлениям.
«Почему мы, украинцы, должны отказываться от языка Гоголя, Квитки-Основьяненко, Шевченко, Носова, Зощенко, Булгакова, Виктора Некрасова и сотен других прекрасных украинских русскоязычных писателей? Я, русскоязычный украинский националист, уверен, что мы должны приветствовать развитие нашего русского языка, на котором говорят миллионы украинцев, и давать ему возможность свободно развиваться. Несомненно, государственным может быть только украинский язык — как язык субъектной, суверенной страны. Однако русский, крымскотатарский, румынский, венгерский, болгарский и прочие языки, которые живут в Украине, — языки общения и культуры, семейного наследия, часть богатой украинской культурной ауры. Эти языки также принадлежат украинцам!» — заявил Аваков в беседе с Дмитрием Гордоном.
Во-первых, сказанное свидетельствует о близком и грандиозном шухере, настолько близком, что политики уже приступили к окучиванию электората. Во-вторых, свидетельствует о том, что Погребинский прав, и если отвадить русскоязычных сторонников Русского мира от России сложно, то «перехватить» их ненависть к действующей власти в своих интересах попытаться можно. То, что русскую карту на этот раз пытается разыграть патрон нацистских батальонов, на Украине тоже мало кого удивит. По правилам логической игры: «Какая фигура должна быть следующей в ряду?» после Зеленского возможно уже что угодно. Аваков в свое время и с георгиевской ленточкой позировал, и самых отмороженных нацистов вроде Сашко Билого устранил: легко развить историю о том, что он семь лет в засаде сидел.
Нам же следует усвоить одно. Никакой паузы, продыха, кредита доверия, который Москва давала и Петру Порошенко, и Владимиру Зеленскому, больше быть не должно. Либо мы правы, и «формула Штайнмайера» — стратегический просчет. Либо неправы, а она — тонкий ход российской дипломатии. Но в этом случае избранная стратегия подразумевает, что эффект должен быть немедленно закреплен действием. Действием опрокидывающим, уничтожающим. Иначе впереди еще несколько лет танцев с бубнами.
*Организация, деятельность которой признана нежелательной на территории РФ