Операция на Украине кардинальным образом меняет положение России в мире и её взаимоотношения с другими странами. Изменения, порождённые историческим днём 24 февраля 2022 года, также касаются Белоруссии.
На первый взгляд операция России на Украине может влиять лишь на отношения между Москвой и официальным Минском. Однако не менее значимые изменения наступили и для змагаров, потрясённых денацификацией Украины.
Как это ни странно, но частично понять значение российской операции для белорусских евроатлантистов поможет Светлана Тихановская, которую Запад считает чуть ли не главой Белоруссии. Сама Тихановская является лишь пустой говорящей головой, однако тексты речей для неё пишут настоящие змагары и западные кураторы. А поскольку в прошлом не раз случалось, что сильное агрессивное организованное меньшинство захватывает власть над умами людей и в конце концов прибирает к рукам экономическую и политическую власть, то стоит посмотреть на самые примечательные высказывания самозванки.
Итак, вот что Тихановская заявила 16 марта 2022 года в ходе встречи со змагарской общиной Швейцарии:
«У нас есть герои, отдавшие жизнь за свободу. И один из них — Тадеуш Костюшко. Знаете, честно признаюсь: раньше я практически ничего не знала о нашем общем герое с поляками и литовцами. Точно не могла даже представить, что последние годы своей жизни он провёл здесь, в швейцарском Золотурне. Однако думаю, что для многих из тех, кто знал о нём, биография Тадеуша Костюшко казалась просто историей. Мы думали, что навсегда отделены от него временем. Мы — настоящее, он — прошлое. Но сейчас, вдруг, спустя 200 лет после его смерти — мы видим, как история оживает. Незаконченная история возвращается к нам. Вызов Костюшко становится и нашим вызовом. Его призыв — сражаться за свободу порабощённых народов — становится жизненно важным для каждого из нас. Костюшко оживает. И вместе с ним оживает наша борьба за Свободу. Тадеуш Костюшко дал присягу бороться за нерушимость государственных границ и всеобщую свободу. За свободу — не просто политическую для страны. За свободу — каждого человека. Тирания несла рабство и 200 лет назад. Она несёт рабство и сегодня. Нападение России на Украину, военная оккупация Белоруссии — это не только про национальный гнёт и уничтожение государства. Это о неприятии свободы как принципа. Как идеи… Тадеуш Костюшко стал национальным героем США — потому что свобода была для него ценностью, и он боролся за нее ради другого народа, в том числе для американцев. Человек, любящий свободу, не терпит никакого порабощения духа. И поэтому сегодня мы видим сотни белорусов, которые, как и Костюшко два века назад, едут на Украину бороться за свободу. За нашу и вашу свободу. Белорусы с оружием в руках воюют с оккупантами на фронте. Белорусы взрывают рельсы внутри Белоруссии, фотографируют вражескую технику, анонимно передают информацию о дислокации военной техники агрессора».
Увидев всё это, мы сразу можем понять, что Тихановская под влиянием своих западных кураторов перешла на откровенно антироссийские позиции. Но при чём здесь история, спросит читатель? Здесь на ум приходит изречение недоброй памяти академика Михаила Покровского:
«История это есть политика прошлого, без которой нельзя понять политику настоящего».
Эта мысль скорее всего известна кураторам Тихановской. Не в меньшей степени она известна и постсоветским этнократам, строящим свои государства на противопоставлении России и русским. А украинские националисты и змагары, истерично пытающиеся доказать, что украинцы и белорусы это отдельные народы, ничего не имеющие общего с великороссами, вообще мастера исторической политики.
Видно, что Тихановская открыто поддерживает Украину и змагаров, решивших отправиться воевать на Донбасс. Оно и понятно, так как украинский национализм и змагарство как политические проекты, направленные против России и большой русской нации, возникли практически в одно и тоже время и изначально во многом были связаны. Поэтому змагары были заинтересованы в создании антироссийского государства на территориях бывшей Украинской ССР, так как «независимая» Украина была тем подходящим тараном, с помощью которого можно было сокрушить большую русскую нацию и Россию. И на то были причины.
