22 января 2022 года президент Польши Анджей Дуда написал в аккаунте в Twitter:
«Три символа на фасаде Президентского дворца. Орёл, Погоня и Архангел Михаил. Сегодня годовщина Январского восстания.
За нашу и вашу свободу!»
А 23 января змагар-униат Франак Вячорка (Франтишек Вечёрко), советник Светланы Тихановской, тоже сделал запись в аккаунте:
«159 лет назад белорусы, литовцы, поляки и украинцы объединились в восстании против царской России. Хотя восстание было подавлено, мужество его лидеров вдохновляет тех, кто борется против угнетения и тирании. Среди них — наш Национальный герой Кастусь Калиновский».
Почему же Дуда и Вячорка уделяют такое внимание этому историческому событию и как это связано с современной политикой Запада в отношении России и Белоруссии?
Для начала вспомним о том, как именно Белоруссия оказалась в составе Российской империи. Белорусы стали подданными русского царя после разделов Речи Посполитой. 26 августа 1696 года всеобщей конфедерацией Речи Посполитой для составления актов был запрещён западнорусский литературный язык (им пользовались предки белорусов и украинцев), который был заменён польским языком, фактически же западнорусский язык вывели из делопроизводства уже во второй половине XVII века. Поэтому за весь XVIII век на западнорусском литературном языке не было издано ни одной книги. В Речи Посполитой к концу XVIII века всё западнорусское дворянство приняло католицизм и ополячилось. Один из последних православных шляхтичей Речи Посполитой был Даниил Братковский, обличавший порядки польской шляхты и казнённый в Луцке за участие в восстании Семёна Палия на Правобережной Украине 15 ноября 1702 года.
Что касается обожаемой змагарами конституции Речи Посполитой, принятой 3 мая 1791 года, то она была написана в интересах польской шляхты, которая сохраняла все права и вольности. Согласно этой конституции, католицизм объявлялся единственной государственной религией, за переход из католицизма в иную религию полагалось наказание. Прочим конфессиям разрешили лишь свободное отправление культа. И это не говоря уже о том, что в самой конституции присутствует термин «правительство польского народа». Помимо этого, в «прогрессивной» Речи Посполитой паны и магнаты имели право убивать своих крепостных крестьян, что было закреплено Статутом Великого княжества Литовского 1588 года. Статут предписывал наказывать лишь за убийства чужих крепостных крестьян, которые считались чужой собственностью. Для сравнения, в самый разгул крепостничества в России, помещица-садистка Дарья Салтычиха была наказана за убийства собственных крепостных крестьянок.
Когда земли нынешней Белоруссии вошли в состав Российской империи, шляхте было запрещено убивать крепостных крестьян и совершать нападения на усадьбы соседей. Однако экономическое, культурное и религиозное доминирование польской шляхты и ксендзов в Белоруссии никуда не делось. И всё же белорусам стало жить полегче. Некоторые из них, например капитан 1-го ранга Александр Казарский, упоминаемый в книге Н. Н. Малишевского Славные имена Белой Руси. Флотоводцы Белой Руси, стали частью элиты Российской империи. Заметно было и экономическое развитие. Например, в 1825—1859 годах в Минской, Могилёвской и Витебской губерниях количество промышленных предприятий выросло с 95 до 582, а число рабочих — с 1 470 до 5 260 человек. В сельском хозяйстве получило распространение выращивание технических культур, а в западных районах даже появилось тонкорунное овцеводство.
Однако наиболее важным был культурный фактор. Дело в том, что в Белоруссии сохранялась культурная гегемония польской шляхты и ксендзов. В имперский период те немногие дворяне, кто решил отказаться от польской культуры, возвращались в лоно общерусской культуры. И здесь самое примечательное, что на белорусском языке стали писать именно отпрыски польских шляхтичей — католиков, такие как Ян Чечот и Винцент Дунин-Марцинкевич — люди, ностальгировавшие по Речи Посполитой, запретившей западнорусский литературный язык. Их литературная деятельность была в большей степени продиктована политическими планами, а не художественным вдохновением. Чтобы убедиться в этом достаточно обратить внимание на то, что тот же самый Дунин-Марцинкевич значительную часть своих произведений написал на польском языке. Принадлежность писателей и поэтов определяется не по крови, а по языку их произведений. Следовательно, он в большей степени является польским поэтом и драматургом, который иногда писал латиницей на белорусском. Обращает на себя внимание ещё один факт. Опера «Селянка» Дунина-Марцинкевича была издана в Вильно (современный Вильнюс) в 1846 году. Это опровергает бредни о запрете белорусского языка в Российской империи. А второй факт ещё больше покажет искусственность и натянутость творений польской шляхты на белорусском: музыку для оперы «Селянка» написал польский композитор Станислав Монюшко.
