Русская гуманитарная миссия, по инициативе которой в конце прошлого года был открыт Русский дом в Донецке, по меркам гуманитарных организаций находится только в начале своего пути, но она уже успела заявить о себе в самых разных регионах, включая работу в зонах военных конфликтов на постсоветском пространстве, проекты в Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке.
Генеральный директор РГМ Сергей Шевчук рассказал в интервью EADaily о том, чем занимается РГМ, какие горизонты планирует осваивать и с какими проблемами сталкивается при работе в зонах военных конфликтов.
Генеральный директор РГМ Сергей Шевчук на открытии комплекса солнечных батарей в детской поликлинике Дома здравоохранения «Др. Бошко Вребалов» в городе Зренянине в Сербии
— В ноябре прошлого года в Донецке открылся Русский дом. Почему решение о его открытии было принято именно сейчас?
— На этом направлении — на территории ДНР и ЛНР — мы работали уже давно, реализовывая разные гуманитарные проекты. Года с 2015—2016-го что-то делали — поставляли книги, медикаменты, медицинское оборудование. Не на постоянной основе, но так или иначе гуманитарные акции проводили. Естественно, мы думали и о работе на постоянной основе. Позже Россотрудничество переименовало свои представительства по всему миру в Русские дома и начало раздавать так называемую социальную франшизу. С этой идеей тогда выступил глава Россотрудничества Евгений Примаков — в одном из интервью он сказал, что некоммерческие и неправительственные организации могут использовать наименование «Русский дом». Мы подумали: почему бы и нам не пойти по этому пути? Не просто открыть представительство Русской гуманитарной миссии, но стать первым пилотным проектом негосударственного Русского дома.
— То есть все Русские дома государственные, а в Донецке — негосударственный?
— Да, это инициатива РГМ. На встрече с Евгением Примаковым эта возможность была обсуждена, он оказался не против, и нам в итоге передали право использовать наименование «Русский дом». На самом деле это очень хорошее, емкое и всеобъемлющее понятие. Работая с 2015 года, мы поняли, что не только одной гуманитарной активностью следует заниматься.
Наше название, Русская гуманитарная миссия, сразу отсылает к гуманитарной помощи, но на самом деле спектр нашей деятельности гораздо шире. И поэтому Русский дом — очень подходящее понятие для наших задач. После заключения соглашения на право использования названия мы обсудили возможность открытия Русского дома уже на месте с правительством ДНР. Возражений не последовало, и тогда мы запустили наш проект.
Почему сейчас? Потому что, видимо, время пришло. Мы долго шли к этому, пока не совпало много факторов. Летом прошлого года закончился конкурс на название представительств Россотрудничества, и, соответственно, больше всего людей проголосовали за Русский дом. В основном все Русские дома в настоящее время — это представительства Россотрудничества как федерального органа исполнительной власти. Мы же никакого отношения к органам власти не имеем, мы воспользовались полученной возможностью и запустили свой собственный проект.
— Русский дом возглавляют дончане, как вы выбирали людей?
— Мы туда съездили, пообщались с представителями правительства ДНР, объяснили что, конечно, предпочтительнее, если это будут молодые люди из числа местного населения. Нам предложили несколько кандидатур, я с ними пообщался, двое из них возглавили Русский дом. Пока они только начинают эту работу в новом для себя качестве. Но надеюсь, что в этом году у нас будет много активностей.
— Можно поделиться какими-то планами на этом направлении?
— Основная повестка — гуманитарная. Мы прекрасно понимаем, какая сейчас ситуация на этой территории, понимаем, что сохраняются задачи гуманитарного плана и их нужно решать. Это и банально гуманитарная помощь в виде наших гуманитарных коробок, и какие-то, может быть, инфраструктурные проекты. Помимо этого, планируется привлекать под крышу Русского дома российские некоммерческие организации, которые неравнодушны к ситуации в Донецке. Задача — сделать Русский дом зонтиком для активностей. Не только организаций, но и отдельных граждан.
После того как мы открылись, мне многие стали звонить и говорить о желании передать помощь, подарки на Новый год, книжки. Народ начал интересоваться, и мы готовы им оказывать содействие. Планируются культурные проекты, образовательные, просветительские, кинопоказы, работа с молодежью. Мы даже обсуждали проект юридического просвещения, потому что есть вопросы, связанные с интеграцией местного законодательства, его соотношения с российским и украинским. Пообщавшись с молодежью, мы поняли, что студенты, учащиеся на юридических факультетах, очень в этом заинтересованы.
— Будет ли открываться Русский дом в Луганске?
