Концепция внешней политики России 2023 года отчетливо постулирует приоритетность развития отношений Москвы с исламским миром в целом. Стоит отметить, что в Концепции используется особая формулировка, касающаяся взаимодействия с Сирией: так, Россия «намерена уделять приоритетное внимание…всесторонней поддержке Сирийской Арабской Республики…». В ней же важная роль отводится активной политике Москвы на ближневосточном направлении в части, касающейся содействия урегулированию региональных кризисов, в частности нормализации отношений между Сирией и ее соседями. Очевидно, что именно на сирийском направлении у России имеется достаточное количество рычагов влияния, необходимых для проведения подобной политики. Для Москвы «сирийская карта» является самым ценным «активом» во всей ближневосточной стратегии, выступая в роли своеобразного мультипликатора российских позиций в регионе. Как отмечает Дмитрий Тренин, именно в рамках отношений с Сирией Россия смогла сохранить «завоеванные в советскую эпоху геополитические позиции», в связи с чем ее активное участие в сирийском досье детерминировалось по-настоящему стратегическими целями — поддержкой Башара Асада в борьбе с экстремистскими силами и недопущением очередного проявления американского гегемонизма на Ближнем Востоке и в мире в целом.
Любопытным представляется мнение иракского ученого Хасан Мухаммеда Хамиса. По мнению аналитика, политика России в отношении сирийского кризиса представляет собой синтез «стратегии обеспечения национальной безопасности и внешней политики», опирающихся на выстраивание «баланса между ее региональными интересами и взаимосвязанностью с миропорядком».
Нельзя не отметить и военно-стратегические интересы Москвы, оказавшие влияние на активное участие в сирийском конфликте. Так, Сирия выступает в роли важнейшей «базы российского военного, политического, разведывательного присутствия на Ближнем Востоке». Именно в сирийском Тартусе сохранился единственный зарубежный пункт материально-технического обеспечения ВМФ России за пределами бывшего Советского Союза.
База в Тартусе гарантирует России выход к Средиземному морю, представляющему стратегическую важность, в том числе в условиях нынешней геополитической конкуренции в данном регионе, богатом энергоносителями. Более того, по мере разрастания вооруженного противостояния в Сирии и постепенной экспансии оппозиционных и радикальных формирований к сирийскому средиземноморскому побережью создавалась реальная угроза для российской базы в Тартусе.
В вопросах «войны и мира» в рамках сирийского конфликта энергетика, как неотъемлемая часть экономики, занимала и занимает одно из центральных мест, являясь ключевой переменной в «уравнении Фредгольма». Роль фактора энергетической геоэкономики в сирийском кризисе также во многом детерминируется сотрудничеством Дамаска с Москвой. Особенно важным российско-сирийское энергетическое взаимодействие становится с учетом того, что энергетика выступает базовым сектором процесса восстановления.
Геостратегическое положение Сирии вкупе с колоссальными запасами газа в Левантийском осадочном бассейне, которые представляют собой мощный потенциал для обеспечения экономической безопасности страны, делают Дамаск привлекательным партнером в сфере энергетики. Россия же, объективно являясь одним из ключевых игроков на мировых энергетических рынках, а также ближайшим военно-политическим союзником Сирии, не может не быть заинтересована в интенсификации двустороннего энергетического сотрудничества. Об этом свидетельствует факт российско-сирийского соглашения по восстановлению 40 объектов инфраструктуры ТЭК, включая ГЭС, НПЗ, ГПЗ и добычу на шельфовых месторождениях.
Ввиду тяжелой ситуации в ТЭК (лишь нефтяной сектор страны потерял за годы войны более 70 миллиардов долларов) Сирия привлекает российские компании для разведки и эксплуатации наиболее перспективных месторождений. Не менее важно, что на начальном этапе кризиса официальный Дамаск утратил контроль над ключевыми с точки зрения энергетики регионами на северо- востоке страны, часть из которых до сих пор находится под де-факто протекторатом США и курдских сил. В этой связи максимально эффективная нефте- и газодобыча являются приоритетами сирийского правительства.
В 2019 году российские фирмы «Велада» и «Меркурий» получили право на разведку и добычу в трех блоках, среди которых — нефтяное месторождение, располагающееся на северо-востоке страны и газовое месторождение к северу от Дамаска. Нельзя не отметить также роль «Союзнефтегаза» и «Стройтрансгаза». С учетом перспективных месторождений на шельфе Восточного Средиземноморья «Союзнефтегаз» получил тендер на разведку сирийского шельфа в Блоке 12. В свою очередь, «Стройтрансгаз» ведет работы по реконструкции второго ГПЗ близ Ракки, а также получил контракты по модернизации ключевых НПЗ САР в Хомсе и Баниясе.
