Американское издание The Washington Post сообщает, что за кибератакой на иранский порт Шахид Раджай, расположенный недалеко от Бандар-Аббаса, у входа в Ормузский пролив, стоит Израиль.
9 мая грузопоток в порту Шахид Раджай внезапно прервался: все компьютеры, обслуживающие этот порт, перестали нормально работать. Через день глава Управления портов Ирана Мохаммад Растад сообщил, что в последние дни была предпринята хакерская атака против порта Шахид Раджай. «Кибератака не смогла пробить защиту компьютерной системы Управления портов, но нанесла ущерб системам действующих в порту частных компаний. Мы уделяем значительное внимание вопросам многослойной компьютерной безопасности, постоянно ее усовершенствуем», — утверждал он. Растад говорил, что атака не смогла помешать нормальной работе порта и подчеркнул, что она не повлияет и на судоходство в районе Ормузского пролива. Он также дал понять, что за хакерами стоит враждебное Ирану государство.
По мнению источников издания The Washington Post, израильская кибератака была ответом на иранскую кибератаку на систему водоснабжения Израиля, осуществленную в апреле 2020 года. При этом иностранный эксперт заявил, что израильская атака была «очень точной» и ущерб иранскому порту был более серьезным, чем говорилось в официальных отчетах Управления портов Ирана. The Washington Post опубликовал спутниковые снимки, на которых видно, что 9—12 мая на подъездах к порту Шахид Раджай образовались долгие автомобильные пробки, чего, как правило, в прошлом не происходило.
Правительство Израиля не заявляло об ответственности за кибератаку против иранского порта. (newsru.co.il)
Портал 9tv.co.il опубликовал аналитическую статью израильского публициста Александра Непомнящего, под заголовком «Как стратегический треугольник Израиль — Греция — Кипр меняет Ближний Восток».
Развитие отношений с Грецией и Кипром наряду с формированием других региональных альянсов — важнейший национальный интерес Израиля, укрепляющий наш статус в сфере безопасности, в политическом и экономическом отношениях. Схема трехсторонних встреч между лидерами ближневосточных стран сложилась в последние несколько лет по инициативе двух греческих лидеров: бывшего премьер-министра Греции Алексиса Ципраса и президента Кипра Никоса Анастасиадиса.
Им удалось действовать сообща несмотря на очевидные различия в идеологических позициях: в то время как Анастасиадис — классический правоцентрист, Ципрас — убежденный представитель радикальных левых кругов.
Первые трехсторонние контакты такого рода греки начали осенью 2014 года с президентом Египта Абдель-Фаттахом ас-Сиси, организовав с тех пор еще шесть подобных встреч, последняя из которых состоялась минувшей осенью.
В том же формате с января 2016 года стали проводиться встречи с премьер-министром Израиля, седьмая из них состоялась этой зимой при участии уже нынешнего премьер-министра Греции Кириакоса Мицотакиса и завершилась подписанием в Афинах соглашения о прокладке газопровода EastMed — из Израиля в Европу.
Аналогично были налажены связи греческих лидеров с иорданским королем Абдаллой, первая трехсторонняя встреча с ним прошла в Никосии в январе 2018 года. Заметим, что по крайней мере на декларативном уровне греки сообщили о готовности провести подобные встречи также с лидерами Ливана и Палестинской автономии. Однако на деле этого так и не произошло, то ли из-за несостоятельности руководства упомянутых регионов, то ли из-за отсутствия в этом практического смысла для греческих руководителей.
Трехсторонние встречи на высшем уровне традиционно завершаются подробными совместными заявлениями, в которых подчеркивается потенциал ближневосточного сотрудничества, упоминается общее историческое наследие и намечаются возможные направления последующей деятельности, главным образом в экономической сфере — прежде всего в вопросах развития и использования энергетических ресурсов. Одновременно там обсуждают угрозы и вызовы региональной стабильности, в том числе терроризм и нелегальную миграцию, усугубляемую событиями в арабском мире — в первую очередь войной на территории бывшей Сирии.
Характерно, что аспекты совместной деятельности в сфере безопасности в публичных заявлениях либо вовсе не упоминаются, либо затрагиваются лишь косвенно. На практике же именно в этой сфере в последние годы были сформированы новые и важные модели сотрудничества, в том числе целый ряд совместных военных учений Израиля, Греции и Кипра. Примечательным стало также заявление министра обороны Греции о намерении инициировать в будущем совместные военно-воздушные учения с участием коллег из Израиля и Египта.