Иногда змагары утверждают, что будто бы в Российской империи был запрещён термин Белоруссия, что является ложью. В Российской империи существовала терминологическая путаница. Виленская, Ковенская, Гродненская и Минская губернии именовались «литовскими губерниями». Витебскую и Могилёвскую губернию именовали «белорусскими губерниями». Минскую губернию зачастую относили то к «литовским», то к «белорусским» губерниям. 18 июля 1840 года российский Сенат издал указ, согласно которому белорусские и литовские губернии нужно было именовать отдельно Витебскою, Могилёвскою, Виленскою и Гродненскою.
В этой непростой ситуации до 1863 года Северо-западный край представлял из себя регион, в котором господствовали польские помещики. Чтобы в этом убедиться нужно посмотреть на статистику, показывающую долю польских дворян среди помещиков некоторых губерний:
Виленская губерния 85%
Гродненская губерния — 78%
Ковенская губерния — 78%
Минская губерния — 94%
Не случайно в ноябре 1862 года дворянство Минской губернии хотело отправить адрес императору Александру II c просьбой включить их губернию в состав Царства Польского! Вот тебе и «истинные белорусы»!
Помимо этого, с 1854 по 1863 годы в Северо-Западном крае было построено 399 новых костёлов даже там, «где кроме ксендза и пана не было католического населения» (по другим данным с 1856 по 1862 годы было построено около 200 молитвенных католических домов).
О землях и населении территорий, ныне входящих в состав Белоруссии очень точно сказал один из лидеров польских мятежников Зигмунд Сераковский:
«Что такое Западный край? Высший край в нём представляют поляки или, говоря точнее, литовцы и русины, принявшие добровольно польский язык, польские стремления, одним словом, польскую цивилизацию. Всё, что думает об общественных делах, всё, что читает и пишет в Западном крае, — всё это совершенно польское».
Сераковский был абсолютно прав. Из высших руководителей мятежа 1863 года неполяком был лишь ополяченный литовец Антанас Мацкявичюс, именовавший себя на польский лад Антонием Мацкевичем. Кстати, Дунин-Марцинкевич в 1863 году тоже поддерживал Сераковского и Ко. Вот вам и «белорус»!
Обычно змагары считают белорусским героем шляхтича Константы Викентия Калиновского, автора «Письма Яськи-гаспадара из-под Вильны к мужикам земли польской»), который писал польской латиницей по-белорусски агитационные материалы. Это утверждение абсурдно ходя бы из-за того, что род Калиновских происходил из польской Мазовии, а предок мятежника Амброзий Калиновский был мечником Визской земли (из деревни Визы). В Подляшье Калиновские оказались в 1679 году.
Холодным душем для змагаров будет фрагмент из статьи поэта Максима Богдановича «Белорусское возрождение», опубликованной в первом номере журнале «Украинская жизнь» на странице 62 в 1915 году:
«Польские повстанцы 1863 г. в свою очередь выпустили ряд изданий на белорусском языке. Таковы «Мужыцкая прауда», «Гуторка стараго дзеда», «Перэдсьмертный разгавор пустэльника Петра» и т. д. К. Калиновский издавал в Белостоке даже белорусскую газетку «Hutorka» (стихотворную), подписываясь псевдонимом «Ясько гаспадар с пад Вiльни».
То есть Богданович открыто заявляет о том, что польские мятежники использовали белорусский язык исключительно для агитации среди белорусского крестьянства. О том, что мятеж 1863 года был именно польским писал в своих мемуарах Отто фон Бисмарк (Бисмарк Отто фон. Воспоминания, мемуары: Том I. — Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001. — 592 с., с. 424−425):
«Я взял на себя руководство министерством иностранных дел под тем впечатлением, что вспыхнувшее 1 января 1863 г. (Бисмарк ошибся, восстание началось 10 января по юлианскому календарю — П. М.) восстание затрагивало не только интересы наших восточных провинций, но и другой вопрос, более важный по своим последствиям, вопрос о том, какое направление преобладало в русском кабинете — дружественное Польше или антипольское, стремление к панславистскому, антигерманскому братанию (Verbrüderung) между русскими и поляками или (идея) взаимной поддержки русской и прусской политики. Среди тех, кто стремился к братанию, русские были честнее; польское дворянство и духовенство едва ли верили в успех этих стремлений или принимали его во внимание как определённую цель. Вряд ли хоть один поляк видел в политике братания нечто большее, нежели тактический ход, имеющий целью обманывать легковерных русских до тех пор, пока это могло бы представиться нужным или полезным».
