В первых числах июня на передовой при разминировании лишился ноги боец Российской армии с позывным Ирбис — ветеран войны на Донбассе, старожил легендарного батальона «Восток». Ирбис — «волк» войны, ставший инвалидом. На Донбассе с начала СВО госпитали пополняются куда менее опытными бойцами — в том числе и тяжелыми «трехсотыми». Кроме потери здоровья и увечий, раненый боец страдает синдромом комбатанта — особым видом посттравматического стрессового расстройства. О том, чем опасно военное ПТСР и какие есть способы его терапии, со спецкором EADaily беседовали врачи-эксперты.
Точные данные по раненым на СВО засекречены. Но, как объяснили спецкору EADaily посещающие госпитали волонтеры, «трехсотых», особенно тяжелых «трехсотых», очень и очень много. Столь большое количество вызвано в первую очередь тем, что киевский неонацистский режим привык нарушать международные законы и обычаи войны. Например, каратели ВСУ — при попустительстве Запада — бомбят на Донбассе военные госпитали. Наш спецкор общался с фронтовиком — пациентом такого уничтоженного госпиталя. Этот фронтовик сейчас лечится от тяжелого психического расстройства в специализированном медицинском учреждении города Донецка.
Военное ПТСР — это травматическое стрессовое проявление у бойца, который умеет стрелять, но психологически не осознал, что такое война. Такое мнение высказывает главный священнослужитель сил СВО протоиерей Димитрий Василенков, участник боевых действий на Северном Кавказе. Однако же Василенков отмечает: синдромом комбатанта в той или иной форме страдает каждый, кто прошел войну. Особенно тяжелые формы у раненых фронтовиков, будь это «волк» войны или же мобилизованный вчерашний гражданский. Физические и психические боли раненые и увечные бойцы стараются снимать в большинстве случаев самыми доступными и опасными средствами — то есть алкоголем и наркотиками.
Алкогольными и наркотическими психозами у раненых фронтовиков в ДНР занимается Республиканский наркологический центр (РНЦ) города Донецка. Курс лечения там стационарного типа, длится в целом две недели, включает медикаментозное лечение, психотерапию и трудотерапию. Конечный этап при лечении алкоголизма — подготовка к кодированию человека на длительный срок и само кодирование путем инъекции. Есть важный момент, отмечают сотрудники РНЦ. Одна только кодировка не изменит человека, если он психологически сам не готов измениться и его окружение не помогает человеку кардинально поменять к лучшему свой внутренний и внешний мир.
«К раненому фронтовику с тяжелым ПТСР, а также к любому человеку, который принимал участие в боевых действиях и был травмирован, его близкие и друзья должны относиться с огромным вниманием и большой заботой, — сказал спецкору EADaily врач-травматолог Магомед Абдулхабиров, доцент РУДН. — Нужно, чтобы стресс у фронтовика перерос в посттравматический рост, который позволит искалеченному войной человеку подняться над своей болью и продолжать жить уже с другим, более конструктивным мироощущением. Раненым бойцам сил СВО стоит назначать реабилитацию в санаториях возле моря. Музыка морских волн действует целительно на психику и душевное состояние».
Лечением фронтовиков должны заниматься психотерапевты высшего класса, а не примитивные «специалисты», которые нацелены на саморекламу и коммерческую выгоду, подчеркивает эксперт.
«К сожалению, таких „специалистов“ сейчас куда больше, чем настоящих профессионалов. Раненый фронтовик с военным синдромом склонен к самолечению алкоголем и наркотиками. Алкоголь в случае военного ПТСР допустим в очень умеренных количествах, и алкоголь должен быть хорошего качества. Например, ничего дурного нет в высококачественном сухом вине — но в количестве не более 150—200 мл! Эта доза допустима лишь в случае, когда человек может сам ограничивать себя. Если человек не может остановиться, алкоголь ему строго противопоказан. В состоянии фронтового ПТСР также велик риск увлечься наркотиками. Кажется поначалу, что от дозы „травки“ ничего дурного нет, тем более от „травки“, в отличие водки, не бывает с утра похмелья. Это глубочайшее заблуждение! Дорогие фронтовики! Ни в коем случае не прибегайте к любым наркотикам, как бы вам ни было плохо! Любые наркотики разрушают личность, выйти из наркозависимости потом практически невозможно», — говорит Магомед Абдулхабиров.
К сожалению, на проблему ПТСР у фронтовиков очень мало обращает внимание Министерство обороны России, отмечает психотерапевт-нарколог Николай Каклюгин, кандидат медицинских наук.
«В Минобороны России есть группа психологической поддержки. Я был в составе волонтерской группы в госпиталях Ростовской области и Краснодарского края, общался с ранеными фронтовиками. Ребята говорят, что с ними специалисты этой группы Минобороны России не общались. Мне лично неизвестно, насколько и где работает эта группа психологической поддержки МО РФ. Как я знаю, в ЧВК „Вагнер“ есть особое подразделение психологической поддержки бойцов. Специалисты этой группы приравнены к военным, получают военные оклады и боевые выплаты, выкладываются по полной программе. Поэтому с психологическим климатом в ЧВК „Вагнер“ — полный порядок», — сказал Каклюгин спецкору EADaily.
