За небольшой срок, оставшийся до президентских и парламентских выборов в июне 2023 года, турецкому лидеру Реджепу Тайипу Эрдогану необходимо представить стране убедительные доказательства того, что он способен стабилизировать экономику, которая переживает худшие времена за два десятилетия его правления. О текущем состоянии турецкой экономики свидетельствуют лишь два факта: национальная валюта в прошлом году обесценилась в два раза, а уровень инфляции достиг порядка 35%. Массовое недовольство Эрдоганом нарастает, но давно назревшая стабилизация финансов по ортодоксальным рецептам монетаристов может привести его к прямому конфликту с крупными турецкими экспортерами, которым постоянная девальвация лиры чрезвычайно выгодна.
В самом конце прошлого года курс лиры установил очередной антирекорд — более 14 пунктов к доллару, хотя в начале 2021 года за доллар давали порядка семи лир. Ускорение девальвации спровоцировали очередные кадровые решения Эрдогана: в середине декабря был отправлен в отставку министр финансов Турции Лютфи Эльван, продержавшийся на этом посту ровно год, а на смену ему пришел его заместитель Нуреддин Небати. В первых же заявлениях в новой должности он подтвердил верность неортодоксальным представлениям Эрдогана о финансовой политике. «Мы будем двигаться не путем, проложенным для нас другими, а по нашему собственному пути», — сказал новоиспеченный министр в одном из интервью.
Выходец из арабской семьи с юго-востока Турции, Небати считается ставленником Берата Албайрака — зятя Эрдогана, который в 2018—2020 годах занимал пост министра финансов. За период его неортодоксального руководства лира потеряла порядка 60%, после чего Эрдогану пришлось уволить своего родственника, но приведенный им в Минфин Нуреддин Небати закрепился в министерстве и теперь готов продолжать начатое Албайраком. Но если зять Эрдогана хотя бы имел финансово-экономическое образование и довольно продолжительный опыт работы в бизнесе, Небати, учившийся в Стамбульском университете на политолога, в финансах — полнейший дилетант. Единственной его должностью до прихода в Минфин, имевшей отношение к этой сфере, был пост начальника финансово-административного отдела штаба правящей Партии справедливости и развития. Появление на посту министра финансов человека со столь специфической биографией наглядно свидетельствует о том, что в монетарной политике Эрдоган окончательно решил делать ставку на личную лояльность, а не на профессионализм.
Состоялась в прошлом году и внеплановая замена председателя турецкого ЦБ. Пытавшегося проводить независимую политику Наджи Агбала, который занимал должность четыре с половиной месяца, в марте сменил бывший депутат парламента от партии Эрдогана Шахап Кавджиоглу. В отличие от предшественника, настаивавшего на необходимости повышения ставок с целью борьбы с инфляцией и девальвацией лиры, он не стал вступать в споры с Эрдоганом, который считает эти проверенные рецепты неработающими. Результаты не замедлили сказаться: серия снижения ставок Банка Турции в ноябре и декабре тут же привела к ускорению падения лиры.
В итоге лира в 2021 году оказалась самой слабой валютой развивающихся стран, потерявшей почти 43% к доллару. Даже занявшая второе место в этом списке Аргентина, страдающая от хронических финансовых неурядиц, смогла снизить темпы девальвации своего песо до 18%. Чтобы остановить непрекращающееся уже девятый год падение, Эрдоган в конце декабря объявил очередной неортодоксальный хитрый план: власти пообещали гражданам, имеющим банковские вклады в лирах, компенсировать убытки от падения курса, если национальная валюта подешевеет на величину, превышающую проценты по депозитам. Сначала это решение вызвало оптимизм на рынке, но затем лира продолжила снижение.
