Спикер парламента Грузии выступил с новым обращением к жителям Абхазии и Южной Осетии. В последние годы такие обращения — практически единственная форма взаимоотношений в рамках «отложенных в архив» военно-политических конфликтов. Однако разобрать этот документ должно быть интересно, поскольку в нем отражены представления и ценности, которые заблокировали на неопределенное время эволюционный ход исторических процессов на юге Кавказа.
«Обращаюсь к нашим абхазским братьям и сестрам, к нашим согражданам, проживающим на оккупированных территориях, — в любое время, днем и ночью, мы всегда готовы помочь любому человеку, который нуждается в медицинских или других услугах», — заявил председатель парламента Грузии Арчил Талаквадзе 10 ноября.
«Мы создали инициативу „Шаг к лучшему будущему“, где также без условий предлагаем возможности для бизнеса, образования, путешествий, социальные и медицинские программы. Это наше отношение к нашим согражданам, это наше политическое видение того, как эти конфликты могут быть исчерпаны в будущем, и Грузия восстановит свою территориальную целостность. Что касается представителей де-факто властей и Российской Федерации, которая несет ответственность за оккупацию, то их отношение к людям неоднократно проявилось, когда имели место незаконные аресты, похищения людей, убийства. Мы помним трагический случай Татунашвили, трагический случай Отхозория. Мы отреагировали на это, и эти темы всегда будут в повестке дня», — сказал Талаквадзе.
По словам спикера грузинского парламента, настанет время, когда неизбежно развалится стена незаконных заграждений, возведенных Россией на территории Грузии.
«В эти дни, когда они не позволили пожилому человеку получить медицинскую помощь, а одному из их пациентов по-прежнему не дают такую возможность, это свидетельствует об их отношении к людям и правам человека. Это еще раз показывает, какова реальная ситуация на оккупированных территориях. Это не может продлиться долго. Как в свое время рухнула Берлинская стена, настанет время, когда неизбежно развалится возведенная Российской Федерацией в Грузии стена незаконных заграждений, и Грузия объединится», — сказал Арчил Талаквадзе.
Это заявление, хотя в нем и не содержится каких-либо новых сигналов, интересно разобрать детально. Потому что, хотя и никакой особой политической ценности оно не несет, но в нем содержатся не «ключи к будущему», а ключи к пониманию ценностных установок и ориентиров, которыми руководствуются не только, кстати, грузинская современная политическая культура, но и весь регион.
Тезис об «оккупации» Абхазии и Южной Осетии — краеугольный камень современной грузинской идеологии. Кстати, он отнюдь не сразу оформился после войн 1990-х. «Оккупация» — сформулированный впоследствии консенсус грузинской политической культуры относительно понимания процессов, произошедших с этой страной за последние десятилетия. Во второй половине 90-х годов и в начале нулевых, несмотря на тогда уже присутствовавшее в дискурсе преувеличение роли России в этно-политических конфликтах, термина об «оккупации» Москвой бывших грузинских автономий в ходу не было.
Его оформление начало происходить при Михаиле Саакашвили и после войны 2008 года в Южной Осетии. Тезисом об оккупации Россией части территории Грузии можно было легко ответить на все сложные вопросы новейшей истории страны. Списать массу собственных ошибок, не занимать себя сложными вопросами о роли конкретных персон в историческом процессе.
Но формирование вокруг такой постановки вопроса идеологического концепта, закрыло перспективы грузино-абхазского и грузино-осетинского диалога. Не только потому что никакой оккупации нет на самом деле. Но и потому что применение этой терминологии в дипломатической и политической риторике подменяет реальные смыслы и суть процессов, происходивших в 90-е годы. Так или иначе все кавказские конфликты того времени, не только эти два, были конфликтами идентичностей и разных моделей политического будущего.
И кстати, в Грузии позиции относительно природы этих конфликтов лет двадцать назад были намного более реалистичны, чем сейчас. И, конечно, наличие особых позиций относительно собственного будущего у оппонентов признавалось общественным сознанием.
Подмена понятий для «облегчения» собственной политической ответственности случилась позже.
