Через пару недель, 8 июля, а может, раньше — в выходные, а может, еще раньше — по старому стилю, патриоты Украины отметят «перемогу», а может, зафиксируют «зраду» — если новый президент не почтит великое событие — 360-летие Конотопской битвы.
Как великое событие «борьбы украинского народа за независимость» годовщина битвы впервые отмечалась в 2009 году, в более круглый юбилей. Выступая на торжествах в селе Шаповаловка Конотопского района Сумской области, тогдашний президент Виктор Ющенко заявил:
«Хватит бояться собственной истории. Суть борьбы в одном: сбросить чужое иго, дать свободу народу. Именно это руководило гетманами».
По поводу Богдана Хмельницкого вопросов нет: им действительно руководило, да, скорее «ситуативное», чем искреннее, стремление сбросить чужое иго и воссоединить с Российским государством ту часть русского народа, которая страдала под польским гнетом — «мир Христианский Российский» Речи Посполитой (см. «Воссоединения Украины с Россией не было, или „Зеленский, учи албанский“»). О гетмане Войска Запорожского на июль 1659 года рассказ начнется чуть ниже.
В ходе 13-летней войны 1654—1667 годов русские войска потерпели не одно поражение: первый неудачный штурм Смоленска в августе 1654-го, битва у Полонки под Барановичами в июне 1660-го, на Кушликовых Горах под Полоцком в октябре 1661-го и другие, включая страшную катастрофу армии Василия Шереметьева в Чудновской битве сентября — ноября 1660 года. Но Смоленск никак не годится для «борьбы украинского народа за свободу», Чуднов — в Житомирской области, а Виктор Андреевич родом из Сумской. Вот Конотоп и стал одним из мест «народження нації». Что же там произошло?
Придется начать с начала. Даже украинские публицисты по невежеству или намеренно путают два запорожских войска. Первое — Сечь или низовое казачество, вольные люди, в конце 15 века поселившиеся на островках в плавнях Днепра у нынешнего Никополя (новодельный «этнографический парк» на острове Большая Хортица в Запорожье к Сечи отношения не имеет, казаки здесь никогда не жили). Выбор места определялся тем, что к островкам не могла подойти ни татарская конница с берега, ни турецкие галеры по Днепру. «Вольные люди» соблюдали обет безбрачия, впрочем, в походах насилуя женщин и детей обоего пола. Жили рыбой и грабежом — когда польско-литовской Руси вместе с татарами, а когда грабили Крым и Турцию, если счастье улыбалось христианским государям. Много позже, при Екатерине II, уже семейные казаки всей Сечью переселились на Кубань.
А в конце 16 века польские короли создали так называемое «Его Королевской Милости Войско Запорожское» из отпрысков более или менее состоятельных православных семей Киевского воеводства. Понятно, что почти никто из этих «запорожцев» и порогов не видел. Вероятно, Варшава собиралась таким образом поберечь в войнах кровь польской шляхты, но создание этого «туземного войска» стало большой ошибкой. Реестровые «запорожцы» никогда (!) не боролись за свободу народа, но частенько «поддерживали» крестьянские выступления, чтобы шантажом короля добиться хоть каких-то шляхетских прав. Получив же обещания, тут же крестьян предавали. Не дал уже «Его Царского Величества Войску Запорожскому» закрепостить крестьян и царь Алексей Михайлович (граница рядом, разбегутся), даровав только монополии на мельницы и пасеки. А возвела их во дворянство та же Екатерина II с разгромом Крыма и началом раздела Польши. «Украинствующей» публики среди этой части русского дворянства практически не было, поэтому совершенно не понятно, о ком поется в гимне Незалежной: «І покажем, що ми, браття, козацького роду». Ни к сечевым, ни к реестровым казакам поющие отношения не имеют. (Подробнее: «Запорожские казаки и Сечи. Муляжи украинской истории».)
После смерти Богдана Хмельницкого гетманом был избран генеральный писарь («глава администрации») и талантливейший политик Иван Выговский. С вторжением в Польшу шведского войска и началом русско-шведской войны Выговский перебежал на сторону польской короны и в сентябре 1658 года заключил с Варшавой Гадячский договор. Понять Выговского нетрудно: русские дворяне могли годами не видеть семей и родных поместий. Договор с царем, с государством, был простым: служишь — владеешь, не служишь — вон из поместья на все четыре стороны, сгинешь в походе — тринадцатилетний сын пойдет служить. Право же войти в неформальный круг советников царя нужно было заслужить (формальный — Боярская Дума — для дворян был вовсе закрыт, благо он менее важный).
