Операция в Сирии не влияет на развитие ситуации в Донбассе и с геополитической стороны укрепляет мировые позиции России, а значит, позволяет ей с большей уверенностью действовать и на других направлениях. Об этом в Донецке в интервью корреспонденту EADaily заявил старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Михаил Рощин. Он также прокомментировал наступательную операцию в сирийском Идлибе и спрогнозировал усиление турецкой активности на ливийском направлении.
Какие прогнозы вы можете дать по развитию ситуации в Идлибе?
— В настоящее время происходит наступление сирийской армии при нашей поддержке, идет постепенное выдавливание радикальных сил, которые там в свое время скопились. Им помогали, их туда перевозили с тем, чтобы вывести из-под Дамаска, из района Алеппо и некоторых других городов. Там сейчас большая концентрация этих сил. У меня складывается ощущение, что Турция неслучайно активизировалась на ливийском направлении, потому что они туда сейчас перебрасывают боевиков из Идлиба. Тут главный вопрос в том, какие это боевики. Они говорят, что это хорошие, «наши протурецкие» боевики. На границе с Сирией в Турции были развернуты военные лагеря, где им дают переподготовку. Пока получается так, что боевики из Идлиба попадают каким-то образом в район Триполи. Всем очевидно, что Идлиб не удержать. Остается только одна провинция, где базируются антиправительственные силы. Никто не даст им создать там свою радикальную мусульманскую республику, их будут и дальше выдавливать. Но для самой Сирии это уже частный вопрос — маргинальный вопрос зачистки границ.
Однако в последние дни наметилось обострение российско-турецких отношений на фоне операции в Идлибе. Турки начали перебрасывать туда военные подкрепления. Они явно не намерены бросать на произвол судьбы своих сирийских друзей-боевиков из различных радикальных группировок и, прежде всего, из Хайат Тахрир аш-Шам, переформатированного объединения сирийского филиала аль-Каиды (запрещенные в России террористические организации — прим. EADaily). На этом фоне недоумение вызывает демонстративный визит Эрдогана в Киев и его приветствие во время официальной церемонии «Слава Украине!».
Так Турция смирилась с положением дел в Идлибе или еще нет?
— Ну как смирилась? Она заявила свои права на Триполитанию, западную часть Ливии. Она очень активно подключилась к этому вопросу, причем мы помним, как все это делалось. Решение об отправке военных сил принималось 2 января — тогда, когда весь мир отдыхал. Это же специально задумывалось, чтобы поставить перед фактом всех. И, главное, поставить перед фактом нашего президента, который 8 числа поехал на открытие Турецкого потока. Он же должен был проявлять определенную дипломатию. Так что Эрдоган очень удачный момент выгадал, принимая это решение.
Какие силы сейчас играют на этом пространстве, влияют на развитие ситуации в Идлибе?
— Основные силы — сирийская армия, наши силы, то есть авиация, военная полиция. Это уже фактически приграничная зона. Это локальные операции, которые будут продолжаться, но они выявили то, что Турция по существу не является нашим союзником, а лишь партнером, с которым всегда стоит быть настороже.
Почему США немного в сторону ушли от этой темы?
— Трамп давно об этом говорил, но это в принципе не его тема. Я имею в виду, что не он вводил войска. Сирия не такая богатая нефтедобывающая страна, это не соседний Ирак, это даже не Ливия. В Сирии нет таких богатых месторождений, они достаточно ограничены. У Обамы был политический смысл, вызванный противостоянием с нашим президентом. Мне кажется, он полез в Сирию по этим личным мотивам. У Трампа таких мотивов не было. Другое дело, что ему сразу было сложно что-то изменить. Он принял решение, но военные говорят — «как так, мы там уже сидим и зачем мы будет отсюда уходить?». Но это их обычная логика, процесс этот уже фактически завершен. Там остались совсем небольшие силы американцев.
Я в Дамаске интервьюировала сирийского генерала Турки Хасана. И у него прямо глаза гневом искрились, когда он называл фамилию Эрдогана. Он говорил, что России не нужно верить Эрдогану, что он всегда обманывает ее, не выполняет обещаний ведет свою игру. Насколько нам можно полагаться на президента Турции, выстраивая политику в этом регионе?
— Это дружба, конечно, в кавычках. Она связана с тем, что есть общие интересы. Турция до сих пор не признала правительства Асада. Иран признает. Он, может быть, своеобразный союзник, но надежный. Сейчас выяснилось, что именно генерал Касем Сулеймани приезжал в 15 году в Москву три раза встречался с Путиным, уговаривал его начать операцию в Сирии. В общем, сыграл большую роль. Сулеймани освобождал Алеппо, говорят, что именно иранские сухопутные силы и Сулеймани сыграли там большую роль. А Турция преследует свои интересы, руководствуется неоосманскими амбициями, поэтому они теперь и в Ливию хотя залезть. По крайней мере, дали об этом явно понять. Хоть большинство стран отрицательно на это смотрят. Непонятно, что это даст, сейчас реально есть две части Ливии достаточно разные. И как удастся выстроить единое правительство тоже непонятно, ведь сегодня почвы для такого правительства нет. Я говорю об этом как человек, который в свое время прожил полгода в Ливии. Там даже столицы разные. Бенгази в Восточной Ливии, Триполи в западной. При короле была как раз основная столица Бенгази. Это там, где сегодня находятся владения маршала Халифы Хафтара. И там больше стабильности, чем в западной Ливии. Но эта история надолго затянется.