При этом (по крайней мере в трио израильтян, греков и киприотов) одними встречами на высшем уровне дело отнюдь не ограничивается. Конкретные темы, поднятые в рамках совместных заявлений, преобразуются в активную трехстороннюю деятельность: обсуждения на уровне министров, а также регулярные встречи профессиональных и парламентских рабочих групп. Масштабные и частые — иногда по несколько раз в месяц — мероприятия не только развивают партнерские отношения между странами, но и придают им в долгосрочной перспективе стратегическую глубину.
Мотивы и результаты
Обстоятельства, при которых сложился формат этого ближневосточного стратегического сотрудничества, напрямую связаны (даже если об этом и не говорится прямо) с сочетанием трех определяющих геополитических факторов.
Прежде всего, решающую роль здесь сыграл приход к власти в Турции в 2002 году Реджепа Тайипа Эрдогана, а также постепенные, но существенные изменения, произошедшие в концептуальной и стратегической ориентации этой страны. В Афинах и Никосии Турцию и раньше воспринимали как враждебное государство, однако на фоне того, что было вполне оправданно расценено как стремление к региональному лидерству в откровенно исламском духе, прежние опасения возросли еще больше. Политическая стратегия Эрдогана, иногда определяемая как «неооттоманство», стала едва ли не самой серьезной угрозой для стабильности египетского и иорданского режимов, равно как и для жизненно важных интересов Израиля, будь то в Газе или в Иерусалиме. К слову, повлияла она и на усугубление конфликтов на территории бывшей Сирии.
К этому следует добавить экономические трудности, с которыми столкнулись сначала Греция, а затем и Кипр, оказавшиеся вовлеченными (в значительной мере не по своей вине) в финансовый кризис. Суровая реальность, продемонстрировавшая обеим странам глубокую зависимость от нового европейского политэкономического порядка (и прежде всего от Германии), подтолкнула их к поиску независимой стратегической позиции, в частности, опирающейся на несвязанное с ЕС партнерство в Восточном Средиземноморье в области экономики и политики, а также в сфере безопасности.
Наконец, важное, хотя и косвенное, влияние оказал продолжающийся в арабском мире кризис, который, на фоне ужасов, происходящих в Сирии и других арабских регионах, вряд ли заслуживает своего первоначального названия — «арабская весна». Одним из его прямых и самых серьезных последствий для Восточного Средиземноморья стал вал нелегальной миграции (по большей части из Сирии и Ливии), другим же — возможно менее заметным, но при этом даже более значительным — продолжающаяся борьба за власть в Египте — крупнейшем и наиболее важном из арабских государств. К этому также следует добавить сокращение стратегического присутствия в регионе США, на фоне активного стремления Китая, России, и прежде всего Ирана заполнить возникающий вакуум, извлечь из этой ситуации выгоду и укрепить свой статус, что в частности повлекло за собой возникновение российских и иранских военно-политических позиций на сирийском побережье Средиземного моря.
В свою очередь, Израиль, по своим собственным соображениям, стал расширять дипломатическую деятельность на высшем уровне, осознав исключительную историческую возможность для прорыва в отношениях с ключевыми игроками на международной и региональной арене, включая Грецию, Кипр и ряд арабских стран, разделяющих израильские опасения по поводу важнейших региональных угроз.
Непосредственным же толчком к формированию прочного стратегического партнерства между Иерусалимом, Афинами и Никосией стала цепь событий, случившихся летом 2013 года, в ходе которых президент Египта, представитель «Братьев-мусульман»* Мухаммед Мурси был смещен, а его место занял генерал Абдель-Фаттах ас-Сиси. Стоит напомнить, что выступление армии против Мурси произошло на фоне масштабного народного движения протеста «Тамруд» («Восстание»), которое вывело на улицы миллионы людей, несогласных с продолжением власти «Братьев-мусульман»*. Тем не менее, вмешательство военных вызвало резко негативную реакцию в политических институтах ЕС в Брюсселе и у администрации Обамы в Вашингтоне. Последний и вовсе одобрял приход «Братьев-мусульман»* к власти в Египте (и политическую позицию Эрдогана, представляющего по сути турецкий вариант того же движения), видя в них этакую «исламскую демократию», способную якобы стать ответом «Аль-Каиде»* и прочим радикальным исламским группировкам.