Во-первых, бывшая Украинская ССР была не просто огромным государством, но и барьером, ограждающим Россию от Чёрного моря со всеми вытекающими военно-политическими и экономическими последствиями. Во-вторых, военно-промышленный комплекс Украины сильнее военно-промышленного комплекса Белоруссии. В-третьих, украинцев (бывших малороссов), которых самостийники считают своими потенциальными сторонниками, численно больше чем белорусов. Успех антирусского униатско-бандеровского нациестроительства на Украине, лишившейся Донбасса (территорий Донецкой и Луганской народных республик, чьи границы совпадают с границами бывших Донецкой и Луганской областей Украины) всё равно был бы страшным поражением для России и русской нации, причём в таких условиях не помогло бы даже некоторое возрождение общерусского самосознания в Белоруссии, чей «многовекторный» президент Александр Лукашенко говорит об общем Отечестве от Бреста до Владивостока. А вот для змагаров это могло стать крупнейшим успехом, так как мощная антирусская Украина с радостью оказала бы им помощь в переформатировании бывшей Белорусской ССР в другую версию Антироссии, являющейся идеологическим и экономическим придатком Польши. В-третьих, окончательное отпадение Белоруссии и Украины от России могло воодушевить змагаров и украинских националистов на реализацию заимствованной ими у поляков концепции прометеизма, предполагающей на современном этапе не только дальнейшее вытеснение российского влияния из постсоветских государств, но и развал самой Российской Федерации. За примерами далеко ходить не нужно, можно вспомнить как змагары и украинские националисты занимаются апологетикой президента сепаратистской Ичкерии Джохара Дудаева.
А вот российская операция по демилитаризации и денацификации Украины в случае её успешного проведения и чёткого концептуального обоснования опосредованно нанесёт удар и по змагарам. Например, в принятой в 2021 году доктрине «Русский Донбасс» имеется фрагмент, который является холодным душем для змагаров:
«Народ Донбасса неотрывно связан с историей России и её исторической части — Новороссии — и триединого русского народа с момента появления на территории района славянского населения в V — VII вв. до создания и утверждения ДНР и ЛНР в 2014 году».
В этой же доктрине чётко указано, что в состав исторической Новороссии помимо Донецкой и Луганской народных республик входят Харьковская, Запорожская, Днепропетровская, Николаевская, Херсонская и Одесская области. Следовательно, Новороссия, никогда не входившая в состав обожаемой змагарами Речи Посполитой, имеет право на отделение от Украины, которая лишится выхода к Чёрному и Азовскому морям. Поэтому в данном случае можно понять причины ненависти Тихановской к ЛДНР.
Но вот почему она в качестве исторического ориентира выбрала именно Костюшко? Для этого нам придётся окунуться в те времена.
Тадеуш Анджей Бонавентура Костюшко родился 4 февраля 1746 года в селе Меречёвщизна (ныне это урочище Меречёвщина в Иванцевичском районе Брестской области Белоруссии) в семье среднего шляхтича. Его род происходил от русского каменецкого боярина и дьяка Константина Фёдоровича по прозвищу Костюшко, жившего в начале XVI века. В отличие от своего предка будущий национальный герой Польши был римо-католиком. Он учился в Рыцарской школе (кадетском корпусе) в Варшаве и в военной академии в Париже. Позднее Тадеуш действительно примет участие в войне за независимость США и отличится в битве при Саратоге в 1777 году. Важно отметить, что Костюшко разработал план и руководил строительством форта в Вест-Пойнте в 1778—1780 годы. То есть он является символом американо-польского союза.
Но вот какие были у него идеалы? Вот что о взглядах Костюшко писал ныне покойный польский историк Януш Тазбир:
«В мае 1789 года он писал в письме Михалу Залевскому, что умиротворение русинов невозможно без умерения их фанатизма. Это, в свою очередь, можно укротить «вернейшим и щадящим» способом, а именно «объединяя все их праздники с нашими, пусть будет один календарь, постарайтесь чтобы после мессы могли говорить по-польски».
