Демографическая статистика в России довольно четко показывает формирование агломераций не только вокруг столиц, но и крупнейших городов-миллионников. Процесс этот происходит эволюционным образом, так как государство пока не реализует целенаправленных программ для «собирания» населения вокруг наиболее развитых экономических центров. С Евгением Поляковым, политологом и исследователем демографических процессов из Воронежа, разбираем новые тренды в миграционных процессах в России.
— Если мы чисто умозрительно уберем из списка городов, существенно увеличивших численность населения, Москву, то, скорее всего, из двух миллионов «прибытка» останется, может, миллион или того меньше. Сколько набирают, кроме Москвы, другие города — лидеры списка?
— Для начала следует сказать, что мы рассматриваем данные текущего учета Росстата только по городам с численностью населения более 100 тыс. чел. Следовательно, примерно треть городского населения из малых городов (от 5 до 99 тыс. чел.), рабочих поселков и поселков городского типа тут не учтена. А некоторые из этих населенных пунктов тоже растут, хоть и медленно. Кроме того, поскольку в большинстве регионов страны райцентры — именно малые города (кроме Московской, Ростовской, Кемеровской и, может быть, еще нескольких областей, Краснодарского края, Татарстана и Дагестана), то динамика населения по райцентрам тоже здесь не показана. То есть, строго говоря, на основе этих данных мы можем говорить исключительно об областных (краевых, республиканских) центрах и городах федерального значения. Это — вводное пояснение к цифири.
Теперь по сути: данные по Москве (в этой базе данных) очень неполны и учитывают миграционный прирост всего в четверть миллиона. Очевидно, что это цифра занижена в несколько раз, реально миграционный прирост должен быть порядка миллиона или даже больше. Схожая картина по Санкт-Петербургу: официально 170 тысяч, но реально раза в два-три больше. Итого на столицы приходится, по оптимистичным оценкам, около полутора миллионов.
Новосибирск, занявший третью строчку, даже от официального Питера существенно отстает: 135 тыс. чел. Далее, более 100 тысяч получили еще Тюмень (130), Краснодар (124), Екатеринбург (107) и Красноярск (101), в сумме — около 600 тыс. чел. Следующие пять городов-лидеров — это Воронеж (98), Сочи (90), Казань (68), Челябинск (62) и Калининград (54), в сумме — около 370 тыс. чел. Обратите внимание, что каждый последующий кластер (условно обозначим их столицы — миллионники — стотысячники) получает примерно половину от миграционного прироста «вышестоящего» кластера (1−1,5 млн — 600 тыс. — 360 тыс.). Только четвертый кластер (города с приростом от 30 до 50 тыс.) эту тенденцию нарушает. Туда попадают Пермь (52) Подольск (50), Томск (43), Курск (41), Белгород (38), Киров (38), Хабаровск (37), Уфа (33), Сургут (32) Ярославль (31), итого — 390. Но в нем и городов больше — не пять, а одиннадцать.
Далее идут уже совсем крохи, а потом блок городов, устойчиво население теряющий. Эти города лишились примерно 300 тыс. жителей. Таким образом, в целом динамика будет: 1−1,5 млн + 600 тыс. + 360 тыс. + 390 — 300 = 2−2,5 млн, большинство из которых дают столицы.
— Можем ли мы эти растущие города назвать центрами крупнейших формирующихся в России агломераций? Интересна не Москва и ее регион, процессы там в целом понятны, а регионы.
— И да, и нет. Смотря о каких городах мы ведем речь. Например, Краснодар и Сочи вполне удовлетворяют этому критерию. С некоторой натяжкой — Казань, Воронеж и Челябинск (может быть, еще и Хабаровск — единственный город на Дальнем Востоке со столь существенным и устойчивым миграционным приростом — 37 тыс. за 10 лет, то есть по 4 тыс. в год, или 0,7% постоянного населения). А вот, к примеру, Белгород или Ярославль — нет. У Белгорода есть неплохой конкурент — Старый Оскол, а у Ярославля — и вовсе Москва под боком.
