11 ноября 1918 года завершилась Первая мировая война. 101 год — дата не круглая, так что каких-то серьезных мероприятий с участием глав ведущих государств мира, как в прошлом году, не было. Но, пожалуй, главное в подобных мероприятиях это не дань исторической памяти, хотя она, конечно, тоже важна, а сама возможность для мировых лидеров встретиться, попытаться проанализировать уроки прошлого, понять, что нужно сделать для того, чтобы подобного больше никогда не повторилось.
Та война оставила после себя два ключевых вопроса. Первый: была ли она неизбежной? Большинство историков сходятся на том, что да, была. Турбулентности в тогдашнем мире стремительно нарастала и достигла пределов, колониальная система еще функционировала, но уже как гнойный нарыв, готовый вот-вот лопнуть, стремительно развивающимся капиталистическим державам необходим был жесткий передел рынков и новые ресурсные базы.
Ответ на второй вопрос — какие выводы сделаны из произошедшего — не столь очевиден. Первая мировая настолько напугала тогдашнюю Европу, что ее лидеры ради того, чтобы не было новой войны, готовы были во всем потворствовать Гитлеру, что вкупе с неизбежным мировым «крестовым походом» против коммунизма в России породило еще более страшное явление —Вторую мировую.
Год назад на мероприятиях в честь 100-летия окончания Первой мировой войны глава Евросовета Дональд Туск призвал Европу не повторять события начала той войны.
«Я говорю здесь о подъеме национализма и антиевропейского, и не только риторического, настроения во многих европейских столицах. Это пока не относится к сегодняшним лидерам, но эти силы растут на наших глазах. Это силы, которые поддерживают конфликт, а не сотрудничество, дезинтеграцию, а не интеграцию, — заявил он. — Когда я путешествую по Европе, у меня иногда складывается впечатление, что во многих европейских столицах есть партии и политики, которые ждут, когда произойдет ситуация, как с эрцгерцогом Фердинандом. Они ждут этого конфликта мечты, который изменит мировой порядок и европейский порядок, основанный на сохранении общих принципов и ценностей».
Слова Туска — это, несомненно, выражение того страха, который нынешняя пока еще правящая европейская бюрократия испытывает перед ростом популярности крайне правых и крайне левых партий и просто евроскептиков. Но это неизбежная реакция на ту политику, которую они, евробюрократы, проводят все последние годы, и за которую отчаянно цепляются, несмотря на рост недоверия к ней по всей Европе.
И если еще 10 лет назад правящей верхушке удавалось стабилизировать положение в Евросоюзе, то вскоре последовали события, которые серьезно подорвали конструкцию этого образования. Первым звоночком стал мировой кризис 2008-го года, который заметно усилил пропасть между богатым и бедными странами, заставив одни страны применять к другим отнюдь не союзнические методы, навязывая свою волю силой — к счастью, пока не военной. Наиболее ярко это проявилось в Греции, но кризис серьезно пошатнул экономики таких старейших стран ЕС, как Италия и Испания, пошатнув заодно и их роль и положение в объединении.
Страшным ударом не столько по экономике Евросоюза, сколько по его единству стал миграционный кризис, спровоцированный, кстати, попытками ведущих стран ЕС поиграть в неоколониализм в Ливии и Сирии, что привело к нескончаемым войнам, закрыться от которых Брюсселю изначально было невозможно. Миграционный кризис посеял между странами Европы еще больше недоверия и склок, а политика канцлера ФРГ Ангелы Меркель в отношении миграции стала, пожалуй, самым серьезным ударом по единству Европы в 21 веке.
Впрочем, не менее сильным ударом стал британский референдум о выходе из ЕС, который предсказуемо для одних, но шокирующе для других показал, что массовое недовольство Брюсселем в одной конкретно взятой стране может поставить под сомнение те основы, на которых долгие годы стоял Евросоюз.
И какая страна — Великобритания. Да, она в ЕС всегда держалась особняком, но она была одной из ее ведущих экономик, в конце концов, там работала едва ли не половина Восточной Европы, содержание которой ложилось бременем на Западную.
Предельно жесткая позиция Брюсселя по условиям Брексита стала той самой реакцией, которую часто проявляют начинающие водители, оказавшиеся впервые в жизни в критической ситуации — они давят газ вместо тормоза. Желание во что бы то ни стало наказать Лондон, продемонстрировав другим, что их ожидает, если они последуют его примеру, не привело к укреплению единства ЕС, скорее, наоборот.
Да, Британия из ЕС все еще не вышла, и одному богу известно, на сколько в реальности еще затянется этот процесс, но она продолжает быть одной из кормовых баз экономики союза. И вот одна из ведущих экономик ЕС (пока еще) находится в тяжелейшем политическом кризисе, в ней сменяется уже третье после референдума правительство, которое, тоже не факт, что проработает долго. Впрочем, что такое «долго» в нынешних условиях?