В остальной части письма Костюшко читаем: «Приучать их надо к польскому языку, пусть все их службы будут на польском языке. Со временем в них войдёт польский дух. Тогда будут считать врагом того, кто не знает народного языка…». Они начнут ненавидеть москаля, пруссака и австрийца, как англичанин ненавидит француза. «Просвещённые, — писал Костюшко, — должны использовать эти методы для общего блага».
То есть мы видим, что разделявший идеи эпохи Просвещения Костюшко был поляком до мозга костей и выступал за полонизацию и окатоличивание русского населения Речи Посполитой. Тут читатель меня спросит: а разве русины и русские это одно и тоже? Чтобы убедиться в том, что великороссы всегда были частью Руси, а русины это этноним, обозначавший великороссов, малороссов и белорусов, процитируем фрагмент из повести о Куликовской битве 1380 года из Воскресенской летописи XVI века:
«Бьющимся имъ отъ шестаго часа до девятаго, и пролiяся кровь, аки дождева туча, обоихъ, христiанъ и Татаръ, и, многое множество много безсчислено падоша трупiа мертвыхъ обоихъ, и много Руси бiено отъ Татаръ, а отъ Руси Татаръ, и паде трупъ на трупе, паде тело христiанское на Татарскомъ, такоже и Татарьское на христiанскомъ, а инде видети Русинъ за Татариномъ гонится, а Татаринъ Русина състигаетъ; смятоша бо ся и смесишася, койждо бо своего супротивника искаше погубити».
Заметим также, что Костюшко пишет именно о том, что русинов только предстоит натравить на великороссов, следовательно, он признаёт, что великороссы, малороссы и белорусы это один народ.
Важен и другой момент: в акте о провозглашении восстания Костюшко пишет о «поляках» и употребляет слово «Польша» в качестве синонима «Речи Посполитой». Тут мне могут возразить, мол Великое княжество Литовское имело автономию и вообще поляки к нему не имели никакого отношения. Это ложь, которую можно опровергнуть с помощью фактов.
Во-первых, в Вильне (современный Вильнюс) в 1794 году восставшие кричали по-польски: Do broni! Это означает, что они имели польское самосознание. Во-вторых, к 1794 году в Великом княжестве Литовском безраздельно господствовал польский язык. Западнорусский литературный язык, на котором писали малороссы и белорусы, официально был запрещён в Великом княжестве Литовском и во всей Речи Посполитой в 1696 году, а де-факто его вывели из делопроизводства ещё во второй половине XVII века. За весь XVIII век на западнорусском языке не было напечатано ни одной книги! Характерно, что воззвания Костюшко и Высшего литовского национального совета издавались лишь на польском и литовском языках, причём Высший литовский национальный совет обращался именно к «народу литовскому«! При этом несмотря на существование книгопечатания на литовском языке, в XVIII веке в Великом княжестве Литовском государственным был польский язык, он же безраздельно господствовал в системе образования, литовский язык изучали лишь в некоторых начальных школах. То есть Великое княжество Литовское было автономной частью Польши. В-третьих, многие участники восстания сражались за восстановление конституции Речи Посполитой 1791 года, в котором упоминаются исключительно такие термины как «правительство польского народа», «польская религия», «польская земля» и т. д. Эта конституция провозглашала католицизм единственной государственной религией и под страхом наказания запрещала переходить из католицизма в иную религию (прочим конфессиям разрешали лишь свободное отправление культов), отменяла автономию Великого княжества Литовского и оставляла все прежние права и вольности шляхты. «Прогрессивность» данной конституции состояла лишь в учреждении наследственной монархии и укреплении центральной власти, ликвидации конфедераций и либерум вето. Конституция практически не изменила положение крестьянства, которое было взято под охрану государством в отношении договоров с феодалами.
То есть вся разница между повстанцами заключалась в том, что Якуб Ясинский видел ВКЛ автономной польской провинцией, а Костюшко собирался сделать Речь Посполитую унитарным государством. Оба этих варианта предполагали полонизацию малороссов и белорусов.