Польша — другое дело. Сейм: магнаты и представители шляхты выбирали короля, утверждали законы и международные соглашения, принимали предложение короля об объявлении войны и принуждали его заключить мир, одобряя или не одобряя налоги и военный бюджет. Чем это обернется для Польши через 100 лет, тогда знать не могли, хотя кризис государственности уже нарастал. За ежегодную «нобилизацию», дарование шляхетского звания 100 казакам от каждого полка можно было и отца родного предать, не то что присягу. Сам Выговский, назначенный воеводой Киевским (условно, т. к. Киев в руки поляков больше не переходил), стал «сенатором», пожизненным депутатом Сейма.
И это были самые большие достижения, поскольку Сейм начисто выхолостил Гадячский договор: для магнатов, шляхты и католических прелатов была невыносима мысль о равенстве со «схизматиками» (православными). Идея преобразования Речи Посполитой из двуединой федерации в триединую: Королевство Польское, Великое Княжество Литовское и Великое Княжество Русское была отброшена, как и обещание отменить Унию (подчинение православной церкви папе римскому), а количество реестровых казаков, сокращалось с 60 тысяч по Переяславскому договору с Россией до 30 тысяч, остальным пришлось бы вернуться к сохе. Поместья возвращались католикам и униатам, а вместе с ними возвращалось рабское бесправие крестьян. Даже «отец украинской истории» Михаил Грушевский признал, что «договор был немилосердно покалечен при своем появлении на свет, так что стал совершенно нежизнеспособным».
Король подписал «исправленный» Гадячский договор 10 июня по старому стилю, за 18 дней до Конотопской битвы. Естественно, гетман был в курсе обсуждения документа в Сейме в течение всей весны и понимал, к чему идет дело. Не помогла привычная попытка пошантажировать короля переговорами с князем Алексеем Трубецким, вошедшим на территорию гетманства с большой армией. Другу шляхтичу, который привез Выговскому окончательный текст договора, тот сказал: «Ты смерть мне привез». Гетман вынужден был ознакомить с решением Сейма казацкую старшину, но войско о случившемся еще не знало. Только успех на поле боя и богатая добыча могли спасти голову Выговского.
Начавшаяся в конце апреля бестолковая осада Конотопа дала такой шанс (Трубецкой рассчитывал на устрашение и быстрый успех, несколько осадных орудий из-за распутицы подвезли слишком поздно). Однако русской армии, включая прибывшие полки князей Фёдора Куракина и Григория Ромодановского, а также казакам наказного (исполняющего обязанности ввиду измены Выговского) гетмана Ивана Беспалого удалось вернуть к присяге царю Северщину и обезопасить гарнизон Киева.
Но мало кто знал, что Выговский умудрился принести присягу ещё и крымскому хану. Объединенное войско пошло на выручку Конотопа. Интересно, что если русские источники оценивают число крымцев в 30−35 тысяч сабель, то украинские говорят о 40 тысячах, тем самым умаляя роль Выговского, у которого было 16−17 тысяч казаков. С немецкими, польскими, сербскими и валашскими наемниками (до 3−4 тысяч) и гарнизоном Конотопа (также 4 тысячи) Трубецкому угрожал противник численностью 62−65 тысяч.
Численность русского войска благодаря спискам Разрядного приказа известна едва ли не до единиц. Небрежность в отчетах сурово наказывалась, умышленное преуменьшение и завышение потерь (неважно, из корыстных или карьерных соображений) расценивалось как государственная измена. Армии Трубецкого, Ромодановского и Куракина насчитывали вместе 26 тысяч 107 ратников. Учитывая отправку Куракиным подкрепления в Ромны, а с другой стороны прибытие в войско полков Николая Баумана, Вильяма Джонстона и московского дворянского ополчения, численность русской армии под Конотопом к началу битвы оценивается в 28 600 человек. С 6660 казаками Беспалого — не более 35 300.