Примечательна диверсификация инвестиционной активности российских компаний на сирийском углеводородном рынке. Так, заключенная в марте 2022 года сделка, предполагает совместные капиталовложения компании «РосЭнергоСтрой Левант», сирийских и российских инвесторов с одной стороны и Дамаска, с другой, на сооружение газотурбинной электростанции в 25 МВт в промышленном городе Шейх Наджар в Алеппо. Российская сторона стремится максимизировать привлечение официального Дамаска и сирийских инвесторов в совместные проекты. При этом характерным является кооперация Москвы и Тегерана: так, модернизация НПЗ в Хомсе осуществлялась при взаимодействии российских компаний с иранской «Mapna».
Россия и Сирия добились заметных успехов в сфере восстановления и модернизации НПЗ, ГПЗ, ТЭЦ и ТЭС, являющихся объектами критической энергетической инфраструктуры на фоне «энергетического голода» в САР. Так, благодаря компании «Технопромэкспорт» впервые за 7 лет в 2018 году НПЗ в Хомсе смог обеспечить себя нефтепродуктами. Российская сторона также способствовала восстановлению эксплуатации ЛЭП от Хамы до Алеппо (линия «KVA 540»). В рамках сотрудничества между Москвой и Дамаском удалось несколько нормализовать ситуацию с электроснабжением населения.
Многообещающим могут стать совместные проекты по добыче горючих сланцев, интерес к чему и готовность инвестиций выразил министр энергетики Николай Шульгинов. При этом стороны обсуждают как наземную, так и морскую геологоразведку сланцев. С учетом разрушения или изношенности ЛЭП и массовых несанкционированных подключений Россия может предложить Сирии свой опыт в рамках оптимизации использования электроэнергии вкупе с кооперацией по линии ГЭС ввиду продвинутости российских технологий в этой области. Нельзя не отметить и перспективы кооперации в сфере фосфатов.
Основой российско-сирийского энергетического взаимодействия остается сфера углеводородов: после урегулирования кризиса именно нефтегазовая добыча, в особенности на шельфе Средиземноморья, должна внести значительный вклад в дело социально-экономической стабилизации страны. В данном контексте российские компании представляются эксклюзивным партнером Дамаска, заинтересованного в инвестициях и технологиях. На нынешнем этапе энергетическая компонента экономического сотрудничества двух стран испытывает на себе влияние военно-политической: России и Сирии крайне важно вернуть контроль над богатыми углеводородами северо-восточными регионами страны, а впоследствии — за счет модернизации НПЗ и ГПЗ и восстановления ЛЭП — обеспечить нормальное и гармоничное функционирование энергосистемы.
Москва, в свою очередь, демонстрирует некоторый отход от внешнеполитических практик эпохи Советского Союза. Как известно, СССР зачастую ставил во главу угла своих региональных интересов политико-идеологические аспекты, которые отодвигали на второй план возможные экономические преференции и выгоды. Однако в рамках сирийского кризиса Россия не только выступает с геополитических позиций, но и способна выступить в качестве и драйвера, и бенефициара будущих проектов в сфере энергетики в Сирии.
В то же время ключевой особенностью российской политики в Сирии является ее геополитический аспект. Как отмечает российский дипломат и исследователь Мария Ходынская-Голенищева, стратегия Москвы в отношении сирийского конфликта позволила говорить о «возвращении России на международную арену через Ближний Восток и участии в формировании более справедливого миропорядка». Со времен распада СССР Москва де-факто впервые смогла продемонстрировать удачное применение комбинации военно-силовых методов и различных политико-дипломатических инструментов.
Не лишенной изъянов, но по-своему уникальной стала инклюзивная стратегия России, позволившая ей выстроить определенный уровень взаимодействия со всеми ключевыми акторами конфликта, в особенности региональными. При этом в политике Москвы на практике демонстрировался тренд на снижение возможностей Вашингтона по военно-силовому вмешательству или же управлению кризисами.