— Мы решили двигаться поступательно, мы понимаем, что в каждой республике есть свои нюансы, а для нас это новый проект, можно сказать пилотный. Выйти с Русским домом — достаточно мощное и амбициозное заявление. И мы не знали, как это лучше сделать, долго изучали, по какому пути пойти, как открыться в Донецке. Сейчас мы изучаем ситуацию в Луганске, а в начале февраля планируем открыться. Нам будет легче, мы уже знаем, какая повестка существует на Донбассе и что необходимо делать.
— В медийной сфере не так много информации об РГМ. Расскажите, пожалуйста, когда она появилась, как была задумана? Можно ли считать, что гуманитарная работа — это как раз таки и есть наша «мягкая сила»?
— Мы — неправительственная организация, которая на профессиональной основе занимается гуманитарной деятельностью. У нас в активе, помимо штатных сотрудников, наши друзья и партнеры — это и врачи, и центроспасовцы и опытные волонтеры, которые побывали в разных чрезвычайных ситуациях в России и за рубежом. Педагоги, которые преподают за рубежом русский как иностранный, логисты, которые умеют строить маршруты в кризисных зонах, зонах вооруженных конфликтов.
Естественно, мы занимаемся проектами, которые так или иначе содействуют устойчивому развитию, наши проекты очень хорошо вписываются в эти цели. Многие нас относят к инструменту «мягкой силы». Наверное, это так, но мы на самом деле о себе так не заявляем. Мы — гуманитарная организация, которая работает в том числе и за рубежом, а все подобные организации так или иначе подпадают под этот критерий. Хотя мы свою деятельность ни в коем случае не политизируем, а просто приходим туда, где нужна помощь.
Русская гуманитарная миссия была создана еще в 2010 году Евгением Примаковым, когда он работал на Ближнем Востоке. Его единомышленники наблюдали, как работают наши партнеры и, будучи энтузиастами своего дела, создали Русскую гуманитарную миссию. Она какое-то время существовала благодаря их усилиям на несистемной основе, а уже в 2015 году было принято решение перезапустить РГМ на профессиональной основе. У нас в штате есть и юристы, и финансисты. Такого раньше не было. Можно сказать, что у нас было два дня рождения — в 2010-м создание и перезапуск в 2015 году.
— Если говорить о работе в зонах конфликтов, то где еще представлена РГМ?
— С 2015 года мы на регулярной основе работаем в Сирии, завозим туда гуманитарную помощь, реализуем образовательные проекты, связанные с изучением и продвижением русского языка. Он там изучается на уровне государственного, и на него есть большой запрос, завозим туда методическую литературу, проводим мастер-классы для педагогов. В планах — открытие кабинетов русского языка, продолжение работы с гуманитарной помощью — это и продукты, и медикаменты. В конце прошлого года мы отправили туда две с половиной тонны антисептиков и подарки к Новому году для детей. Там проживает много семей соотечественников, мы их поддерживаем, также поддерживаем и тех, кто находится на линии соприкосновения. Естественно, при содействии наших военных.
— В Афганистане планируете работу?
— В Афганистане мы пока еще не проявляли активность. Мы по международным меркам организация достаточно молодая. Конечно, планы у нас амбициозные. Но людей не так много, возможности у нас не безграничные, хотя задумки такие есть. Но тут сразу возникает куча разных вопросов, в том числе это и вопросы безопасности наших сотрудников. Конечно, главное желание всегда — это желание помочь, но немаловажная задача — правильно спланировать миссию, решив в том числе и вопросы с безопасностью. У нас есть опыт организации дистанционной работы через партнерские организации. Может быть, в таком же ключе мы что-то проведем и в Афганистане в этом году.
— В каких регионах, кроме тех, что мы уже обсуждали, работает РГМ?
— РГМ имеет собственное постоянно действующее представительство на Балканах, в Белграде. У нас были и есть хорошие, дружественные отношения со многими организациями и представителями сербской общественности. Представительство существует с 2015 года, в планах открыть представительство на Ближнем Востоке, скорее всего в Дамаске, может быть в Ливане. Пока мы аккредитовываемся и проходим все формальные процедуры в САР. На это уйдет некоторое время.
И еще рассматривается вариант Закавказского представительства. Скорее всего, если все сложится удачно, это будет Тбилиси. Не имея постоянных представительств, мы работаем на регулярной основе в Центральной Азии — это Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан. На Ближнем Востоке в Сирии и Палестине.