Итак, даже немецкий национал-консерватор Бисмарк написал, что восстание 1863 года было польским. Он также верно отметил, что движущей силой восстания было дворянство и католическое духовенство, мечтавшие восстановить польское государство в границах 1772 года.
Идея восстановления Польши в границах 1772 года объединяла оба лагеря мятежников — «красных» (радикальных демократов) и «белых». Кстати, Сераковский и Калиновский принадлежали к «красным», при этом в своей агитации они призывали белорусских крестьян расправляться не с польскими помещиками, а с «москалями» — царём, солдатами русской императорской армии, православными священнослужителями. Почему они так поступали? Потому что социальные реформы «красные» планировали проводить прежде всего в Царстве Польском, где поляки и без того составляли национальное большинство. А вот на территории Белоруссии, где поляки были влиятельным меньшинством, представленным прежде всего помещиками, ксендзами и чиновниками, мятежники не могли призывать к борьбе с помещиками, так как уничтожение польских землевладельцев привело бы к полной потери Белоруссии для польских националистов и невозможности сохранения и развития польской культурной, экономической и религиозной гегемонии.
Стоит обратить внимание и на другой аспект. Восстание в основном поддержали представители низшего католического духовенства. Примечательно, что образ ксендза-мятежника оказался запечатлён в русской литературе. Мятеж 1863 года и его участники описаны в рассказе Николая Семёновича Лескова «АнтукА». В этом рассказе выведен командир отряда польских мятежников — честолюбивый, беспринципный, алчный и безмерно жестокий ксендз Флориан, который установил в отряде режим террора, приговорил к повешению мазурского свинаря Якуба и паныча-иудея Гершку, состоявших в его отряде, и приказал их публично казнить. Сейчас можно точно сказать, что такой типаж не был художественным вымыслом, так как современные исследователи установили имена 872 человек, убитых повстанцами (по некоторым данным число жертв повстанческого террора может достигать 2 000 человек). Что очень важно — среди жертв повстанческого террора были люди разных сословий, конфессий и национальностей, в том числе поляки и литовцы, не разделявшие взгляды мятежников. То есть мятежники превратились в террористов, которых в итоге отвергли даже поляки. При этом ксендзы были самыми искусными агитаторами, так как они в своих проповедях старались выставить русского царя и русских в качестве врагов и гонителей католицизма, чтобы привлечь на свою сторону католиков, населявших край.
Интересные данные о мятеже 1863 года приводит историк-украинофил Николай Костомаров в статье «О русско-польских отношениях. Полякам-миротворцам», опубликованной в июне 1877 года в петербургской газете «Новое время»:
«А это (ненависть поляков к русским и России — примечание EADaily) происходит вот отчего: польская Речь Посполитая, будучи некогда сильнее Руси, подчинила своей власти значительную часть русского народа, хотя других ветвей — не великорусской, но всё-таки русских; поляки старались уничтожить в присоединённых к Польше областях русскую национальность и слить русский край с Польшей… Между тем совершилось освобождение крестьян во всей империи, и это великое, радостное для русских событие было важнейшею причиною нового польского восстания… Поляки, владея русскими крестьянами, несколько веков, не успели их ополячить, хотя это было всегда любимое желание польских помещиков; они вообще не старались ни о каком нравственном развитии рабов своих: единственная мера, предпринятая с целью ополячиния русского простонародия была уния (речь идёт о Брестской унии 1596 года, одним из авторов которой был польский иезуит Пётр Скарга, осуждавший магнатов и шляхту, а также выступавший за абсолютную монархию — П. М.), но и та принялась не так прочно, что одною волею правительства в царствование императора Николая была уничтожена почти без признаков противодействия не только деятельного, но и страдательного…Незначительность повстанского движения в западнорусских областях произошла от того, что повстанье с польскою идеею встретило не сочувствие, а противодействие в большинстве русского простонародья, которое тогда только что освободилось от власти польских помещиков не по желанию последних, а по воле русского Государя. У поляков коренной Польши был не иной политический идеал, как восстановление своего государства в том виде, в каком оно существовало до 1772 года, до первого раздела его; об этом они постоянно твердили и следовательно освобождение русских крестьян если не нарушало прямо экономических интересов тех дворян, у которых владения были в коренной Польше, то всё-таки разбивало их надежды на осуществление общего польского политического идеала. А что польские дворяне западных губерний сильно сочувствовали повстанским тенденциям, это ясно доказывается тем, что в этом крае лица польского происхождения и римско-католической веры (исключая разве служащих, обязанных ходить в мундирной форме) надевали „жалобу“ или траурный костюм, носили символические знаки, как напр. кольца и булавки с изображением польского орла и литовской погони, участвовали в демонстрациях, имевших целью возбудить и разгорячить польское патриотическое чувство, наконец, давали денежные пожертвования на произведение мятежа. Польское патриотическое дело до такой степени было чуждо простонародного элемента, что в коренной Польше сельское крестьянское население католического вероисповедания плохо откликалось на призыв панов, шляхты и даже своих священников».
