Но сначала о том, что случилось осенью. Об этом уже сказано немало, здесь почти не будет авторских изысков, а будут в основном результаты долгих бесед с теми, кто оттуда. За прошедшие почти два месяца люди почти успокоились, а какие-то моменты оценивают даже с юмором. И все разговоры, в конечном счете, сводились к тому, какой будет зимняя кампания 2022 — 2023 года.
Не думал, что в ходе одной из бесед вот так вспомнится байка нашего комбата майора Байбакова. «Молодых» каждого призыва фронтовик Великой Отечественной встречал заковыристым вопросом: «Что сильнее, автомат Калашникова или межконтинентальная баллистическая ракета?». Все, конечно, догадывались, что здесь какая-то засада, но не понимали какая. Удовлетворившись полученным эффектом, товарищ майор объяснял: «А представьте, что в чистом поле встретились солдат с автоматом и солдат с ракетой. Кто победит? То-то же!».
6 сентября ВСУ перешли в наступление в Харьковской области на участке фронта, который удерживали малочисленные и плохо вооруженные подразделения из мобилизованных луганчан. Собственно ни линии фронта, ни надежной системы заслонов здесь не было. Не было и резервов второго эшелона, не считая трех рот Росгвардии, по одной в Балаклее, Изюме, Купянске. А наступлением ВСУ стал прорыв дюжины ДРГ по одному-два взвода в каждой. Очень высокая мобильность (бронеавтомобили «Хамви» и другие) не позволяли эффективно купировать атаку средствами ствольной артиллерии и РСЗО.
Один из участников событий считает, что направление атак и маршруты движения ДРГ в принципе можно было просчитать, и «десятка засад в общей сложности силами батальона хватило бы, чтобы отбить такое вот наступление». Но этого батальона не нашлось. Как сказал другой собеседник: «В течение нескольких часов они оказались везде, а мы… в рифму». Было принято решение выводить артиллерию, тыловые подразделения, всё, что можно вывести и вывезти. «Байка майора Байбакова» сработала на все 100.
Тем не менее, уже вскоре стало ясно, что противник совершил две серьезные ошибки. Первая — системный стратегический просчет. Куда, с какой конечной точкой выхода, с целью получения какого стратегического преимущества наносился удар именно на этом направлении? Объяснений, кроме «подъема боевого духа», нет. Причем, боевого духа не бойцов, знающих цену каждого из пройденных 70 километров, а диванных патриотов, собственных политиков и западных спонсоров. Двигались, «пока не остановят». Рассчитывать на взятие Северодонецко-Лисичанской агломерации противник никак не мог. Значит, «драться, чтобы драться» он мог только в направлении Сватово — Старобельска, влезая в мешок, из которого поспешно отступил в феврале — начале марта.
Да, опробование этой новой тактики (впрочем, Алексей Арестович сравнил «Хамви» с тачанками Нестора Махно) на другом участке — в Херсонской области или в Запорожье, у того же Гуляйполя — было сопряжено с несколько большими потерями ВСУ. Но успех сулил настоящий куш: Херсон или Мелитополь с выходом к Азовскому морю. При условии, что не была бы допущена вторая ошибка.
Вторая ошибка — преданность «формуле успеха», стремление выжать ее досуха. Купянск-Узловой (часть города на восточном берегу Оскола) противнику пришлось брать неделю, Красный Лиман — почти три недели: здесь «Хамви-тачанки» уже встречали в засадах и те горели, как спичечные коробки. Но командование ВСУ гнало и гнало их в атаку, как потом, окрыленное успехом на северном фасе херсонского плацдарма, гнало и там.
«Простачок» майор Байбаков Клаузевица и Лиддел Гарта не читал, но повторял раз за разом, что лучший план тот, который изначально включает в себя десятки вариантов развития ситуации и реагирования на них, а в ходе выполнения обрастает еще десятками в штабах и сотнями на местах. Он рядовым под Можайском радовался, что пережил еще один день и был уверен, что завтрашний будет еще страшнее. Но Ставка по каким-то только ей известным признакам решала, что противник перенесет главный удар с центра на фланги. Часть войск снимали и они ехали, а чаще проходили десятки вёрст до станций и с них, чтобы через пару дней встретить удар там. И так несколько раз: на фланги — в центр, на фланги — в центр, за день-два предугадав планы врага. Тогда он, восемнадцатилетний, всего этого не понимал и не мог понять, потому что единственным желанием было выспаться. Но 5 декабря немецкие генералы практически одновременно получили два сообщения. Одно от Франца Гальдера, начштаба сухопутных сил Вермахта с приказом о переходе к обороне, и с фронта — о переходе русских в контрнаступление (упоминание об этом есть в дневниках Гальдера).
