Сергей Летов, известный джазовый саксофонист и импровизатор, старший брат Егора Летова, оказавший влияние на его творчество, недавно впервые побывал в военном Донецке, выступив в рамках Года русской культуры с концертом и показом первого российского полнометражного фильма «Оборона Севастополя», музыкальное сопровождение которого он создал вместе со своим партнером Владимиром Голоуховым. Сергей Летов рассказал в интервью EADaily, почему для него было важно показать «Оборону Севастополя» на Донбассе, а также поделился своими впечатлениями о Донецке послевоенном.
— Сергей Федорович, вы первый раз были в Донецке, поделитесь впечатлениями?
— Я был не в первый раз в Донецке, я бывал в Донецке и до этого, выступал с группой «Цирроз» где-то в году 2010−2011-м. Чуть позже я был на фестивале электронной музыки. Так что есть с чем сравнивать, я был в самый высший пик цветения Донецка при Януковиче. Конечно, сейчас он выглядит значительно более мрачно, но центр города красив, как и прежде. Бульвар Пушкина выглядит вообще замечательно.
Я фотографировал, как женщины гуляют с колясками, а дети играют на детских площадках. Открыты летние веранды, в кафе много людей. Вроде бы все благополучно, и среди этого всего вдруг встречаешь мемориал Александру Захарченко, который в одном из этих кафе был взорван, — как напоминание о том, что война близко.
Меня свозили в Киевский район, я видел здание разрушенной Торгово-промышленной палаты, изрешеченное снарядами от «Градов», «Ураганов» и мин. Весь Киевский район, особенно Киевский проспект и взорванный мост на аэропорт, оставляют тягостное впечатление.
— Впечатлила вас разница между центром и окраиной? Чувствуется ли атмосфера военного города? Настроения, может быть, случайно услышанные разговоры людей между собой?
— Я разговоры людей услышать не мог, но даже в центре это чувствуется. Здание областной администрации, которое мы обошли вокруг, спереди выглядит очень хорошо, а его задняя часть кажется необитаемой — мешки с песком, колючая проволока на первом этаже в окнах. На здании республиканской картинной галереи масляной краской стрелка «Убежище». И вот эти стрелки «Убежище» есть и в филармонии. Они указывают, куда в случае чего нужно бежать спасаться. Но сама филармония выглядит хорошо, все отремонтировано, отреставрировано. Получше выглядит, чем здания филармоний в большинстве российских провинциальных городов.
— Вы в филармонии выступали?
— Да. Сначала была организована творческая встреча, что-то типа пресс-конференции, где вопросы задают все присутствующие. Она была со свободным входом, а на следующий день был несколько необычный для меня формат. Я привык к тому, что я показываю просто немое кино с озвучкой — и этого достаточно, но директор филармонии сказал, что у них не принят такой формат. Фильм с его точки зрения короткий, 59 минут, и это маловато для выступления артиста. У них принята программа на два часа, поэтому и мы сыграли два отделения. Легкую инструментальную программу вместе с моим партнером Владимиром Голоуховым — в первом, а вот во втором отделении был фильм «Оборона Севастополя».
Я, может быть, слишком пространно стал рассказывать об истории создания фильма, об истории кино, о так называемом немом кино, которое на самом деле всегда было музыкальным. И никогда не было немым, просто не умели записывать синхронную звуковую дорожку, а демонстрацию фильма сопровождали в те годы музыканты.
И когда я рассказывал, из зала последовали крики: а нельзя ли поскорее фильм показывать? Мне потом объяснили, что концерт начался в пять часов, а в некоторые районы Донецка последние автобусы уходят в семь, люди хотели досмотреть до конца и поэтому меня несколько поторапливали. Но мы показали фильм, и концерт, наше первое отделение. «Оборона Севастополя» — фильм 1911 года Александра Ханжонкова — это местный культурный герой — и Василия Гончарова. Зрители слушали с большим интересом, очень приветствовали.