В Палестине в основном мы реализовываем образовательные проекты, у нас есть две подшефные школы — одна для мальчиков, другая для девочек. Там преподают наши педагоги, и мы периодически осуществляем методическую, материально-техническую поддержку. В школе для девочек мы поставили солнечные батареи, тем самым решив кучу проблем. Электричество в стране дорогое, теперь же школа обеспечивает себя электроэнергией самостоятельно, что позволяет существенно снизить постоянные издержки, а сэкономленные средства направлять на другие нужды.
В свое время мы реализовали проект учебника русского языка как иностранного для арабских школьников. Это первый учебник такого плана, который оказался очень востребованным. Мы его опробовали и ведем подготовку второго издания с учетом всех замечаний и нюансов. Думаю, что в этом году мы постараемся его запустить.
— Я видела на вашем сайте — идет сбор средств на помощь Кубе, то есть с Латинской Америкой вы тоже работаете?
— Мы не практикуем открытые сборы, и это нестандартный для нас проект, запущенный совместно с Обществом российско-кубинской дружбы. С их стороны поступило обращение помочь реализовать проект по сбору и отправке гуманитарной помощи, а мы выступили логистическим оператором и площадкой для сбора средств. Помогли с закупкой всех необходимых медикаментов, потому что у нас есть опыт, у нас много партнеров и мы понимаем, где это можно качественно закупить и как быстро отправить.
В Африке мы тоже больше выступали гуманитарным оператором, реализовывая проекты в Гвинее, отправляя туда гуманитарную помощь в составе российской делегации в Центр по борьбе с Эболой. В Латинскую Америку отправляли тест-системы, медикаменты, медицинское оборудование уже во время пандемии.
— Имели ли место во время вашей практики чрезвычайные, нестандартные ситуации, в которые попадали ваши сотрудники, волонтеры?
— Слава богу, нет. Я уже говорил, что когда приходит запрос или когда мы сами видим проблемную зону, где нужно помочь, то всегда основным вопросом является безопасность.
— РГМ, насколько я знаю, проводит курсы для журналистов, где как раз таки и учат основам безопасной работы в зонах конфликтов.
— У нас курс по основам безопасности работы в чрезвычайных зонах и зонах вооруженных конфликтов. Он реализуется для двух целевых групп. Первая — журналисты, и вторая — это волонтеры. В 2015 году, когда мы перезапускались, Евгений Примаков, основатель, идеолог, вдохновитель, а в прошлом и руководитель РГМ, предложил идею организации таких курсов. Мы прекрасно помним, что происходило тогда в Сирии, на Юго-Востоке Украины, когда погибали журналисты или возвращались ранеными. Евгений Примаков сам журналист, и, конечно, ему была близка эта проблема. Тогда и появилась идея сделать курс для журналистов. Мы проанализировали причины трагедий. Журналисты — это люди пытливые с низким порогом страха, которые в погоне за информацией забывают о собственной безопасности. И тогда мы разработали курс, куда пригласили специалистов по военному делу, психологов. У нас участвуют в подготовке курса в том числе профессиональные постановщики батальных сцен.
— Коллеги отзывались о курсе как о весьма экстремальном…
— Я бы не назвал его экстремальным. Экстрим бывает разным, мы же пытались сделать курс максимально реалистичным. Какие-то вещи прописываем из опыта наших специалистов. Мы много опросили и военных, и журналистов с опытом военкоров, и спасателей.
Потом, когда в стране начался подъем волонтерского движения, мы наблюдали, что волонтеры, те, кто приезжают добровольцами в зоны чрезвычайных ситуаций, не всегда готовы, не всегда адекватно оценивают ситуацию. Имея опыт написания курса для журналистов, сделали курс и для волонтеров с поправками на то, что там меньше ситуаций, связанных с вооруженными конфликтами. И с 2015 года этот курс также проводится на регулярной основе.
А с 2017 года курс для журналистов мы проводим в паритете с Международным комитетом Красного Креста и выдаем соответствующий сертификат. Красный Крест высоко оценил проработку этого курса. Оба курса — бесплатны для участников. Волонтерские курсы мы проводим, как только появляется возможность, например целевая грантовая поддержка, а курс для журналистов — регулярно.
— Какие главные задачи вы перед собой ставите в перспективе, к чему стремитесь, если отвечать на этот вопрос глобально?
— Мы бы хотели встать в один ряда с такими организациями, как Международный Красный Крест, «Врачи без границ» и другие, кто работает на международном гуманитарном треке. Мы молоды, полны сил и амбиций, и мы привлекаем все больше и больше желающих в наши ряды. Мы себя видим не просто как формальная организация, организация де-юре, но еще и как институция со своей миссией, философией и масштабными задумками.