Напротив, в Греции, причем даже среди левых, ставших в свое время жертвами преследований со стороны военной хунты, а уж тем более на Кипре и в Израиле, позиция, занятая Вашингтоном и Брюсселем по отношению к ситуации в Египте, была воспринята как легкомысленная и опасная поддержка политических сил, действующих в том же русле, что и Эрдоган. В Никосии и Афинах всерьез обеспокоились из-за того, что эти силы попытаются окончательно разрушить остатки существующего политического порядка в восточной части Средиземного моря. Разделяемое всеми тремя странами несогласие с позицией ЕС и администрации Обамы стало важным катализатором дальнейшего их сближения.
Ну и, разумеется, дополнительным аспектом, способствовавшим укреплению отношений между странами в последние годы, стала возможность совместной эксплуатации газовых ресурсов в восточном Средиземноморье, включая создание газопровода, соединяющего месторождения Израиля и Кипра с Грецией, а затем идущего в Италию. Или же позволяющего вырабатывать электроэнергию на Кипре, передавая ее затем по подводному кабелю в Европу.
Наряду с соглашениями об экспорте израильского газа в Иорданию и Египет, поставки которого уже начались в декабре 2019 года, этот проект стал основой для масштабной перспективы энергетической интеграции по схеме: «три плюс три» (Израиль, Греция, Кипр, Египет, Иордания, Италия), с возможным в будущем подключением стран Адриатического бассейна (Албании, Черногории, Хорватии). И кто знает, может статься, со временем даже и Турции.
Прямым стратегическим результатом описанного сближения между шестью странами стало то, что Израиль экономически закрепил и упрочил мирные договора с наиболее важными соседями — Египтом и Иорданией, расширив «набор инструментов», позволяющих поддерживать стабильность в обеих этих арабских странах.
Ясно, что подобная энергетическая интеграция способна помочь восстановлению экономики Греции и Кипра, в целом она укрепляет и весь региональный лагерь, разделяющий озабоченность по поводу экспансионистской политики Турции и Ирана.
Но вдобавок ключевая роль Израиля как главного регионального энергетического поставщика успешно нейтрализует враждебные усилия со стороны лидеров палестинских арабов и некоторых других сил, направленные на международную изоляцию еврейского государства, избавляя израильское общество от страхов, способных привести к фундаментально ошибочным политическим решениям.
Фактически не уступая и не отступая, Израиль добивается на этом пути признания в качестве страны, способствующей региональной стабильности и укрепляющей ее.
Более того, Израиль на этом пути приобретает союзников (пусть и неформальных) внутри Евросоюза. Стоит напомнить, что согласно законодательству ЕС, внешнеполитические решения там принимаются единогласно. Иными словами, у каждого из входящих в ЕС государств есть по сути «право вето» по вопросам внешней политики. Таким образом, сближение с государствами из ЕС позволяет заблаговременно торпедировать антиизраильские заявления и шаги, регулярно продвигаемые во внутренних дискуссиях некоторыми другими странами Евросоюза.
И, наконец, еще одним, возможно, менее практичным, но крайне важным аспектом подобной интеграции является углубление средиземноморской принадлежности нашей страны в контексте исторического определения региона и самоопределения Израиля как национального государства, воссозданного на древней родине еврейского народа.
Через семьдесят лет после своего возрождения Израиль по своей культуре и образу жизни и в самом деле является интегральной частью средиземноморского региона и его залитых солнцем пейзажей, воспетых в своих книгах как европейцами вроде Альбера Камю, так и некоторыми из наших поэтов и писателей.
Перевод этой связи на геополитический язык, признание Израиля с его национальной идентичностью неотъемлемой «частью ландшафта», а не чужеродным элементом, является нашим сущностным национальным интересом в самом глубоком смысле этого слова.
Достижение же этой цели может быть осуществлено как в рамках инициированного в 2008 году масштабного проекта «Союз во имя Средиземноморья» (UfM), ставшего продолжением так называемого «Барселонского процесса» 1995 года, так и через последовательное максимальное расширение нынешнего тройственного израильско-эллинского союза.
Еще одна грань в двойном треугольнике?
Обсуждение перспектив газового экспорта подтолкнуло Израиль и его партнеров к интенсивному диалогу с правительством Италии. К слову, и разработкой месторождения «Зохр» на египетском шельфе примерно в эти же годы (2016-й) занялась как раз итальянская энергетическая компания ENI.