Политический кризис может возникнуть уже и в Германии — ведущей стране объединения. Ангела Меркель все же уходит из политики, и неизвестно, кто займет ее место, и каким при новом канцлере будет место Германии в Европе. Перманентные политические кризисы продолжаются в Италии и Испании. В последней и вовсе вовсю бушует еще и пожар сепаратизма — Каталония, похоже, взяла твердый курс на отделение, а непродуманные и непоследовательные действия Мадрида этому только способствуют. А вслед за Каталонией могут ожить и другие спящие много лет внутренние конфликты как этнического, так и экономического толка: север Италии, Шотландия, Ирландия, Корсика, Фландрия, Бавария, Валлония, Фареры, Трансильвания — список огромнейший!
И все же ситуация, казалось бы, не столь драматичная, если бы ее не усугубляли внешние факторы в мире, в котором вновь нарастает турбулентность.
В первую очередь, это уже упомянутый Ближний Восток, который разворошили не без участия самих европейцев. «Арабская весна» породила не только невиданный за последние десятилетия миграционный кризис, но и небывалый всплеск терроризма, который уже перекинулся на Европу. Мадрид, Лондон, Берлин, Париж — почти все крупные европейские столицы испытали это на себе, причем, набрал популярность т. н. «домашний джихад», который ведут на улицах европейских городов урожденные европейцы-исламисты. Несмотря на это, ЕС и не думает пересматривать свою политику в отношении Ближнего Востока, поддерживая тлеющий пожар войны. Апофеоз этого кошмара — запрещенное в России «Исламское государство»*, несмотря на декларированный его разгром, продолжает экспансию по всему миру. Очагом напряженности остается Афганистан, в котором война идет уже не только между правительством и радикальными группировками, а и между самими этими группировками, угрожая стабильности всего региона. Наконец, остается напряженность в отношениях ЕС с Турцией, которая на днях в ответ на нежелание Европы идти ей навстречу нанесла той удар ниже пояса — начала депортировать исламистов.
Еще одним серьезным фактором нестабильности стал непрекращающийся шестой год украинский кризис, война идет у самых границ Евросоюза. А еще есть Балканы — уже в сердце самой Европы, многочисленные конфликты которых до сих пор не урегулированы и ждут своего часа, чтоб полыхнуть новой войной. Признание Косова — лишь один в череде глупейших шагов европейских политиков на этом направлении.
Что гораздо хуже — украинский кризис породил напряженность в отношениях с Россией, которые хоть и не были безоблачными в 2013 году, но динамично развивались — тогда всерьез говорили о единой Европе от Владивостока до Гибралтара, поднимался вопрос о введении безвизового режима и даже единого экономического пространства. Все это оказалось перечеркнуто страхом, который Евросоюз испытал перед перспективой возрождения России в качестве сильной пусть даже региональной державы.
Европейцев тут понять можно. Уже Вторая Мировая война породила стремление в зародыше давить любые попытки пересмотра границ, любые стремления государств к исправлению исторической несправедливости, которые приравнивались к покушению на ценности демократии и устоев миропорядка. Итогом стала санкционная война, в которую Европа позволила втянуть себя Соединенным Штатам, тупик, который признают практически все европейские политики.
Кроме того, конфронтация с Россией фактически привела к тому явлению, которое многие уже окрестили новой Холодной войной со всеми вытекающими: гонкой вооружений, культивированием страха перед реальным военным столкновением, созданием образа врага. Это открыло широчайшие возможности для стран-лимитрофов Восточной Европы держать в напряжении своих соседей по ЕС, пугая их перспективами неизбежной «российской агрессии». И вирусу русофобии оказались подвержены практически все — чего стоит «дело Скрипалей», спровоцировавшее, несмотря на всю свою абсурдность, дипломатические войны с Москвой? А параноидальные истерики по поводу «вмешательств» в выборы, калькой снятые с ситуации в США и т. д.
Можно сказать, что в весь этот абсурд европейцев втянули США, которые все годы после Второй мировой фактически управляли Западной, а последние 30 лет — уже всей Европой. Вишенкой же на торте стал приход к власти Дональда Трампа, который довел ситуацию до клоунады, попутно ломая устоявшийся формат трансатлантических отношений. Это и только усугубляющееся противостояние с Россией, и продолжение опаснейшей (в первую очередь для Европы, а не для США, которые привыкли «отсиживаться за океаном») политики на Ближнем Востоке. Это конфликт с Ираном, с которым предшественник Трампа вместе с Россией и ЕС заключил такую трудную сделку. Конфликт, в который своими санкциями Вашингтон неизбежно втягивает Европу. Наконец, это торговые войны с Китаем, бьющие по всей мировой экономике.