Но может быть Костюшко и его сторонники искренне боролись за человека? Как бы не так. Отец Костюшко был жестоким человеком и был убит белорусскими крестьянами. Жестокое обращение отца польского националиста с крестьянами было частным случаем нечеловеческого положения крепостных в Речи Посполитой, ведь Статут Великого княжества Литовского 1588 года разрешал магнатам и шляхте убивать собственных крепостных. Статут предписывал наказание лишь за убийства чужих крепостных крестьян, которые считались чужой частной собственностью. Помня об участи своего отца и желая привлечь крестьянство на свою сторону, Костюшко 7 мая 1794 года подписал Поланецкий универсал. Согласно универсалу крестьяне получали личную свободу при условии уплаты государственных налогов и расчёта с помещиками, за крестьянами признавалось право на обрабатываемую ими землю и сокращалась барщина. Показательно, что даже эти меры вызвали сопротивление со стороны шляхты и так и не были реализованы.
А то, что Костюшко, в частном письме призывавший к ополячиванию и окатоличиванию малороссов и белорусов, сразу после Поланецкого универсала опубликовал универсал к православному духовенству, говорит лишь о том, что он был демагогом, стремившимся обмануть и ввести в заблуждение русское население Речи Посполитой. В таких условиях понятно, почему русское православное духовенство в основной массе отказалось поддержать восстание.
Но может быть Костюшко поддержало русское крестьянство? Сообщение российского брацлавского губернатора Фёдора Берхмана генералу-аншефу Александру Васильевичу Суворову о настроениях среди польской шляхты и малороссийского крестьянства на Волыни и Правобережной Украине говорят об обратном:
«Приобыкши жить в непозволительных оборотах, они хотели бы играть роль в прежнем многовластном и безначальном правлении, не довольстсвуются ныне в тишине под сению милосердаго престола ея императорскаго величества пользоваться своею принадлежностью и оную законно приумножать. Самоуправие, происки, право сильнейшаго заграждены, а сие было первое преимущество дворянства, следовательно, порядок и правильное повиновение законам в новом правлении кажется им угнетением или, по крайней мере, отнятием знатной части старой их неограждённой вольности. По разным моим разведываниям со времени пребывания здесь и по неусыпным примечаниям утвердительно могу сказать, что из чиновных подданных нет почти ни одной души, искренно нам преданной; мелкую же шляхту, живущую на дискреции богатаго дворянства, приобыкшую следовать всегда, без дальних разсуждений, всяким вдохновениям, льстящим хоть мало их состоянию и легкомыслию, врождённому сему народу, потерявшему сыздавна с порядком и первобытный свой нрав, мало надеяться можно, хотя (она) теперь довольно себя слывёт и, кажется, забывает мечтательно своё благополучие, три дня только ежегодно во время сеймиков внушаемое. В противоположении тому предстоят гораздо выгоднейшия средства, требующия, однако, к прочному их утверждению времени и преобразований. Сие относится до крестьян, которые, конечно, к нам привержены, но не безызвестно, что знатная часть народа лишена везде средств к изъявлению настоящих своих расположений. Они до крайности теснимы польскими помещиками своими, при всём недремленном правительства старании; не терпят их душевно, и ожидают только той минуты, в которую они могут оставя униатский обряд, насильно ими принятый, обратиться в православную греко-российскую веру, искони праотцами их исповедуемую».
Что же привлекло малороссийских и белорусских крестьян на сторону России? Во-первых, Россия уничтожала виселицы во дворах польских шляхтичей. В ненавидимой Тихановской Российской империи убийства крепостных крестьян были наказуемы, примером чему является судьба Дарьи Салтычихи.
Во-вторых, малороссийские и белорусские крестьяне желали освободиться от национального гнёта. На Правобережной Украине одним из последних православных шляхтичей был Даниил Братковский, обличавший порядки польской шляхты и казнённый в Луцке за участие в антипольском пророссийском восстании Семёна Палия на Правобережной Украине 15 ноября 1702 года. Известно, что во времена Слуцкой конфедерации 1767 года в Речи Посполитой ещё было русское православное дворянство. А вот к 1794 году оно исчезло, так как ополячилось и окатоличилось.