Так Италия подключилась к изучению возможности транспортировки газа с Ближнего Востока на европейский рынок (который стремится, хотя бы частично освободиться от зависимости в российских поставках). Сотрудничество с одной из ведущих стран Европы облегчило Греции и Кипру продвижение проекта в кулуарах ЕС и укрепило позиции в противостоянии с Турцией (хотя они и ожидали от Италии более жесткой позиции в этом вопросе).
В свою очередь для Израиля углубление и развитие подобных связей с Италией, а тем более закрепление их в качестве регулярных и многосторонних консультаций, очевидно, является первостепенным интересом.
Хотя взаимоотношения между Израилем и Италией традиционно тесные и теплые, они отнюдь не застрахованы от влияния набирающих в Европе силу антиизраильских настроений, лоббируемых главным образом левыми европейскими партиями. Вместе с тем, пример успешного сотрудничества с греческим премьер-министром Ципрасом, представителем «Сиризы», одной из наиболее радикальных левых партий, наглядно показал, насколько понимание общности политических и экономических интересов способно нивелировать идеологическую предвзятость.
В случае Италии, наряду со стратегической перспективой экономических и политических выгод, дополнительным фактором сближения и преодоления политических разногласий стало осознание общих угроз, прежде всего, возможного возобновления массовой миграции из Северной Африки. Наибольшую тревогу в Риме вызывает ситуация в Ливии, которая была с 1911 года до Второй мировой войны итальянской колонией. На протяжении долгих лет Италия была едва ли не лучшим другом Турции в Европе, и, вероятно, главным лоббистом ее присоединения к ЕС.
Однако, поддержка Турцией «Братьев-мусульман»* в войне за политический контроль над Ливией привела к разрыву прежних отношений, четко позиционировав Италию как часть регионального «лагеря стабильности».
Наряду с Грецией и Кипром, Италия также оказалась в числе тех, кто был готов приветствовать смену режима в Египте. Неслучайно именно Рим стал первой западной столицей, которую посетил ас-Сиси в качестве президента в 2014 году. Еще большему сближению итало-египетских отношений (в котором, к слову, заинтересован и стремящийся к стабильности в регионе Израиль) способствовало открытие в начале 2016 года месторождения «Зохр».
Отдельно следует отметить примечательную историю осложнения в отношениях между Римом и Каиром в 2016 году, вызванного обстоятельствами смерти итальянского студента Джулио Регени, занимавшегося социологическими исследованиями в Каире.
Регени, судя по всему, был похищен и убит египетской полицией или службой безопасности. В начале 2016 года его тело со следами пыток было найдено брошенным в пустыне. Многочисленные попытки итальянцев добиться внятных объяснений от египетского режима результатов не дали. В итоге это событие серьезно подорвало отношения между двумя странами.
Но стратегические соображения, и в первую очередь необходимость сотрудничества в борьбе с террором и укрепления сил, выступающих против «Братьев-мусульман»* в Ливии, а также интересы влиятельной компании ENI, привели со временем к определенному снижению напряженности (и замене итальянского посла в Каире). При этом египетский режим после продолжительных опровержений признал, что Регени находился под наблюдением Службы общей разведки («Мухабарат»), в том числе по абсурдному подозрению в том, что он шпионил на Израиль.
Ясно, что на стратегическом уровне в интересах обеих сторон преодолеть последствия этой трагической истории. Вместе с тем, в сложившихся обстоятельствах это вряд ли возможно, пока египетский режим и прежде всего его силовые структуры практикуют маниакальную подозрительность и замалчивание.
Преимущества многосторонних рамок
Иными словами, египетская политическая культура остро нуждается в коренных изменениях. В том числе в основательном пересмотре глубоко враждебного — даже через 40 лет после подписания Кэмп-Дэвидских соглашений — отношения к Израилю.
Не исключено, что процесс такого рода может быть реализован лишь в более широких рамках, нежели двусторонние, и порой весьма напряженные, отношения между Израилем и Египтом. Может быть, хотя бы отчасти рассеять паранойю в Каире способна совместная принадлежность к структуре, продвигающей общие цели.