Он же тогда, почти 50 лет назад объяснил нам то, о чем до сих пор авторы учебников истории лепечут нечто несуразное. Причину, по которой гитлеровцы ввязались в Сталинградскую битву, ставшую для них фатальной. Изначально главным направлением наступления Вермахта мыслилось кавказское: Грозный — Баку. А Волга от Сталинграда до Астрахани была обозначена как рубеж выхода левого фланга. Если бы немцы остановились на холмистом рубеже будущего канала Волга — Дон, они смогли бы создать здесь мощную линию обороны и сосредоточиться на достижении главной цели — захвате Баку и его нефти. Подвела пресловутая немецкая дисциплина и педантичность: приказано фюрером взять Сталинград, значит, он будет взят. И их же пропаганда, пленниками которой они стали: бессмысленный для них с военной точки зрения город превратился в фетиш, «символ победы над Советами». Умело подпитывая эти настроения, создавая иллюзию достижимости цели (если снять еще одну дивизию с главного направления на Баку, а потом еще одну и еще) наша Ставка навязала немцам генеральное сражение там, где было максимально удобно нам, и губительно для них. По поводу одержимости Гитлера Сталинградом можно рекомендовать воспоминания преемника Гальдера на посту начштаба сухопутных сил Курта Цейтлера.
Эти два обширных абзаца к тому, чтобы яснее обозначить вторую ошибку командования ВСУ — переходить к следующему варианту в развитие наступления следовало на пике (!) успеха, когда «у москалей поджилки тряслись», а не когда они вам «морды расквасили». Хуже этого только забывать или вообще не задумываться о том, а куда наступаем-то? Вариантом же продолжения после прорыва фронта «Хамви-тачанками» на Херсонщине или в Запорожье могло стать массированное наступление ВСУ здесь же на относительно узком участке фронта. Ведь где-то же прячется «миллионная» украинская армия (как, впрочем, и российская).
Итак, к зимней кампании 2022−2023. Ее, скорее всего… не будет. Нет, как таковой ее не может не быть, что-то «зимней кампанией» да назовут. Но, во-первых, ВСУ будут к зиме готовы. «Сопли-вопли» противника по поводу того, что им чего-то «катастрофически не хватает», давно пора воспринимать с большой поправкой на цели информационной войны: в феврале им не хватало всего. Во-вторых, наступать «по белым „лепесткам“ на белом снегу» удовольствие небольшое. Приказ главнокомандующего — снизить потери личного состава «ниже возможного минимума». Мобилизация будет продолжаться другими методами и относительное снижение боевой активности на три-четыре месяца действующей армии не повредит. Где бы ни остановилась линия фронта в декабре.
Еще больше нашей армии поможет полное уничтожение энергетической и транспортной инфраструктуры противника. Но «волатильность» в проведении атак на эти объекты как-то не позволяет надеяться на то, что задача уничтожения инфраструктуры поставлена окончательно и необратимо. Не покидает ощущение, что какая-то «форточка возможностей» для киевского режима остается открытой. Уверенности к этому ощущению добавило выступление и ответы Владимира Путина на пленарном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Аналитики выделили до двух-трех десятков главных пунктов из валдайской-2022 речи президента России. К сожалению, в них не оказалось намека на то, что переговоры с Киевом ведутся, и они среди прочего касаются границ будущего украинского государства, в частности, судьбы Одессы.
На странный «шуточный» вопрос венгерского журналиста Габора Штира: «Дайте мне совет: если я хотел бы туда [в Одессу] поехать следующим летом, или через два года … тогда я должен спросить российскую или украинскую визу?», Владимир Владимирович ответил неожиданно пространно. Он рассказал об истории и красотах города и даже о своей обеспокоенности состоянием коммунального хозяйства, а в середине, как водится, вставил ключевую, но не менее странную фразу:
«Одесса может быть и яблоком раздора, и символом разрешения конфликтов, и символом нахождения какого-то решения всего, что сейчас происходит».
Тут же отметив готовность России к переговорам с Киевом.
Каким же образом ««Одесса может быть и яблоком раздора, и символом разрешения конфликтов, и символом нахождения какого-то решения»? Ответ очевиден. И не так уж далеки от поиска лучшей судьбы для родного города были «пикейные жилеты» из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова, мечтавшие о статусе «вольного города» для Черноморска (Одессы). Украина сохраняет выход к Черному морю, Россия получает связь с Приднестровьем.
Москва хочет слишком многого? Может быть. Но если помнить слова Сергея Лаврова о том, что каждое следующее предложение России будет хуже предыдущего, т. е. о том, что когда ВС РФ выйдут к Южному Бугу, предложения будут другими, то Киеву следует прислушаться к этому предложению. Или надеяться на победу и парад ВСУ на Красной площади. Никакого «компромисса» между этими вариантами не просматривается.