Мне, как неспециалисту в этой теме, непонятно, что происходит. США своими последними действиями заявили о радикализации политики на этом направлении, показали, что они готовы на все, чтобы продемонстрировать, кто главный в этом регионе, но при этом вроде бы как от Сирии отказались. Произошло какое-то разделение сфер влияния в регионе?
— Я думаю, что какие-то закрытые консультации, безусловно, происходят. Может быть даже и не на уровне президентов, а на уровне экспертов. Мы знаем, что спецслужбы взаимодействуют между собой. Как мы знаем, Путин звонил перед новым годом и благодарил Трампа за то, что он помог двух игиловцев (ИГИЛ*- запрещенная в России экстремистская организация — прим. EADaily) найти. Они были раскрыты как раз по наводке ФБР. Такие вещи возможны. Но у американцев же остаются силы в Кувейте, а это территория, которая прямо граничит с Ираком, Саудовская Аравия тоже граничит с Ираком. В Бахрейне тоже военная база. Везде есть их военные базы, и они всегда могут их использовать. То, что несколько сот человек уйдет из Сирии, для них существенного значения не имеет.
По Ирану какую позицию займет Россия, как думаете? Это все же наш союзник. Будем ли мы его поддерживать, если конфликт между США и Ираном будет нарастать в будущем?
— Как вы помните, сразу после убийства Сулеймани Путин летал в Дамаск. И Путин и Асад делали там осторожные заявления. Мне кажется, они хотели не загонять ни одну из сторон в угол и добивались, конечно, если не примирения, то хотя бы компромисса. Жесткую позицию Трампа с убийством Сулеймани даже НАТО не поддержало. Столтенберг сказал, что они к этой операции никакого отношения не имеют. В Сирии у нас с Ираном сотрудничество оказалось реально возможно. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Я напомню, что в северной части Индийского океана и Оманском заливе перед самым новым годом проходили военно-морские учения России, Китая и Ирана, между прочим. Они прошли немного незамеченными из-за праздников, но вызвали переполох на Западе.
Мы сейчас находимся в Донецке, и я должна задать этот вопрос. Что вы ответите тем, кто считает, что мы зря влезли в Сирию и лучше бы направили все силы на донбасское направление, которое нам ближе и важнее по всем параметрам?
— Мне уже задавали этот вопрос. Он сложный, и я понимаю людей, его задающих. У меня есть знакомая, у которой семья живет в Авдеевке, и она туда не может попасть, а в библиотеке я познакомился с пареньком из Константиновки. Он примерно в таком же положении. Но что тут скажешь? Мне кажется, что были большие опасения, президент не сразу решился на операцию в Сирии, потому что не знал, какая будет реакция, не знал, насколько все это получится, достаточно долго выжидал. Но все получилось. Судя по всему, про Донбасс он не забыл.
Какие преимущества нам дает сирийская операция?
— Сирия — исторический центр ближневосточного региона, к нему всегда было привлечено международное внимание, теперь там сложилась новая конфигурация. Такие страны как Россия, Иран и примкнувшая к ним Турция оказались в состоянии без Запада решать этот вопрос. Западные державы были просто не у дел, и только со стороны наблюдали за тем, как развиваются события. Мне кажется, это очень важно. В отношении Донбасса я нахожу симптоматичной смену президента во Франции. Макрон старается сгладить углы. Парижская встреча — это результат его личных усилий, он за это боролся, давил на Украину, на Зеленского и в итоге получилось. Это последний военный конфликт в Европе. Если он будет урегулирован то на европейском континенте наступит спокойствие. Думаю, это всех заботит.
Ну я немного о другом. Люди говорят, что в Сирии мы из-за нефти, а на Донбассе и в других регионах наши люди, которых следует спасать.
— Сирия не та страна, где можно воевать за нефть. Там у нас другие приоритеты. Мы повели себя решительно в отношении Крыма и, конечно, по моему личному мнению, можно было и Новороссию более энергично поддерживать, особенно в самом начале. Но на первом этапе такой энергии не хватило. Были, видимо, опасения по поводу Обамы, который нервно реагировал на все действия России. А сейчас мы видим, что у Трампа на Украину идиосинкразия. Это явно та страна, которую он меньше всего любит, потому что весь импичмент на этом вырос. В американском военном бюджете военные поставки на Украину отсутствуют. До сих пор не назначен американский посол в Киеве. А это о многом говорит.
Почему вы приезжаете регулярно в Донбасс, что вас в нем привлекает?
— Я думаю, что Донбасс — это фронтир русского мира. Из истории видно, что он искусственным образом оказался в составе Украины и страдал в течение десятилетий от насильственной украинизации. Рано или поздно все это должно было закончиться. Я вообще на Донбассе и особенно в Донецке чувствую, что нахожусь у себя дома. Я вижу, как молодежь здесь живо интересуется и старается возрождать традиции русской литературы. Я специально, вернувшись в Москву, посмотрел, что происходит с русской литературой на Украине. Она сегодня фактически оказалась в гетто. С помощью принуждения навязывается литература на украинском. С ней вроде бы все неплохо, только читателей у нее практически нет. А ведь не забудем, что лучший русский писатель 20-го века Михаил Булгаков был киевлянином. Можно ли себе представить, что он мог бы появиться в современном Киеве!?
Кристина Мельникова, Донецк
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