Более того, эффективный дискурс о важности искоренения фундаментальных недостатков египетской политической системы, от масштабных репрессий до проблематичного ведения войны с террором на Синае, скорее возможен с позиции равных партнеров, верных общим интересам, а не в виде «диктата сверху», как пытались действовать ЕС и администрация Обамы. Такой диалог вполне может вестись в рамках многосторонних, гибких и полуформальных встреч. А потому, наряду со всеми прочими соображениями, вовлечение Египта в подобный процесс, имеющий первостепенное значение для безопасности и будущего Израиля, уже само по себе является весомой причиной для создания такого рода форума.
Не исключено, что в перспективе формат многостороннего диалога может повлиять и на улучшение отношений с другим израильским соседом — Иорданией — «почетным членом средиземноморского клуба», обладающим выходом к морю исключительно через израильский порт в Хайфе. К слову, Иордания принимает сегодня участие во всех без исключения средиземноморских многосторонних форумах: «Средиземноморском диалоге» НАТО, «Барселонском процессе», «Союзе во имя Средиземноморья» и «Средиземноморском форуме» ОБСЕ. При этом, на фоне региональной иранской экспансии, вовлечение Иордании в структуры ближневосточного «лагеря стабильности» приобретает особое значение.
К слову, подобная полуформальная система контактов в западном Средиземноморье уже существует и ее удается поддерживать несмотря на острые и затяжные конфликты, вроде марокканско-алжирского конфликта в вопросе о Сахаре и даже продолжающейся гражданской войны в Ливии. Иными словами, речь отнюдь не идет о клубе единомышленников. Официальное название этой структуры — Форум западного Средиземноморья, однако в публикациях она больше известна как «Диалог 5+5».
Этот форум возник в Риме в 1990 году как ответ пяти европейских стран: Испании, Франции, Италии, Мальты и Португалии (к слову, формально не средиземноморской, а атлантической страны) на создание годом раньше, в 1989 году «Союза арабов Магриба» (AMU), объединившего Мавританию, Марокко, Алжир, Тунис и Ливию.
Согласно определению на веб-сайте форума, «Диалог 5+5 стал форматом встреч, для поиска взаимовыгодных решений общих проблем и улучшения интеграции стран средиземноморского бассейна в целом»
Встречи на высшем уровне лидеров «5 + 5» состоялись дважды в 2003 (в Тунисе) и 2012 (в Валлетте) годах, однако регулярные контакты министров иностранных дел и рабочих групп продолжаются постоянно. В числе обсуждаемых вопросов: миграция, безопасность, транспорт, туризм, образование, окружающая среда и возобновляемые источники энергии. Цель, как отмечается на веб-сайте этой структуры, состоит в поиске процессов, способных привести к конкретным результатам. Осуществляются же намеченные форумом проекты регионального сотрудничества через оперативные возможности базирующегося в Барселоне секретариата «Союза во имя Средиземноморья»
Разумеется, создание схожей структуры в восточном Средиземноморье, для начала, скажем, по уже упоминавшийся формуле: «три плюс три», несет в себе очевидные выгоды в сферах безопасности и экономики, отнюдь не только в контексте узкой египетской проблемы.
Фактически речь идет о естественном объединении всех тех трехсторонних процессов, что были запущены Кипром и Грецией с уже существующими двусторонними контактами между Израилем, Египтом и Иорданией, в том числе: газовым экспортом, поставками воды, использовании хайфского порта Иорданией и другими, менее афишируемыми шагами, направленными на сохранение региональной стабильности.
Ясно, что во многих случаях подключение к проектам дополнительных участников способно создать своего рода синергетический эффект, усиливающий их еще больше. В первую очередь это касается совместного продвижения проектов, прежде всего в сфере развития экономических и энергетических инфраструктур через «Союз во имя Средиземноморья», оказывающий финансовую поддержку лишь в рамках тех тем, которые объединяют страны по обе стороны моря. Однако формирование подобной структуры открывает возможность также и для обращения в институты ЕС в Брюсселе, способные инвестировать в транснациональные средиземноморские проекты еще большие финансовые средства.
Шансы такого развития событий увеличатся еще больше, если в рамки формируемой структуры удастся интегрировать Италию, а позже и государства Адриатического побережья, часть которых (например, Албания или Черногория), действуя в одиночку, сегодня вынуждены слишком долго «ожидать в приемных» брюссельских учреждений.
Вновь следует подчеркнуть, что речь идет о процессах региональной интеграции Израиля, не обусловленной крайне опасными геополитическими уступками, к которым нас пытались вынудить еще совсем недавно, убеждая, что, мол, без них мы неизбежно будем изолированы и подвергнуты остракизму.