Большой урон профессиональной историографии сражения нанес, как ни странно, один из виднейших российских историков 19 века Сергей Соловьев. Обычно дотошный в исследованиях, он по каким-то причинам не воспользовался списками Разрядного приказа как при оценке численности русского войска, так и при оценке потерь, и руководствовался мемуарной литературой якобы участников событий с противоположной стороны. Таким образом, под Конотопом «оказалась» 100−150-тысячная русская армия. Вторая цифра вообще превышала общую численность русского войска в 133 тысячи по годовой росписи 1651 года (существенно вырасти за восемь лет, из которых пять военных, она не могла). Потери же по Соловьеву составили до 40−50 тысяч. Историка не насторожило даже то, что «участники событий» записали в число погибших с десяток прославленных русских князей, бояр и дворян, которые много лет служили и после битвы. Под Конотопом «убили» даже Ромодановского, что ясно говорит о степени информированности и (или) добросовестности этих «источников».
Нет единства мнений и в том, какие сражения считать… Конотопской битвой, а какие уже «вне» ее. Ход битвы восстановлен достаточно точно. Подойдя к Конотопу, казаки Выговского утром 28 июня (8 июля) атаковали русские кордоны на реке Куколке в тылу армии, осаждавшей город, и вскоре обратились в притворное бегство. Их преследовала конница князей Семена Пожарского и Семена Львова (всего 1770 всадников) из армии Куракина, рейтары Анца Георга Фанстробеля (1090 всадников) от Трубецкого и две тысячи казаков Беспалого. Русские знали об излюбленной татарской тактике заманивания в засаду, о татарском войске в засаде рассказали и пленные выговцы. Причиной трагедии обычно называют необузданный нрав и самонадеянность командовавшего отрядом Пожарского: «Давайте мне ханишку! — кричал он, — давайте калгу! (наследник ханского престола) — всех их с войском… таких сяких… вырубим и выпленим».
Но, вероятно, главную роль сыграло новшество крымцев — «двойная засада». Первыми на русских, преследовавших выговцев, обрушилась конница нуреддин-султана (вице-наследника престола) Адиль-Гирея. Видимо, атака должна была убедить Пожарского в том, что это единственная засада. Это удалось. Но на беду крымцев и выговцев безопасно оторваться при этом от преследователей им не удалось и они понесли жестокие потери. В пылу истребления неприятеля Пожарский рискнул проскочить по гатям болото где-то у нынешнего села Вольное. Здесь и появились основные силы Камиль-Мехмед Гирея. Завязшая конница оказалась под градом стрел. Из 4769 человек русских потерь во всей Конотопской битве до четырех пятых, почти четыре тысячи, пришлось на это первое сражение. Все пишут и мы упомянем, что среди пары сотен спасшихся были посеченные по лицу и телу дворяне Борис Толстой и Михаил Голенищев-Кутузов. Выговцы и крымцы потеряли здесь по полторы тысячи всадников.
Тяжелые потери, видимо, объясняют казнь пленных, хотя обычно, крымцы не давали волю чувству мести, рассматривая пленников сугубо в качестве трофея. Правда, Пожарский, как сообщается, «выбранил хана по московскому обычаю», т. е. по матушке, да еще и плюнул в лицо. Есть также версия, что казнью пленных Мехмед Гирей хотел исключить вероятность примирения Выговского с царем.
Почти сразу после атаки хана Гирея на отряд Пожарского Выговский в соответствии с согласованным планом вывел казаков из боя и устремился к переправе через Куколку у деревни Шаповаловка. Но русские уже узнали о случившемся, и Трубецкой отправил к переправе сводный отряд князя Ромодановского также примерно в пять тысяч ратников. Русская полевая артиллерия подавила казацкую, картечью вынудив Выговского «зарыться в землю». Оставить позиции русским пришлось лишь после того, как польские драгуны и литовцы смогли форсировать реку ниже по течению, а крымцы выше. Ромодановский почти без потерь отошел к лагерю Трубецкого, где сошлись все три русские армии.
Утром 29-го войска хана и Выговского пошли на штурм русского лагеря. Это третье сражение, продолжавшееся до глубокой ночи, пожалуй, было решающим. Выговский проявил чудеса личного героизма (его причины указаны выше: провал Гадячского договора), был ранен, но к концу дня союзное войско откатилось за Куколку, а в ночном бою казаки едва не потеряли свой лагерь. Крымцы (вообще не любители штурмовать укрепления) еще вечером отошли с поля битвы. Продолжать осаду Конотопа Трубецкому смысла не было, а союзному войску оставалось два дня наблюдать, как русские готовятся к отходу на Путивль.