Работу над фильмом мы начали где-то в 2007—2008 годах, а в 2011-м федеральный телеканал «Культура» к 100-летию фильма заказал нам сделать звуковое сопровождение. Мы записали на телестудии звуковую дорожку, синхронизировали ее, и теперь фильм с нашим звуковым сопровождением показывают периодически по каналу «Культура». Это первый российский фильм — и он о поражении в войне. Принимали нас очень хорошо.
Когда после демонстрации фильма люди встали, кричали и аплодировали, я, чтобы подбодрить их, сказал, что работать над озвучкой этого фильма мы начинали, когда Севастополь был еще в составе Украины, а теперь Севастополь наш! И зал встретил это ликованием восторга. Я думаю, что мы сделали хорошее дело.
Часто нам говорили: «Спасибо, что вы к нам приехали, к нам никто не приезжает». Это, конечно, очень горько, за все время я видел в на улицах афиши только Джанго. Обычно, приезжая в провинцию, я вижу там десятки афиш разных гастролеров. Все расписано, каждый день кто-то выступает. В Донецке, к сожалению, этого нет. Но я знаю, что на следующий день тоже выступал российский музыкант — баянист из Красноярска вместе с местным симфоническим оркестром. Так что, конечно, эти слова не надо понимать буквально — «никто не приезжает», но люди хотели бы, чтобы российские артисты приезжали почаще.
— Вы по идейным соображениям приехали, хотели поддержать?
— В каком-то смысле да. Я очень много раз пытался показать этот фильм в Крыму и в Севастополе, и в Крыму мне не удалось показать фильм до сих пор.
Понятно, что в украинские времена мечтать об этом не следовало, хотя я пытался, но интересно что и в постукраинские времена у местных культурных организаций тоже не возникает желания сотрудничать.
В Севастополе мне удалось показать благодаря поддержке крымского бизнесмена Одиссея Пипии, который возглавляет Фонд поддержки развития науки и культуры в Крыму. Он договорился с Министерством культуры Севастополя о показе этого фильма, и там прошел очень яркий показ.
Ну и мне казалось, что очень хороший прием фильма был в Волгограде, меня возили по городу, показывали Дом Павлова. Для волгоградцев, родители которых пережили штурм и разрушение города, это живо в народной памяти, и этот фильм был там важен. Мне казалось, что и в Донецке показать «Оборону Севастополя» — это правильное дело. Я планировал его показать еще в 14 году, но по независящим от меня обстоятельствам мне это сделать тогда не удалось.
В 2014 году обсуждалось, что это выступление будет в парке — в первом отделении выступит пианистка Валентина Лисица, а во втором отделении, когда стемнеет, покажут «Оборону Севастополя, или Воскресший Севастополь», как этот фильм правильно называется. Тогда мне не удалось это сделать, но я семь лет настаивал, что хочу приехать именно с живым музыкальным сопровождением этого фильма. И когда за это дело взялась филармония при поддержке Русского центра, все получилось. Технически все было организовано хорошо, прямо идеально — и аппаратура, и звук, — и мне не в чем никого упрекнуть.
— Вас впечатлило, что в Донецке так развивается культура?
— На творческой встрече как раз люди задавали вопрос: «Как вы думаете, с чем связано то, что после начала военных действий посещение филармонии увеличилось?» Мне кажется, это связано с тем же, почему премьера Седьмой симфонии Шостаковича состоялась в блокадном Ленинграде. Филармония работала во время Великой Отечественной войны, в блокаду, когда люди падали на улицах, умирая от голода. Наверное, тяга людей к культуре обусловлена тяжелыми жизненными ситуациями. Это предъявляет высокие требования к артисту, который хочет приехать в Донецк.
— Как другая реальность, надежда на то, что другой мир возможен…
— Дает силы, чтобы сопротивляться и выживать в этих невеселых условиях.
— О брате спрашивали? Его очень любят на Донбассе.
— Конечно, спрашивали, я там, помимо пресс-конференции, которую организовывала филармония, дал два интервью. И конечно, много вопросов было о брате и предполагаемом музее-квартире в Омске. Конечно, задают вопросы о брате, всегда задают, практически каждое интервью не обходится без вопросов о нем.