Реальная политическая логика оказалась полностью обратной: именно создание прочной долгосрочной основы для регионального сотрудничества на Ближнем Востоке способно обеспечить большие шансы на достижение компромисса, который наряду с взаимными уступками принесет выгоду всем сторонам.
Стоит также отметить, что форум «три плюс три» вовсе не обязан стремиться к политической и экономической изоляции Турции. По крайней мере, до тех пор, пока тенденция нарастающей радикализации Анкары, все больше угрожающая стабильности региона, не вынудит к столь драматическим действиям.
Разумеется, предлагаемая структура будет иметь куда более четкий аспект партнерства (в отличие от «5 + 5», включавшего и Ливию в эпоху Каддафи), но это не значит, что дорога в него для Турции будет полностью закрыта.
Конечно, нынешняя политика Анкары не позволяет ей обрести свое место в подобных рамках, более того, надо полагать, сегодня это вполне соответствует и позиции самой Турции.
Вместе с тем, возможность ее интеграции, в том числе в области энергетики, должна оставаться открытой, пока существует надежда на политические перемены, способные переломить нынешнюю тенденцию
Однако прежде Турции придется отказаться от нынешней активной поддержки исламских радикалов и показать, что она предпочитает интеграцию языку угроз и подрывной деятельности, используемых сегодня против Греции, Кипра, Израиля, египетского режима и даже Иордании (в контексте борьбы за влияние на исламские институты Иерусалима).
Рекомендации
Интерес Израиля состоит в активном развитии трехстороннего союза с Грецией и Кипром во всех возможных направлениях, в том числе в сфере безопасности. Одновременно стоит углублять компоненты партнерства с Египтом и с Иорданией, как экономические, так и в сфере безопасности.
Ответственным за политическую стратегию Израиля в координации с коллегами из Греции и Кипра следует инициировать расширение нынешнего форума, основанное на осознании общих интересов: как с ближневосточными странами: Египтом и Иорданией, так и с европейскими государствами: Италией и другими потенциальными участниками.
Список общих интересов, который необходимо озвучить максимально полно, достаточно разнообразен: от стратегического противостояния угрозам, вызванным нынешней политикой Эрдогана, до взаимовыгодной эксплуатации средиземноморских углеводородных ресурсов. Все это придает огромное стратегическое значение установлению тесных связей, по возможности, закрепленных в регулярных, пусть и неформальных рамках многостороннего форума.
Общие цели стоит определять не по принципу «против кого» создается эта структура (Анкары), а с точки зрения открывающихся возможностей, создавая круг, в перспективе открытый также и для Турции, хотя ее фактическое вступление станет возможным лишь в случае принципиального отказа от той политической и идеологической линии, которую в настоящее время проводит Эрдоган.
Подобный форум способен также до некоторой степени повлиять и на сдерживание усиливающегося российского влияния в регионе. При этом не исключено, что в Москве создание структуры, укрепляющей ее традиционных друзей-греков и помогающей Египту противостоять «Братьям-мусульманам»* (признанных в России террористической организацией) может быть встречено даже с определенным пониманием. Вместе с тем, следует учитывать, что экспорт газа в Европу, даже в тех объемах, которые способен обеспечить Израиль, вряд ли вызывает в России энтузиазм и одобрение. В любом случае, по ходу развития форума важно поддерживать тесный контакт и с Москвой.
Важно поощрять правительство и Конгресс США к позитивной реакции и поддержке формирования средиземноморских рамок сотрудничества. Развивающаяся структура должна показать политическим и профессиональным эшелонам в Вашингтоне, что Средиземное море — это отнюдь не только морской маршрут для международного сообщения.
В целом для Израиля, как по политическим и стратегическим причинам, так и в свете концептуальных и культурных вопросов о собственной идентичности и месте в регионе, крайне важно как можно ярче и шире проявлять свою средиземноморскую принадлежность, укрепляя связи с соседями и формируя общую средиземноморскую идентичность в противовес панарабизму, радикальному исламу и антисемитским тенденциям, приобретающим в Западном мире все больший размах.
По материалам доклада полковника запаса др. Эрана Лермана, вице-президента Иерусалимского института по изучению вопросов стратегии и безопасности — JISS.
Автор: Александр Непомнящий. Источник: «Мида»
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