В таком случае становится понятным, почему мятежники проиграли.
А что же было потом? Поляки и змагары бешено ненавидят Михаила Николаевича Муравьёва-Виленского, занявшего пост Виленского генерал-губернатора 13 мая 1863 года (в его генерал-губернаторство входили Виленская, Ковенская, Гродненская и Минская губернии). За всё время с начала мятежа до декабря 1864 года за участие в мятеже в Виленском генерал-губернаторстве было казнено 128 человек, причём лично Муравьёв утвердил 68 смертных приговоров. Нужно отметить, что мятежников как правило казнили по решению суда.
Однако главная его заслуга состоит в том, что он сумел деполонизировать Белоруссию и вернуть её к (бело)русским корням. По распоряжению генерал-губернатора польских помещиков обложили временным 10% денежным сбором. Такой же сбор был установлен для доходов с имений и домов, принадлежавших католическим монастырям, Костёлу и ксендзам. Помещики, участвовавшие в мятеже должны были платить сбор в размере 20−30%. Помещикам русского и немецкого (остзейского) было положен сбор в 5%, впоследствии сокращённый до 2,5−1,5%. К концу июня 1863 года 369 имений помещиков-мятежников было секвестировано. Поземельный сбор с помещиков Северо-Западного края составил 2,6 млн рублей. За убытки, причинённые казне и подданным польские дворяне заплатили дополнительно 800 000 рублей. Небольшой сбор был введён для польских дворян, владевших домами в городах. Часть средств пошла на выплату родственникам жертв повстанческого террора. Из белорусских крестьян Муравьёв создал «сельские вооружённые караулы», которые активно помогали властям в борьбе с мятежниками. Более того, ещё до назначения Муравьёва генерал-губернатором, белорусские крестьяне сами стали оказывать сопротивление польским мятежникам. Особо отличились старообрядцы-беспопоповцы Витебской губернии.
Муравьёв также осуществил серьёзные социально-экономические преобразования. 1 марта (по старому стилю) 1863 года правительство издало указ, в котором было отмечено:
«все обязательные поземельные отношения между помещиками и поселёнными на их землях временнообязанными крестьянами прекращаются с сего 1 мая 1863 г… С того же 1 мая временнообязанные крестьяне в сих губерниях и уездах причисляются к разряду крестьян собственников, но впредь до составления выкупных актов и определения выкупных платежей они обязаны за состоящие в их наделе земли внести денежную повинность».
Указ распространялся на Виленскую, Гродненскую, Ковенскую, Минскую губернии и четыре лифляндские уезда Витебской губернии. 2 ноября 1863 года был издан указ, согласно которому все обязательные отношения между помещиками и временнообязанными крестьянами в Могилёвской губернии и восьми уездах Витебской губернии отменялись с 1 января 1864 года, а временнообязанные крестьяне становились крестьянами-собственниками. Кроме того, земли, конфискованные у польских мятежников, доставались крестьянам. Сверх этого, Муравьёв добился для крестьян возвращения земли, отобранной у них помещиками после 1857 года. Также крестьяне Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской губерний, потерявшие землю в результате действий помещиков в 1846—1857 годы получили по три десятины земли.
