Сколь бы хрупким ни было перемирие на Донбассе, как бы часто ни нарушался режим прекращения огня, противоборствующие стороны продолжают переговоры и достигают неких результатов, которые, впрочем, пока существуют скорее на бумаге, нежели в реальности.
Тем не менее, постепенно конкретизируются условия достигнутого 5 сентября в Минске базового соглашения: создание 30-километровый демилитаризованной зоны, отвод тяжелой артиллерии от населенных пунктов, разминирование местности. И если бы не фундаментальная проблема Донецкого аэропорта, где до сих пор идут бои, можно было бы сказать, что перемирие, в обозримой перспективе, скорее всего, в целом будет соблюдаться. Сегодня — по разным причинам внешнеполитического и чисто военного характера, это нужно и повстанцам, и Киеву, и Москве.
Ситуация поэтому выглядит следующим образом: если в обозримой перспективе масштабные боестолкновения не возобновятся, речь неизбежно пойдет о дальнейшем положении Донбасса, статус которого станет основным пунктом переговорного процесса и который стороны понимают очень по-разному. Президент Украины Петр Порошенко дал районам, которые контролируются властями Луганской и Донецкой народных республик, особый режим самоуправления на три года (видимо, предполагается, что дальше заглядывать бессмысленно — либо ишак умрет, либо падишах). Руководство повстанцев отнюдь не склонно принимать условия Киева, поскольку Новороссия считает своей всю территорию бывших Донецкой и Луганской областей в их прежних административных границах. Кроме того, никакого статуса, помимо полного суверенитета и выхода из состава Украины, руководители самопровозглашенных республик не желают.
Все это означает, что при условии отсутствия войны впереди — долгие (на годы) и очень сложные переговоры. Неслучайно радикалы с обеих сторон, недовольные принятыми решениями, от процесса решительно отсекаются, примеры чего общеизвестны. Кроме того, весь постсоветский опыт разрешения аналогичных конфликтов, при которых принцип права на самоопределение вступает в противоречие с принципом территориальной целостности государств, свидетельствует о высокой вероятности именно такого развития событий. Стратегические цели, которые ставят перед собой стремящиеся освободиться от власти экс-сюзерена новые образования, не могут быть достигнуты одномоментно (Отметим, что пример Крыма — это то самое исключение, которое подтверждает правило). Во-вторых, есть немало оснований считать, что Россия, по крайней мере — на данный момент, вряд ли пожелает видеть Донбасс или какую-то его часть совершенно независимым, тем более — повторить «крымский вариант» с присоединением новых областей, ибо последствия могут быть болезненными. Намного выгоднее выглядят иные расклады, связанные с вариантами «особого статуса», «самой широкой автономии», «украинско-донбасской конфедерации», «ассоциативного государства»
Отметим, что полный его текст тогда был секретным, да и сегодня он известен ограниченному кругу людей. Тем не менее, о некоторых подробностях сказать можно. Медиаторы в тот период ещё считали, что карабахское противостояние может быть разрешено на основе фундаментального повышения уровня самоуправления реально существующей уже около 10 лет, но никем не признанной Нагорно-Карабахской Республики (НКР). Согласно этим предложениям, Нагорный Карабах получал право на все признаки и атрибуты государственности, включая собственного президента, парламент, правительство, армию (которая должна была называться Национальной гвардией), полицейские, правоохранительные и судебные структуры, мог иметь за рубежом свои торговые и культурные представительства (на деле — посольства). При этом ни одно решение Баку, так или иначе касающееся Нагорного Карабаха, не могло быть реализовано без согласия последнего. За этим должна была следить, в числе прочих структур и институтов, группа карабахских депутатов в парламенте Азербайджана (Численность их представительства должна была быть фиксированной). В паспортах жителей НКР предлагалось поместить указание на особый статус их республики (как бы «облегченный» аналог