Вероятно, что сегодня официальный Тбилиси уже и не ставит никаких задач в области урегулирования старых конфликтов. Что верно, если так. Для этого нет никаких ресурсов, ни политических, ни экономических.
Но идеология об оккупации давно стала «экспортным товаром» для грузинской политики и дипломатии. Кстати, надо сказать, что оппоненты, в Сухуме, во всяком случае, также отчаянно стремятся к презентации миру своих страданий. Почему-то и там, и там считают, что до внешнего мира как-то необходимо донести кейсы о своих страданиях и бедах от врагов в начале 90-х. И если удастся достучаться, то это поможет каким-то образом добиться глобальных целей — «осуждения» миром «оккупантов» в одном случае, или международного признания в другом.
Ни того, ни другого не будет.
К сожалению, Южный Кавказ оказался в длительной интеллектуальной изоляции в последние десятилетия. И эстетика, формы, этика, стилистика политики, заявляемые ценности, из которых вытекают прикладные политические задачи, — все это глубокое позавчера для внешнего мира. Это идеологии эскалации конфликтов, поисков оправданий для насилия, ценности, формирующие длительную нестабильность и создающие зоны напряжения.
Этот свой спич, обращенный к абхазам и осетинам, спикер парламента Грузии завершает ассоциативным рядом с Берлинской стеной. Политик уверен, что нашел прекрасный ход для того, чтобы объяснить внешней аудитории цели и задачи грузинской политики, а также их сакральность.
Но он не знает, что тогда, когда он все еще живет в XX веке с его ценностями и жаждой борьбы, те, кому он адресует на самом деле свое обращение, живут где-то на полвека впереди и ценности у них другие. Не священная война за идеологии, а кооперация, интеграция и долговременная стабильность. Ценности изменились, но об этом мало кто знает на Южном Кавказе.
В своем обращении Арчил Талаквадзе напоминает о генеральной линии грузинской политики на протяжении последних десятилетий — намерении когда-нибудь восстановить «территориальную целостность» его страны в границах на момент распада СССР. Само собой это разрушило бы ростки доверия, даже если бы они и были в отношениях с абхазским и осетинским обществом.
Но это еще раз подчеркивает стратегическое стремление в данном случае официального Тбилиси не к стабилизации, нормализации и реабилитации регионов конфликтов, а воссозданию напряженности во имя достижения идеологических целей.
Но ради правды нужно сказать, что и в Абхазии ровно те же диспозиции. Готовность к конфликту с Грузией, желание до бесконечности жить на этой повестке, лишь бы таким образом обеспечить геополитическую ценность и по возможности капитализировать возникающие из пограничного положения территории возможные бонусы.
Но это не тот товар, который сегодня можно продать внешнему миру. Сегодня получается так, что есть «подрядчики», готовые проводить чужие геополитические интересы в регионе в надежде на решение принципиальных для себя задач в сфере идеологии, но нет «заказчиков», готовых им оплатить эту деятельность.
Корень проблемы здесь в том, что участникам региональной политики Южного Кавказа очень хотелось бы, поскольку с точки зрения культуры они находятся еще где-то во второй половине прошлого века, достичь тех политических состояний, которые и достигались при удачном стечении обстоятельств в те времена. Когда удачным военным походом можно было решить проблемы территориальной целостности, или, напротив, пропагандой геноцида добиться получения независимости, а вслед за ней траншей на восстановление.
В истории отношений Грузии и ее бывших автономий такое тоже уже было. Ставшая «жертвой российской агрессии» маленькая страна получила миллиарды долларов от Запада в 90-х и нулевых годах. Абхазия и Южная Осетия после признания Россией в 2008 году получили свой «золотой дождь». Но все, те времена прошли, их не вернешь, презентацией идеологических доктрин деньги не заработать.
А заявление спикера грузинского парламента Арчила Талаквадзе в этом контексте даже не попытка залезть в последний вагон уходящего поезда, это скорее бег сумасшедшего за воображаемым составом по ржавым рельсам, последний поезд по которым прошел более десятилетия назад.