Этими тремя условно «успешными» сражениями современные украинские историки, как правило, ограничивают хронологию Конотопской битвы и называют ее победой (ведь «русские отступали»). Хотя в двух последних сражениях потери союзников кратно превышали потери русских. Иногда вскользь упоминается четвертый этап — арьергардные бои при «бегстве» русских. На наш взгляд, самый интересный.
Вагенбург (табор, вежа, гуляй-город), временная крепость из телег, известен со времен античности. Большое значение этот способ обороны имел для восставших чехов в годы Гуситских войн 1419−1434 годов. Успешная оборона гуляй-города с последующей вылазкой обеспечила победу русского оружия в битве при Молодях 1572 года. Наверное, более важной в судьбе России, чем Куликовская, но не вошедшей в школьные учебники.
Возможно, еще в Ливонскую войну русские изобрели важное новшество: научились вести бой в движущемся гуляй-городе. Защищенная деревянными щитами «змея» слаженно двигалась, пересекая даже леса: разведка и заслоны обеспечивали работу рубщиков. Хорошо были защищены и лошади, готовность к бою была мгновенной. А что делать? Русская кавалерия, как правило, уступала и легкой татарской, и тяжелой польской коннице качеством лошадей и вооружения.
Крымцы и выговцы атаковали гуляй-город почти сразу после начала движения. И жестоко поплатились: лава — идеальная мишень для картечи. На протяжении полста верст до Путивля союзники предприняли еще несколько атак, уже не просто безуспешных, а разгромных для них. Если русские во время перехода потеряли от 80 до 90 ратников, то союзники по тысяче. Общее число потерь союзников в ходе всей Конотопской битвы превысило число русских потерь.
Ожесточенность атак объясняется и тем, что вернуться без ясыря (пленных) для крымцев было равносильно поражению. Когда из Путивля навстречу Трубецкому вышел воевода князь Григорий Долгоруков, Трубецкой приказал ему вернуться в крепость: сами отобьемся (а может быть, чтобы не спугнуть удачу.) Поняв бесперспективность новых атак, союзники двинулись на юг. Здесь их последней удачей стал захват города Ромны и пленение его небольшого гарнизона.
Сегодня можно назвать победой что угодно. Важно, что тогда всем было ясно, что произошло под Конотопом. Выговскому не открыл ворота даже Гадяч, в котором был подписан позорный договор. Тем более что согласно казацким источникам гетман уже потерял две трети войска, правда, также тяжелоранеными и дезертирами. В ходе приступа Гадяча Выговский и у его стен потерял свыше тысячи казаков. (Эти данные приводит, мягко говоря, не комплиментарный к России современный белорусский историк Анатолий Тарас «Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV—XVII вв. еках», с. 729.)
Татары в последнем сражении не участвовали, а через несколько дней хан узнал такое, что стало не до ясыря. Союзные России сечевые запорожцы под командованием атамана и полковника Ивана Серко напали на Крым, точнее, на ногайские улусы Приазовья с единственной целью вынудить хана бросить Выговского.
Сечевые казаки легко уклонились от встречи с крымцами (достигнув цели, особо лютовать в степи они не стали, ссориться с татарами им было не с руки) и двинулись на север. Отдельный поход нанес больший ущерб туркам, владевшим южным берегом Крыма — Кафинским санджаком: запорожцы разграбили Кафу, Керчь, Балаклаву.
Выговский заметался. С помощью оставленного ханом 10-тысячного отряда он попытался ни много, ни мало взять Киев, но 22 августа потерпел поражение от Шереметьева. Тогда как запорожцы разгромили посланный против них Выговским полк Тимофея Носача (в литературе имя часто принимается за фамилию: «полковник Тимош»). После этого началось уже всеобщее восстание против Выговского. 5 сентября Трубецкой всё теми же силами, без подкреплений из Москвы выступил из Путивля, принимая новую присягу казаков от Переяславля до Чигирина и Полтавы. В октябре Выговский был свергнут, а через несколько лет расстрелян поляками, после того как ввязался в очередную авантюру. Гетманом стал сын Богдана Хмельницкого Юрий. Немногим лучше Выговского, но это другая история.
Конотоп стал эпизодом кампании, в которой Выговский с союзниками потерял больше людей, потерял территорию, потерял власть. Потерял идею. Где победа?