— Возвращаясь к фильму: как делать озвучку, как это приходит, что важно учитывать, как правильно передать при помощи музыки настроение фильма?
— Я начал озвучивать первоначально немецкие немые фильмы где-то в середине 90-х годов, это были протофильмы братьев Складановских — последовательности нескольких кадров, пять микросюжетов. Складановские сняли их в Берлине, сняли еще до «Прибытия поезда», который считается первым фильмом, и я делал мультимедийный проект в 1995-м по заказу Гете-института, с попытками какой-то видеографики на примитивном компьютере того времени со сложной программой, включавшей хореографию, проекции. Впоследствии мы с Алексеем Борисовым озвучивали фильм «Фауст» — в 96 году начали.
У меня сформировалось два основных принципа озвучивания. Есть вариант, когда я беру на себя создание канвы, некой структуры звуковой, и мне нужен солист, который бы наполнял ее содержанием. Который бы мог, глядя на экран, вносить некоторый элемент непредсказуемости, но бывает вариант, когда как раз солистом являюсь я, а канву готовит какой-то другой музыкант, электронный или не обязательно электронный.
Это может быть ансамбль ударных инструментов, например. Здесь нет готового решения, — как правило, все зависит и от фильма, но вот это перераспределение, кого пригласить, с кем играть, какие будут инструменты, — это основной композиционный замысел. Что использовать, как трактовать тот или иной фильм… Но в любом случае я отталкиваюсь от конкретного фильма, а не от музыки, музыка идет за изображением.
В «Обороне Севастополя» моя роль вообще не очень велика. Мне кажется, что намного важнее то, что играет на MIDI-вибрафоне мой партнер Владимир Голоухов. Это один из немногочисленных фильмов, которые я озвучиваю исключительно вместе с Голоуховым. Я никогда не пытался показывать этот фильм и озвучивать его самостоятельно или с кем-то другим. Такой у нас тандем, мы нередко вместе работаем над сопровождением немого кино.
К некоторым фильмам я пытался делать музыкальное сопровождение с разными музыкантами, получаются как бы разные версии, порою очень непохожие. Но вот «Оборону Севастополя» сопровождаю только с ним. Я в сопровождении к этому фильму не играю на саксофоне. Саксофон я брал с собой в Донецк, но для первой части концерта.
В сопровождении к фильму я играл на электронном духовом инструменте Roland Aerophone AE10G, флейте, использовал MIDI-контроллеры и компьютер, манипулировал при их помощи разнообразными киношумами, семплами. У меня создана звуковая партитура, и в основном она сложилась в 2007 году, а эти 14 лет приблизительно я ее слегка модифицирую. Это шумы моря, крики чаек, цикады, все, что связано с войной и выстрелами, некоторые готовые музыкальные номера. Например, там есть сцена совещания британских и французских офицеров, и вот я использую в ней марши британские и французские разного времени. На флейте я играю в значительной степени только в последних сценах фильма, когда показывают ветеранов Севастополя 1911 года.
А на электронном духовом инструменте играю в основном звуками трубы, преимущественно в военных сценах — атаки, боевые действия. Говорить о музыке не очень просто, особенно если эта музыка не вполне традиционная. Но канал «Культура» достаточно уверенно чувствует себя для того, чтобы доверять создание музыки для первого русского фильма современным русским музыкантам- импровизаторам. Мне кажется, это достаточно сильный ход со стороны руководства телеканала.
— Есть ли какая-то нереализованная мечта, проект, над которым вы или работаете, или хотите начать работу?
— Я хотел бы показать «Оборону Севастополя» в Крыму. Например, в Ливадии, в царской резиденции, где была премьера фильма. Фильм был показан царской семье, он создан по высочайшему изволению Николая Второго, который вообще увлекался фотографией и хотел, чтобы этот фильм был снят до празднования 300-летия дома Романовых. Я сам не монархист, но мне кажется, что исторически это было бы верно.
Но пока мне это не удалось, и, что касается этого проекта, то это до сих пор нереализованная мечта. В Севастополе состоялся очень удачный показ, в первом отделении там были нахимовцы, люди в мундирах того времени, театрализованное представление, выступали фольклорные ансамбли, дети читали стихи об обороне Севастополя 1854 года. Хотелось бы показать этот фильм в Крыму.