В-третьих, малороссы и белорусы хотели избавиться от религиозного гнёта. Брестская уния 1596 года была задумана с целью ополячивания и окатоличивания русского населения Речи Посполитой, не случайно одним из её авторов был польский иезуит Пётр Скарга, духовник короля Речи Посполитой Сигизмунды III Вазы, фанатичного католика.
Униатство пользовалось поддержкой со стороны Костюшко, который в Поланецком универсале обращается к католическому духовенству обоих обрядов. Использование Костюшко унии вполне соответствовало традициям польских кругов, критично относившихся к дворянству. Например, иезуит Скарга выступал за усиление королевской власти и осуждал нравы магнатов и шляхты, что ничуть не мешало ему выступать за ополячивание и окатоличивание малороссов и белорусов посредством униатства.
Однако змагары и украинские националисты, строящие из себя «борцов за национальное возрождение» всячески берегут два живых мерзких порождения Брестской унии, построенных на слезах и народной крови — Украинскую и Белорусскую Греко-католические церкви, символизирующие социальное, национальное и религиозное угнетение малороссов и белорусов в польской Речи Посполитой. Так что рабство и тиранию несла малороссам и белорусам Речь Посполитая, а не Российская империя.
Кстати про нравы. Мы могли бы напомнить змагарам о казнях политических противников, практиковавшихся польскими повстанцами в 1794 году в Короне и Великом княжестве Литовском. Но для наглядности процитируем приказ Костюшко войскам:
«Предостерегаю всё войско; если кто будет его тревожить разговорами о том, будто против москалей нельзя удержаться, или во время битвы станет кричать, что москали у нас в тылу, москали нас отрезывают и тому подобное, тот, по донесению команды будет тотчас заключён в оковы, отдан суду и, по доказательстве виновности расстрелян. Приказываю генералу Мокроновскому, чтобы во время битвы часть пехоты с артиллериею всегда стояла позади линии с пушками, заряженными картечью, из которых будут стрелять в бегущих. Всякий пусть знает, что, идя вперёд, получает победу и славу, а подавая тыл, встречает срам и неминуемую смерть. Если между служащими в войске есть такие, которые убеждены, что москалей нельзя побить, люди, равнодушные к отечеству, свободе и славе, те пусть заранее объявят об увольнении своём из службы. Мне больно, что я принуждён устанавливать такие строгие порядки».
То есть Костюшко не чурался стрелять по своим. В отличие от вдохновлявшихся революционной Францией польских повстанцев, император Павел I в 1796 году освободил Костюшко, находившегося в заключении в Петропавловской крепости и 12 000 других повстанцев. А ненавидимый змагарами и украинскими националистами Суворов перед штурмом Праги (предместья Варшавы) приказал своим бойцам:
«В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать».
И последние важные детали. В 1943 году в честь Костюшко назвали 1-ю пехотную дивизию народно-демократического Войска польского, сформированную в Советском Союзе. Однако тут нужно пояснить два момента. Во-первых, змагарам, обожающим белорусских националистов, служивших нацистской Германии, не пристало апеллировать к Советскому Союзу. Во-вторых, эта дивизия была сформирована в эпоху господства пролетарского интернационализма и утопической идеи русско-польского братства, когда в Советском Союзе старались забыть о разногласиях с Польшей. Последствия этого эксперимента мы увидели после 1989 года, когда Варшава стала проводить агрессивно-враждебную политику в отношении России и Белоруссии. Сейчас образ Костюшко необходим змагарам для пропаганды русофобии и евроатлантизма. Под видом новой Речи Посполитой змагары и украинские националисты при поддержке Запада стремятся создать антироссийский и антирусский блок государств Восточной Европы. Поэтому освобождение Донбасса и исторической Новороссии будет одним из серьёзнейших ударов по проекту новой Речи Посполитой.