Почему Советский Союз не успел воспитать нового человека и построить коммунизм? На кого опирается левое движение в XXI веке? Как избежать социального взрыва? Что значит смена режима в Армении и давление США на Иран в представлении Ленина и Маркса? На вопросы специального корреспондента EADaily Саркиса Цатуряна отвечает доцент, заведующий кафедрой международных отношений и дипломатии Московского гуманитарного университета доктор исторических наук Николай Платошкин.
— Как Вы пришли к социализму? Ведь в 1990-е годы активная молодежь тяготела к демократическим идеям…
— Я никогда не уходил от социализма. К удивлению сверстников, я еще 12 июня 1991 года голосовал на выборах президента России против Бориса Ельцина. Тогда я поддержал кандидатуру Николая Ивановича Рыжкова. Меня отговаривали, мол, советский партаппаратчик, зачем за него голосовать. А я сказал ребятам, что Ельцин доведет страну до развала.
Еще в 1989 году, работая в советском посольстве в Бонне, я подал заявление на вступление в КПСС. Действовал кандидатский стаж. Спустя год я отказался вступать в партию, мотивировав свое решение тем, что Михаил Горбачев ведет страну к развалу. К сожалению, оказался прав. 17 марта 1991 года голосовал на референдуме за сохранение СССР. Более 70% советских граждан выступило за сохранение страны. В те дни я тяжело болел, была высокая температура и грипп, но тем не менее сел на машину и поехал на избирательный участок, где проголосовал. Это было за границей.
В 1992 году я вернулся из заграничной поездки в ФРГ в другую страну. Мне предложили пойти на повышение в один из отделов МИДа по СНГ. Я сказал, что СНГ заграницей не считаю и работать в этом отделе отказываюсь. После чего я примерно год был без работы.
Наконец, в 1993 году я баллотировался в первую после путча Государственную думу как независимый кандидат. Партия Гайдара «Демократический выбор России» предлагала мне место, но я напрочь отказался. В газетах тогда писали обо мне как о беспартийном коммунисте. Тогда мне было 28 лет. Я выступал за отмену рыночных реформ и за восстановление союзного государства.
Работая в МИДе и в Московском гуманитарном университете, я написал много книг. Вот говорят, откуда появился Платошкин на телевидении? Мои взгляды отражены в собственных книгах. В 2011 году я издал трехтомную «Историю мексиканской революции», которая некоторое время была в списке 10 бестселлеров Москвы. Тогда американское радио «Свобода», которое до сих пор финансируется ЦРУ, сделало передачу о моей книге, где был такой пассаж: «Из книги ясно видна приверженность автора к социализму, что в нынешнее время вряд ли поспособствует его карьере». Так что от социализма я никуда не уходил.
— Будучи дипломатом, Вы видели систему изнутри. По каким признакам пришло понимание, что СССР разваливается?
— Признаков было много. Врать не буду. Как и все, я сначала верил Горбачеву. Помню, как в 1985 году, я был еще студентом третьего курса МГИМО, шли с ребятами из кино. Отрадно, что говорили не о распродажах, как сейчас происходит. Кто-то из нас тогда сказал: «Если он сделает то, что обещает, ему надо поставить памятник в каждом дворе». Чувствовалась свежесть, запрос на новый социализм. Горбачев говорил об обновлении социализма, что он должен стать современным и демократическим. Но не по Сеньке оказалась шапка.
Горбачев оказался человеком абсолютно неподготовленным к той ноше, которая на него выпала. Сейчас он честно говорит, что у него не было никакого плана преобразования страны (улыбается). Вот так Горбачев и «преобразовал» СССР.
Для меня сыграл определяющую роль 1990 год. Я — советский человек, родился и вырос в стране, где все было тихо и спокойно. Мы ничего не проиграли. Вдруг тогда нам стали поставлять гуманитарную помощь. Сердобольные немцы приносили какие-то макароны, зеленый горошек… Что происходит? Мы же сверхдержава, у нас это все есть. Почему это перестало производиться? Я понял, что в стране что-то не так, раз доходит до такого…
Наш развал был обусловлен национализмом. Я помню, как Ельцин говорил, что не будет поставлять нефть на Украину, которая тогда была союзной республикой. В ответ грозили не поставлять пшеницу. Доходило до смешных историй, когда одна из областей отказалась поставлять балалайки за пределы области. Все хотели выживать поодиночке. Пик наступил в момент, когда один из округов Москвы объявил воздушное пространство над собой «суверенным достоянием». Тогда страна и кончилась. Это было в 1990—1991 годы.
— Американцы обнародовали переговоры Ельцина с президентом Клинтоном, на которых глава России просил американского лидера передать Москве управление над Европой. Советская элита и российская власть 1990-х годов думали об евроинтеграции, были готовы ради нее на все, вплоть до развала государства. Почему Россия не вошла в объединенную Европу?