Неизменным спутником девальвации лиры остается ускоряющаяся инфляция, которая давно измеряется двузначными величинами. Несколько дней назад новый глава Минфина Нуреддин Небати, выступая перед руководителями неправительственных организаций в Стамбуле, заявил, что к моменту проведения президентских и парламентских выборов в середине 2023 года уровень инфляции удастся вернуть к однозначным показателям. Однако особого доверия этим словесным интервенциям нет — такие заявления уже не раз делали стремительно менявшие друг друга турецкие министры финансов и председатели ЦБ. Более того, согласно недавней оценке американского инвестбанка Goldman Sachs, худшее впереди: в середине этого года, когда девальвационный эффект для экономики проявится в полную силу, уровень инфляции в Турции может достигнуть 40%.
Тем временем Эрдоган продолжает возлагать вину за финансовые катаклизмы на происки неких внешних врагов. «В последние несколько лет они специально нацелились на нашу экономику. Они предприняли бесчисленные усилия, чтобы создать экономический кризис, за которым последовал политический и социальный хаос», — заявил турецкий президент несколько дней назад, выступая в провинции Айдын. Такой ход рассуждений, несомненно, не лишен основательности, если рассматривать в качестве врагов турецкой экономики международных финансовых спекулянтов. Но ключевая проблема заключается в том, что турецкие монетарные власти сами регулярно стимулируют их активность: например, в конце прошлого года на поддержание лиры пришлось (далеко не в первый раз) использовать валютные резервы страны в объеме порядка $ 20 млрд, а на схему по страхованию депозитов уже направлено порядка $ 10 млрд. Такие действия лишь провоцируют желание спекулянтов и дальше играть против лиры, а население, видя, как курс в уличных обменных пунктах переписывается несколько раз в день, предпочитает хранить сбережения в более надежных инструментах. К концу прошлого года валютные и золотые активы граждан Турции достигли рекордного уровня в $ 239 млрд.
О пагубности финансовой политики Эрдогана свидетельствует и расширение турецким ЦБ политики валютных свопов, позволяющих поддерживать на плаву текущий платежный баланс. На днях очередное такое соглашение было заключено с ОАО сроком на три года на сумму 64 млрд лир ($ 4,7 млрд) и 18 млрд эмиратских дирхамов. До этого Турция уже заключила своповые сделки с Китаем, Катаром и Южной Кореей на общую сумму около $ 23 млрд, однако международные аналитики относятся к ним скептически. Например, Goldman Sachs отмечает, что соглашение с ОАЭ не приведет к увеличению чистых резервов турецкого ЦБ, которые к началу января упали ниже $ 8 млрд — это самый низкий уровень с 2002 года. Причина все та же: нежелание следовать проверенным методам борьбы с девальвацией. Только в 2019—2020 годах Турция «сожгла» около $ 128 млрд, которые были направлены на валютный рынок с целью поддержания лиры, но эти усилия оказались тщетны.
Однако, если взглянуть на ряд макроэкономических показателей по итогам прошлого года, может сложиться впечатление, что Турция успешно преодолевает глобальный коронавирусный кризис. «Турция — это восходящая звезда XXI века», — заявил недавно Эрдоган в своем выступлении в восточной провинции Газиантеп, комментируя ситуацию в экономике, — в 2021 году рост национального ВВП, по утверждению турецкого президента, будет двузначным (за три квартала, по данным Минэкономики страны, он составил 11,7% в годовом выражении). Собственно, этого Эрдоган всегда и добивался своей финансовой политикой, отдавая приоритет экономической динамике перед показателями инфляции.
Главным драйвером этого роста для Турции традиционно выступал экспорт, номенклатура которого за годы правления Эрдогана существенно расширилась благодаря запуску новых производств, исходно ориентированных на мировой рынок. В 2021 году турецкий экспорт в стоимостном эквиваленте установил очередной рекорд — $ 225,36 млрд, увеличившись на треть к предыдущему году. И хотя закрыть хронический дефицит внешнеторгового баланса по-прежнему не удалось (объемы импорта оказались больше на $ 46 млрд), нынешняя товарная структура турецкого экспорта действительно примечательна. На продукцию низких переделов сейчас приходится лишь треть того, что Турция направляет на внешние рынки, а основную массу экспорта (64%) формируют товары среднего технологического уровня плюс порядка 3% обеспечивает высокотехнологичная продукция во главе со знаменитыми боевыми беспилотниками фирмы Bayraktar зятя Эрдогана Сельджука Байрактара. Кроме того, традиционно велики объемы экспорта услуг во главе с туризмом — в прошлом году они составили $ 53 млрд, увеличившись примерно на 60% благодаря открытию курортов для иностранных гостей.