двойного гражданства). Обещались и другие преференции — например, возможность получения определенных выплат с азербайджанских доходов от нефти и газа (говорили о 7%) и свободное хождение в крае любой валюты. И, по сути, данью принципу территориальной целостности Азербайджана стало бы лишь то, что на политических картах территория НКР окрашивалась бы в оттенок, схожий с цветом территории Азербайджана. При этом гарантами особого статуса НКР становились страны — сопредседатели Минской группы ОБСЕ и Армения, с которой также устанавливалась бесперебойная наземная связь. Тогдашний президент Армении Левон Тер-Петросян был склонен обсуждать и развивать это предложение с тем, чтобы, «выжав» из него максимум, в конечном счете, принять его. На возможность такого развития событий Тер-Петросян прозрачно намекнул в своей обширной статье «Война или мир? Пора призадуматься», которая была опубликована с целью постепенной подготовки общественного мнения к соответствующим переменам в политике Еревана и Степанакерта. Однако вскоре Тер-Петросян был вынужден подать в отставку. Проблема состояла в том, что армянский лидер в данном вопросе (как, впрочем, и во всей своей политике) сделал ставку на кремлевских «голубей» и демократов, ставленником которых он изначально и был, однако тогдашние «ястребы» в российском руководстве (в основном — военные) сумели убедить президента Бориса Ельцина в невыгодности подобных планов для России. Очень скоро против Тер-Петросяна выступили его ближайшие соратники во главе с министром обороны Вазгеном Саркисяном, и первый президент Армении был вынужден уйти в отставку. Ельцин, публично ласково называвший Тер-Петросяна «Лёвушкой», смолчал.
Сегодня так же (или очень похоже) выглядят разработки для донбасской квазигосударственности. Повстанческие лидеры признают, что для них на данном этапе более-менее приемлемо сохранение общего с Украиной культурного и экономического пространства — но не более того. «Особый статус» Донецкой и Луганской республик должен, по их мнению, включать в себя такие элементы, как возможность устанавливать свою выборную и исполнительную власть без вмешательства Киева, наличие собственных вооруженных сил, право назначать своих судей и прокуроров, признание русского языка официальным в обоих регионах… А самое главное — Донецк и Луганск должны получить право всемерно развивать экономическую интеграцию с Таможенным союзом и находиться в едином оборонном пространстве с Россией.
Последние два пункта имеют критически важное значение. Их возможная реализация однозначно закрывает Украине путь в НАТО (невозможно представить, чтобы одна часть страны состояла в ОДКБ, а другая — в Североатлантическом альянсе) и, возможно, в Евросоюз. То есть Украина прочно «сядет на донбасский крючок», сорваться с которого ей станет крайне затруднительно. С Евросоюзом, правда, не всё так однозначно — формальное сохранение украинской территориальной целостности может позволить Брюсселю постепенно, очень неспешно продолжать сближение с Киевом, чтобы когда-нибудь, лет этак через 15−20, поставить страну в число соискателей членства в ЕС. Очень возможно, что для Евросоюза подобное развитие событий видится, в принципе, вполне желательным.
Несомненно, главные противники таких планов находятся в Киеве. Но если отбросить неизбежную в нынешних обстоятельствах непримиримую риторику, то выяснится, что в настоящее время у украинской стороны нет реального военно-политического и экономического ресурса для серьезного противостояния подобным планам. (Так же, как в 1994 г. Азербайджан, будучи на пороге полного военного разгрома, был вынужден заключить перемирие с Нагорным Карабахом, фактически тем его признав).
Долгосрочное перемирие означает начало нового этапа в развитии кризиса. При этом сегодня очень важно, чтобы процесс внутриукраинских переговоров реально начался и приобрел постоянный характер. А вот каковы будут результаты этих переговоров через много лет — покажет время. Как бы то ни было, любая заканчивается миром. Путь к нему часто весьма тернист, но ведь альтернативы не существует.