Еще мне хочется восстановить ансамбль «Саксофонная мафия», или «Сакс-Мафия». Я лелею надежды свозить или эту «Сакс-Мафию», или «Оборону Севастополя» во Владивосток. Ну и нереализованная мечта, которая скоро реализуется я надеюсь, — это выступление моего ансамбля «Три"О»» на фестивале в Коктебеле, я надеюсь в августе показать там его, это мой коллектив, который сформировался еще в 1985 году. Мы посылали заявки на этот фестиваль лет 25 — и по разным причинам нам выступить там не удавалось. Но если очень долго ждать, то можно дождаться и исполнения желания.
— А что это за «Саксофонная мафия»?
— «Саксофонная мафия» — это импровизационный квартет, в котором играют музыканты из разных городов, создал его Эдуард Сивков, саксофонист из Вологды, который переехал и теперь живет в Севастополе, где-то на мысе Фиолент, там также играет Николай Рубанов, саксофонист группы «Аукцион», Юрий Яремчук, саксофонист из Львова, который теперь живет в Подмосковье, и я. Вот такой саксофонный импровизирующий квартет, стилистически это между джазом и роком, между фри-джазом точнее. Но нам трудно теперь даже собраться. Это не коммерческая музыка, не попс. У нас большие саксофоны — их много, на коллектив 3 баритон-саксофона, бас, 3 тенор-саксофона, четыре сопрано-саксофона, альт и др. Мы уже несколько лет не выступали вместе таким составом, но я надеюсь, что, может быть, в этом или следующем году мне удастся «Сакс-Мафию» реанимировать и куда-нибудь съездить сыграть квартетом.
— Почему вы выбрали импровизационную музыку, в чем ее очарование для вас? Потому что это живая музыка? Ее заново проживаешь?
— Это вопрос из разряда «почему вы любите жить, почему вы любите женщин, а не мужчин?». Это примерно такой же вопрос — вопрос по степени осмысленности. Я отвечу: не знаю, это моя жизнь, я вот занимаюсь импровизацией всю жизнь. Ну вот бывают такие странные люди!
— Я была на концерте одной известной группы, и музыкант начал повторно петь куплет, который он до этого исполнил, то есть настолько песня закостенела, потому что он ее тысячу раз уже исполнял, стала монументом. Вот в импровизации такое невозможно. В этом ее прелесть?
— Наверное да, ведь импровизаторы тоже разные бывают и в разном состоянии сознания играют. Раз на раз не приходится, но это скорее проблемы ситуации. В разговоре мы говорим же своими словами, конечно Толстой, Достоевский или Чехов написали и сказали бы лучше, но мы почему-то с вами все равно разговариваем, а не просто цитируем Толстого, Достоевского, Чехова или Бунина. Зачем-то мы с вами говорим своими словами. Вот так же обстоят дела и с музыкой. Музыка — это речь, и когда-то — до эпохи романтизма — музыкант был прежде всего импровизатор, это не был исполнитель чьей-то воли.
Но вот в Европе произошла научно-техническая революция, и началось значительное разделение труда. Одни люди стали хозяевами жизни, они думают за всех, а другие просто исполнители их воли. Вот так и получается, что одни люди композиторы, они сочиняют, а другие просто на музыкальных инструментах реализуют их замыслы, это вполне соответствует европейской модели. Если мы возьмем, например, музыку Индии, или музыку Китая, или музыку Японии, то там не окажется такого разделения на композитора, который не умеет играть ни на чем, а только записывает текст, и исполнителя, который не может ничего придумать, но зато может хорошо прочитать написанное.
Эта ситуация, в которой музыкант является или исполнителем, или композитором, не универсальная мировая ситуация, это западноевропейская, причем и в западной традиции только последние 250−300 лет ситуация именно такова. Еще в XVIII веке зачастую композитор каденцию к концерту не выписывал, каждый солист придумывал свою и по-своему играл. Это достаточно глубокие и сложные вопросы.