Ярким примером, подтверждающим данный тезис, стала успешная реализация российской инициативы по вывозу химического оружия из Сирии в 2013 году, которая имплементировалась параллельно с нарастанием недовольства региональных союзников США, в особенности Саудовской Аравии, отсутствием решительных действий Вашингтона в отношении «красных линий» на сирийском направлении. Неудача в осуществлении российско-американских договоренностей по Восточному Алеппо осенью-зимой 2016 года привела к осознанию Москвой изменившихся геополитических реалий и бесперспективности завышенных ожиданий от взаимодействия с Вашингтоном.
В целом Россия смогла интегрироваться в ближневосточную региональную геополитическую конфигурацию, используя свои достижения на сирийском направлении и в контексте мировой политики. К примеру, Россия не только приняла активное участие в глобальной борьбе с терроризмом, функционировании международных площадок по Сирии, а также формировании различных каналов диалога официального Дамаска с представителями оппозиционных сил, что должно было способствовать улучшению имиджа правительства Башара Асада.
Российская политика стала незаменимой «переменной» в «сирийском уравнении». Как отмечает отечественный дипломат и ученый Игорь Матвеев, Москва выступает эксклюзивным «поставщиком безопасности» в Сирии, что, за счет ее диверсифицированных возможностей военно-силового и политико-дипломатического характера, позволяет ей играть ведущую роль в решении проблем безопасности: укреплению общественного порядка, содействию восстановления хозяйственной деятельности и локальной стабилизации обстановки «на местах».
Несмотря на приоритетность украинского направления для российской политики и необходимость повышенной концентрации сил на нынешнем этапе, тезисы об «уходе России» из Сирии представляются спекулятивными. Как считает российский иранист и эксперт РСМД Никита Смагин, даже небольшая переброска некоторых сил на украинский фронт не может кардинально изменить «тактические возможности Москвы в Сирии».
При этом Россия смогла решить поставленные задачи военно-стратегического характера без использования значительного по численности контингента. В дальнейшем свою эффективность доказали отряды «военной полиции», сформированные преимущественно из представителей мусульманской общины России и внесшие особый вклад в укрепление безопасности, в том числе в районах деэскалации, также сформированных при активном участии Москвы.
В то же время с учетом «нагрузки» на украинском направлении Россия будет способствовать полноценной военно-политической стабилизации в Сирии, в том числе за счет ее региональной реинтеграции. Важным треком в данном контексте выступает сирийско-турецкая нормализация, процесс которой Москва запустила еще в декабре 2022 года. Бесспорно, сирийско-турецкое урегулирование под эгидой Москвы может несколько снизить степень напряжённости на сирийском участке внешнеполитического фронта России в условиях украинского кризиса, а также продемонстрировать миротворческий потенциал Москвы. Однако в случае торпедирования соглашений или половинчатости в их имплементации, а также возрастания недовольства Дамаска подобные действия могут привести к непониманию среди широкой арабской общественности, в частности сирийской.
Возвращение же Сирии в Лигу арабских государств и в «арабскую семью» активно поддерживалось Россией, так как оно должно стать мощным стабилизирующим фактором в регионе, как отмечал министр иностранных дел России Сергей Лавров. Также «реабилитация» Дамаска в арабском мире означает признание легитимности Башара Асада, а, значит, полностью нивелирует спекуляции прошлых лет, особенно активно звучавших в начале сирийского конфликта, о том, что Москва выступает против суннитов и поддерживает шиитов.
Данный процесс позволит России расширить контакты с ключевыми арабскими странами, добавив к двусторонней повестке и сирийскую проблематику. В первую очередь данный тезис применим к Саудовской Аравии и ОАЭ, которые способны сыграть ведущую роль в восстановлении Сирии. С одной стороны, это таит в себе ряд вызовов для России и Ирана, которые не могут финансово «потягаться» с Эр-Риядом и Абу-Даби. С другой, кооперация с ведущими арабскими странами по сирийскому досье позволит Москве сбалансировать влияние Тегерана и Анкары, несколько купировать риски, связанные с поддержкой Дохой вооруженных формирований.
Однако гипотетическое экономическое проникновение третьих стран в Сирию, например, Саудовской Аравии, ОАЭ или Китая, на нынешнем этапе не представляется возможным без той или иной степени участия Москвы. Россия обеспечила себе ведущую роль в поддержании стабильности и безопасности в стране, а также долговременное военно-политическое присутствие за счет баз в Тартусе и Латакии, сумев, таким образом, реально «конвертировать» его в долгосрочный стратегический актив геополитического и экономического характера.