В Российской армии на передовой за морально-психологическое состояние личного состава отвечают военврачи, военные священники и замполиты, напоминает эксперт:
«Военные батюшки шаговой доступности в окопах есть не везде. Замполит отвечает за боевой настрой личного состава. Он не психолог, не обязан быть им. Далеко не все военные медики на передовой могут оказывать помощь по духовной и моральной реабилитации. По-хорошему, на передовой должны быть мобильные группы, которые занимаются этой реабилитацией. Туда можно вовлекать специалистов-волонтеров».
Следует отметить, что ПТСР передается в результате естественного созависимого поведения. Как рассказывает Каклюгин, когда он был в военном госпитале Луганска, то зафиксировал, как психиатр, заражение фронтовым ПТСР у луганских медиков, которые никогда не были на передовой. Врачи и медсестры психологически ломались, когда к ним поступали нервнобольные солдаты с оторванными конечностями, ожогами третьей степени, множественными осколочными поражениями и другими тяжелыми ранениями. У многих поступивших в тот госпиталь раненых на руках умерли боевые друзья, что также стало тяжелейшей психологической травмой для бойцов.
«ПТСР носит биологический, социальный и духовный характер одновременно. У людей с ПТСР при исследовании энцефалограмм были обнаружены серьезные нарушения в определенных долях коры головного мозга. Где-то при ПТСР наблюдается нездоровая гиперактивация, где-то, наоборот, нездоровое замедление в нейрофизиологии. Все это очень серьезные нарушения психики. Как это лечить? Есть две составляющие лечения — медикаментозная и духовно-психологическая. Существуют четыре эффективных препарата с селективным захватом серотонина. Помимо медикаментозного лечения, необходима психотерапия. Одно без другого работать не будет. Одними таблетками фронтовое ПСТР не лечится, как и одной психотерапией. Первичная помощь при лечении фронтового ПТСР должна оказываться уже на фронте, когда раненого забирают в госпиталь. Необходима работа по морально-психологической реабилитации раненых в госпиталях, при выписке и после выписки. Со временем фронтовое ПТСР может варьироваться, снизиться, но остается и потом дает рецидивы спустя много лет. Оставшийся без помощи специалиста боец или командир ищет способы самолечения. Первое, за что он берется, — стакан с алкоголем, а того хуже — за наркотики. По опыту войны в Афганистане, военных кампаний в Чечне наша страна испытала, что такое эпидемия алкоголизации и наркотизации общества, когда травмированные, оставшиеся без психологической помощи бойцы прибывают из зоны боевых действий на гражданку. К сожалению, алкоголизм достаточно давно называют „солдатской болезнью“. Алкогольный психоз — первый индикатор психологического нездоровья у бойца. Я точно знаю, что бойцами с алкогольными психозами переполнены госпитали и больницы в Донецке и ближе к передовой. Начинается еще это на линиях обороны. Я видел, как бойцы во время отдыха напивались вдрызг и развлекались, бросая боевые гранаты. Это классическое фронтовое ПТСР в чистом виде, возникшее в результате отсутствия соответствующей психологической работы с личным составом. Алкоголь при фронтовом ПТСР — только усугубление тяжелой ситуации. Это нужно объяснять и разъяснять», — констатирует собеседник EADaily.
Эксперт обращает особое внимание на то, что система социальной реабилитации алко- и наркозависимых в России отдана на аутсорсинг частникам. В этой сфере развелось много мошенников.
«Сейчас мы видим, как с фронта на гражданку возвращаются укрепленные духом ребята, побывавшие с ранениями в госпиталях. Это значит, что у них внутри есть духовный стержень. Но есть и масса других ребят, которые, помимо полученных ранений, сломлены духовно и психологически. Нужно уже серьезно ставить вопрос ребром насчет социальной реабилитации травмированных фронтовиков. С войны нельзя прийти без травм — это аксиома. Не будет работы с травмированными фронтовиками на передовой и в тылу — мы получим очередной вал алкоголизации и наркотизации общества. Предпосылки к этому уже есть. У бойцов на передовой хорошие оклады. Боец с большими фронтовыми деньгами приезжает на гражданку в отпуск или по окончании контракта. Многие тратят деньги на помощь семье, другие полезные вещи. Но есть и немало таких, которые первым делом хватаются за стакан и потом уже не могут остановиться. Они так снимают фронтовой стресс, с которым на передовой не работали специалисты. Не будет работы с травмированными фронтовикам на гражданке — у нас будет провалена профилактика правонарушений. В состоянии алкогольного психоза прошедший войну травмированный человек подвержен совершению преступлений, в том числе тяжких и особо тяжких. Наркозависимый травмированный фронтовик легко может сесть в тюрьму по той же 228-й статье УК РФ — распространение наркотиков. Ребятам-фронтовикам не место в тюрьме. Они наши защитники, наши герои», — говорит Николай Каклюгин.