Помимо этого, Муравьёв уделял внимание возрождению Западной Руси. По его распоряжению только в Минской и Витебской губерниях было открыто 560 народных школ. Во всех народных школах Виленской, Гродненской, Минской, Могилёвской и Витебской губерниях преподавание велось на русском языке, преподавался церковнославянский язык. До Муравьёва всё образование в крае было на польском языке. Что касается белорусского языка, то на нём было разрешено печатать только на кириллице. Характерно отношение белорусов к белорусскому языку:
«Для удостоверения в том, нужно ли для здешних народных училищ и вообще для народа печатать книги на местном, т. е. на белорусском наречии, в 1863 г. при учебном округе напечатана была на этом наречии книга, составленная из весьма интересных для крестьян рассказов о прежнем их быте и о временах унии; она тогда же была разослана по всем народным училищам и читана наставниками крестьянским детям и их родителям; но домашнюю свою речь в печати крестьяне принимали не только без удовольствия, даже с недоверием: они прямо говорили, „речь их не письменная“, выражая тем мнение, что простой, необработанный язык их для учения, для науки беден, не годится. Но те же самые рассказы на русском языке были выслушаны ими с особенным вниманием и удовольствием. Этот опыт, вместе со школьной практикой, весьма убедительно доказал бесполезность печатания книг на белорусском наречии и ошибочность мнения тех педагогов, которые, не зная народа, стоят за сохранение местных наречий в народных книгах».
(Корнилов И.П. Памяти графа Михаила Николаевича Муравьева. К истории Виленского учебного округа. — СПб., 1898. — С. 62.)
Также были приняты меры, направленные на защиту белорусов от польско-католического культурного влияния. Закон Божий в школах могли вести только православные священники. Помещик, мешавший урокам Закона Божьего для православных штрафовался на сумму от 200 до 600 рублей, а учитель, поддавшийся давлению помещика облагался штрафом в 100 рублей. На территорию Виленского генерал-губернаторства был запрещён ввоз книг по истории Польши и Костёла. Взамен этого в Вильно в 1864 году была открыта Виленская публичная библиотека. В 1865 году в Минске и Гродно также были открыты две русские публичные библиотеки. Даже польские ксендзы вынуждены были вести Закон Божий на русском языке.
В религиозной сфере политика Муравьёва была направлена на возрождение православия. 8 костёлов и 2 монастыря, захваченные католиками, были возвращены православным. В 1864 году было закрыто 30 католических монастырей и огромное количество католических культовых сооружений, находившихся в районах с православным большинством. Всего же с 1864 по 1869 годы было закрыто 377 костёлов, монастырей и каплиц. В 1863—1865 годы было построено 98 православных церквей. При этом Костёл сохранял свой юридический статус, определённый законодательством Российской империи.
Муравьёв активно занимался возрождением православия. 126 церквей было отремонтировано. 16 церквей было перестроено из костёлов, было возведено 63 часовни.
Змагары обычно злобно называют православные церкви, построенные в тот период «муравьёвками», мол униатство и католицизм это своё, а православие навязано Россией. Так ли это? Православие на территории современной Белоруссии присутствует с конца X века. Святая Евфросиния Полоцкая активно общалась с Византией, а знаменитый крест Евфросинии Полоцкой, содержащий византийские материалы, был изготовлен в 1161 году через сто с лишним лет после разделения Церкви на Католическую и Православную (он произошёл в 1054 году). Следовательно, Евфросиния Полоцкая сознательно выбрала Константинополь и православие, а не Рим и католицизм (униатство как мы убедились выше, было промежуточным этапом перед ополячиванием и окатоличиванием жителей Западной Руси). Поэтому Муравьёв-Виленский не только освободил белорусов от польских помещиков, но и вернул Белоруссию к её корням, которые находятся в Древней Руси, а не в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой.
В наши дни особенно важно помнить о том, что демонизацией Муравьёва-Виленского и апологетикой польских мятежников, особенно Викентия Калиновского, занимаются змагары, которые целенаправленно разжигают ненависть к русским и считают героями любых ненавистников России, родившихся на территории современной Белоруссии. Змагары и их зарубежные покровители не скрывают, что их целью является выдавливание русского языка, западнорусского самосознания и православия, и создание новой идентичности белорусов, фактически превращающей их в поляков, испорченных российским влиянием. Об этом нужно всегда помнить.