— В этой статистике есть города, причины роста которых в принципе очевидны. Это не только столицы, но и южные фактически миллионники и т. д. Но было бы интересно рассмотреть причины роста таких городов, как Воронеж, Красноярск, Казань.
— На счет Казани определенно сказать не могу, увы. Красноярск же (равно как и Новосибирск и ряд других городов Сибири) поглощают мигрантов с депопулирующего Дальнего Востока. Это очень наглядно видно по данным так называемых шахматок (таблиц с разбивкой регионов по миграционным потокам) — миграция с востока страны на запад, если смотреть в живых людях, идет гусеничкой: с Дальнего Востока в основном едут в Сибирь, из Сибири — на Урал и Поволжье и т. д. Что касается Воронежа, то он растет по нескольким причинам: во-первых, единственный миллионник центра, кроме Москвы, причем в приграничной области; во-вторых, университетский город; в-третьих, он съедает миграционный прирост городского населения из малых городов области (они почти не растут, а большинство — сокращается.
— Во второй группе списка лидеров по росту есть Подольск. И другие города Московской агломерации тоже. Но, по ощущениям наблюдателя, кажется, что рост должен быть намного более динамичным, нежели он указан в цифрах. Какие еще города столичной агломерации больше других набирают численность населения? И нет ли ощущения, что статистика «не договаривает» в этом случае?
— Опять и да, и нет. Есть, конечно, и другие города Подмосковья. В порядке убывания это Люберцы, Раменское, Обнинск, Электросталь, Серпухов, Орехово-Зуево. Но на них приходится в сумме всего 70 тыс. прироста, немногим больше, чем на лидирующий Подольск. Ощущение «недоговаривания» статистики есть, конечно. Например, где Мытищи или Сергиев Посад? Для Москвы и Подмосковья характерна массовая маятниковая миграция, на которую приходится до трети трудовых ресурсов Подмосковья. Вот в качестве кого этих людей считать, если они в условных Мытищах только ночуют?
— Как обстоят дела в регионах, у центров которых нет очевидного прироста населения? Потому что и визуально, и имея данные мы видим, что небольшие, но реальные агломерации формируются вокруг, похоже, каждого областного центра в центральной части страны. Есть у Брянска, у Калуги, Орла, Смоленска и т. д. Таким образом, возникает понимание, что «строительство агломераций» — достаточно естественный процесс в современной российской культуре. Но что говорит статистика?
— Не могу согласиться с вами в этом вопросе. Города центра в основном теряют население и как раз в пользу Москвы. Сколь-нибудь заметно (кроме уже названных) растут еще трое — Рязань, Тверь и Владимир (все больше 20 тыс.). Говорить об их миграционной привлекательности можно только условно. Другие почти не растут (Липецк, Тула) или даже имеют отрицательный миграционный прирост (Брянск, Рыбинск, Муром, Ковров, Елец). Схожая ситуация с малыми городами с численностью населения до 50 тыс. чел. — большая часть из них теряют население в пользу областных и федеральных столиц. Вообще, мне кажется, что главная проблема последнего десятилетия, а возможно, двух — вымирание «третьей России» в терминологии экономгеографа Натальи Зубаревич. В ее типологии «первая Россия» — это Москва и Питер, вторая — крупные (по советской классификации, более полумиллиона жителей) города, третья — малые города и поселки городского типа и четвертая — села и/или регионы с преимущественно сельским населением (республики Северного Кавказа плюс Алтай и Тыва). Вот «третья Россия» быстро сокращается, особенно за Уралом. Тамошние крупные города не получают столько мигрантов из соседних регионов и зарубежья, как Москва, Краснодар или Воронеж, а поэтому вынуждены «выедать» демографически свою периферию.
Антон Кривенюк, специально для EADaily