Нет никаких сомнений в том, что за оставшиеся полтора года до выборов и празднования столетия Турецкой Республики Эрдоган сделает ставку на развитие этих успехов: на этот год им поставлена задача увеличить объем экспорта до $ 250 млрд, а доходы от туризма должны составить $ 35 млрд (в докризисном 2019 году иностранные туристы принесли стране рекордные $ 28,7 млрд).
«Экономика — это блеск в глазах», — заявил недавно глава турецкого Минфина Небати, отвечая на вопрос журналистов о том, как он планирует справиться с валютным кризисом. Но головокружение от экспортных успехов дается все более высокой ценой: из-за непрекращающегося инфляционно-девальвационного шторма массовая популярность Эрдогана падает. В октябре прошлого года, согласно данным исследования центра Metropoll, рейтинг поддержки турецкого президента упал до минимально низкого уровня за 19 лет его пребывания у власти (включая первый период — в качестве премьер-министра), до 41%, при показателе негативного восприятия его деятельности в 51%. Очередное падение лиры и ускорение инфляции под занавес года лишь добавили недовольства, хотя экспортерам на политику Эрдогана жаловаться грех — их достижения во многом обусловлены именно постоянным ослаблением турецкой валюты. Хотя поводы для недовольства накапливаются и у бизнеса. Фактическим признанием властями чрезвычайной ситуации в финансах стало объявление в конце прошлого года о повышении минимальной заработной платы на 50%, до 4 250 лир (около $ 275), — эту популярную меру едва ли восприняли с восторгом собственники компаний.
Политические последствия кризиса будут лишь усугубляться. Недавний опрос, проведенный центром Sosyo Politik, показал, что за партию Эрдогана готовы голосовать лишь 27%, хотя на предыдущих парламентских выборах ее поддержали 37%; еще 6,3% отдают предпочтение ультраправой Партии националистического движения — союзнику Партии справедливости и развития. Основная оппозиционная сила — Народно-республиканская партия — получила в этом опросе почти 23% поддержки, а близкая к ней партия IYI (Хорошая партия) — более 10%. Около двух третей респондентов заявили Sosyo Politik, что самой большой проблемой Турции является экономика, а более половины считают, что недавние меры, заявленные правительством, к улучшению ситуации не приведут.
Еще сильнее упал и личный рейтинг Эрдогана. В последнем опросе Metropoll поддержку ему выразили лишь 38% респондентов (в 2018 году Эрдоган выиграл президентские выборы, получив 52% голосов), что значительно ниже, чем рейтинг мэра Анкары Мансура Яваса (60%) и мэра Стамбула Экрема Имамоглу (51%). Оба эти политика, представляющих Народно-республиканскую партию, добились своих нынешних постов по итогам муниципальных выборов 2019 года, которые показали резкое снижение популярности Партии справедливости и развития, причем Имамоглу смог выиграть выборы в Стамбуле дважды, поскольку первая его победа была под давлением Эрдогана аннулирована.
Таким образом, перспективы выборов 2023 года для Эрдогана все больше приобретают вид дилеммы «или пан — или пропал», и реалии оставшегося до выборов периода легко могут сложиться не в его пользу. Если в прошлом году Эрдоган мог парировать выпады оппонентов, предъявляя высокие темпы роста экономики Турции, то теперь восстановительный период близок к завершению, а инфляция при этом, вероятно, еще не прошла пик. Согласно недавним оценкам Всемирного банка, в этом году турецкий ВВП вырастет всего на 2%, что значительно хуже прогноза полугодовой давности (4,5%). Это означает, что финансовые проблемы будут оказывать все большее давление на реальный сектор, но шансов на то, что Эрдоган наконец отдаст их решение в руки профессионалов, похоже, не осталось.