И как продолжение курса make America great again — торговые войны уже с самой Европой, ультиматумы по поводу финансирования НАТО. И если вначале европейские лидеры верили, что смогут «пересидеть» Трампа, что тому не удастся разрушить устои, на которых десятилетиями строилось взаимодействие США и ЕС, то сегодня в Брюсселе, очевидно, наступило осознание того, что как прежде уже не будет и надо как-то пытаться «выплывать» самим.
Отсюда все эти разговоры о европейской армии и крахе веры в США как в гаранта стабильности.
Проблема в том, что в Европе нет лидера, который мог бы взять на себя миссию по приспособлению ЕС к новой реальности. Его и не может быть в нынешней структуре объединения. Особенно на фоне политических кризисов в его ведущих государствах.
Роль такого лидера пытается играть ставший в 2017 году президентом Франции Эммануэль Макрон, который успел отметиться целым рядом громких заявлений и попытками налаживания международных контактов от имени всей Европы. Макрон и с Трампом пытается договориться (при этом напоминая о необходимости самим обеспечивать свою безопасность, констатируя «смерть мозга НАТО»), и с китайцами подружиться, и даже наладить отношения с Москвой, совершая порой эпатажные для евробюрократии действия, приглашая в Париж Владимира Путина накануне саммита ЕС, беря на себя ответственность нового «лидера» Евросоюза, который упорно продвигает свою модель выстраивания международных отношений, не советуясь ни с кем.
В Европе далеко не все в восторге от его инициатив, и еще большой вопрос, получат ли они практическое воплощение, для чего французскому лидеру необходима поддержка других стран, или же останутся пафосными речами и геополитическими измышлениями.
Одним из таких полетов геополитической мысли новоявленного, но, по сути, самопровозглашенного в условиях ухода Меркель лидера Европы стало недавнее интервью Economist, в котором Макрон предположил три сценария развития России. В первом он фантазирует на тему того, при каких условиях наша страна могла бы стать «супердержавой», и сам же отмечает, что это нереалистично. Интересны два других сценария. Последний предполагает «сбалансированное сотрудничество» Москвы и Брюсселя. Примечательно, что Макрон при этом не поясняет, каким образом может развиваться это сотрудничество в условиях, когда Европа упорно не желает отменять санкции (и сам Макрон, постоянно заявляя о необходимости восстановления отношений с Россией, ни разу не заикнулся о необходимости снятия ограничений), когда уже не только в Польше и Прибалтике называют Россию наиболее потенциальным противником в войне, которая может разразиться уже завтра.
Согласно второму сценарию, Москва могла бы сконцентрироваться на развитии евразийского проекта, но эта ниша занята Китаем, а российский лидер никогда не пойдет в подчинение Пекину. Абсурдность этого заявления наглядно демонстрирует иррациональный страх Европы перед разворотом России на Восток. Но ведь для того, чтобы развернуть ее на Запад, они не делают ничего, как раз наоборот. Парадокс. Но он очень точно характеризует растерянность ЕС, отсутствие понимания того, куда движется мир, и как им, европейцам, занять в нем достойное место. И сам Макрон, при всем уважении к его кипучей деятельности на международных площадках, на роль лидера и идеолога новой Европы совсем не тянет.
Драматичности ситуации добавляет и неопределенность в том, кто станет президентом США уже через год. Будет ли это Трамп и продолжит ли он и дальше подрывать мировую стабильность (в том числе, в прямом смысле слова — выход из ДРСМД и практически неизбежное не продление СНВ-3 провоцирует не только гонку вооружений, но и перспективы Третьей мировой войны, которые в конце 20 века, казалось бы, были навсегда похоронены)? Или все вернется «на круги своя» к радости правящей евробюрократии?
Но даже если и вернется, мир прежним уже не будет. Очевидно, что понимание этого в Европе есть. Но до сих пор нет понимания того, как с этим жить.
Сегодня Россия вновь предупреждает мир об угрозе, но ее не хотят слышать или делают вид, что не слышат. А зря. Ведь в 30-е годы прошлого века Советский Союз делал неоднократные попытки предостеречь мир, но тот, видимо, извлек слишком поверхностные уроки из Первой мировой. Что, собственно, породило Вторую. Готов ли мир лицом к лицу столкнуться с угрозой Третьей и избежать ее хотя бы в последний момент? Вопрос, ответ на который следовало бы искать постоянно, а не только в годовщины окончания прошлых войн.
Дмитрий Родионов,
директор Центра геополитических исследований Института инновационного развития
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