— Хотя я и атеист, но все равно считаю, что некая справедливость есть вне зависимости от людей. Вернадский называл это ноосферой, сферой разума. В свое время СССР развалила только Украина. Ельцин, Кравчук и Шушкевич ехали в Беловежскую пущу обсуждать новый союзный договор, но 1 декабря 1991 года украинцы провели референдум о независимости. Кравчук приехал и сказал: «Нет». Тогда Шушкевич и Ельцин пошли по другому пути и упразднили Советский Союз. Таким образом, именно украинцы развалили СССР. И то, что сейчас происходит на Украине, — плата. Распад Советского Союза пошел в обратном направлении.
Ведь народные республики Донбасса и Крым возвращались не в нынешнюю Россию, а в СССР. Потому что общие настроения таковы, что нам было хорошо вместе. Не случайно республики называются народными. У ЛНР даже пятиконечная звезда на гербе. Справедливость восторжествует. Думаю, что в случае прихода к власти в России народного социалистического правительства мы объединим постсоветское пространство достаточно быстро.
— Однако Россия до сих пор еще не оправилась от нокдауна — распада. Как государство мы все еще не обрели субъектность. Что для ее обретения должна сделать элита?
— Она должна уйти. Вы упомянули о просьбе Ельцина к Клинтону отдать ему Европу… Понимаете, в капиталистическом мире никто никому ничего не дает. Встретились два волка, один другому говорит: «Старик, сюда не ходи. Здесь все козлята мои». Такого не бывает. Когда мы разрушили страну и пришли на рынок, то нас там ждали только в одном качестве — в качестве потребителя.
Мы сейчас являемся рынком сбыта авиатехники, тракторов. Смеялись, что СССР производит тракторы. У нас нет их сейчас. А вы попробуйте сейчас без тракторов что-нибудь сделать на земле. Мы должны восстановить социализм для того, чтобы обрести в мире субъектность. Россия — большая страна, которая может долгое время опираться на внутреннее потребление. Как это делают американцы или китайцы. Вот греки и армяне это не могут сделать, при всем уважении — страны маленькие. А мы можем, но только в том случае, если правящий класс будет ориентирован на свою собственную страну.
Пока нами правят люди, у которых дети, жены и любовницы живут далеко не здесь. В России они находятся временно, до переезда туда. Пока так будет, никакой субъектности мы не обретем.
— В своих мемуарах председатель Госплана СССР Николай Байбаков пишет, что с 1922 по 1925 год страна практически вышла на уровень 1913 года по сельскому хозяйству. Как такое было возможно?
— Да, мы восстановились в 1925 году. Англия восстановилась в 1928 году, а Германия до 1933 года не могла прийти в себя.
Я сам из деревни и могу сказать: в СССР лучшие совхозы давали 50 центнеров зерна с гектара. В ФРГ средняя урожайность составляла 47 центнеров с гектара, а в царской России — 7−8 центнеров зерна с гектара. Поэтому мы вышли на царский показатель достаточно быстро. Честно говоря, такая урожайность была и в Древнем Египте. У нас большинство крестьян не имело тяглого скота. Одно дело, когда человек пришел с фронта и вместе со своей семьей начал обрабатывать землю. Другое дело, что в условиях индустриализации, когда миллионы перекочевывают в города, чтобы развивать промышленность, и их надо кормить — поставлять огромную массу товарного хлеба. То есть не только деревню кормить, но и город. К сожалению, СССР в 1925 году к этому не был готов.
Поэтому нам пришлось производить коллективизацию сельского хозяйства — через жесткое принуждение крестьян и с целью получить громадный первоначальный капитал для мощного промышленного рывка. Крестьяне поначалу с недоверием воспринимали колхозы. Это мне и моя бабушка из рязанской деревни рассказывала. Как можно было полуграмотному крестьянину объяснить, что за 9 тысяч километров в Комсомольске-на-Амуре строят завод, который потом ему поможет. Какой там Комсомольск, если человек никогда не выезжал за пределы, например, Тамбовской области. Кредитов нам зарубежных тоже не давали. Причем не потому, что мы были отшельниками. Просто у западных стран у самих ничего не было на тот период. Но после индустриализации впервые в истории на наши поля вышла мощная техника. Моя бабушка говорила, что к 1937 году люди перестали работать серпом и в деревне появился зефир, о существовании которого люди ранее не знали.
— Советский Союз был успешным проектом модернизации, но у него имелся один существенный изъян — не было устойчивого механизма передачи власти. Каким образом его можно выработать в современной России?
— Я выступаю сейчас за сменяемость власти. Однако я не согласен с тем, что сменяемость власти послужила причиной гибели СССР. Возьмите в пример другие страны. Вот в Японии Либерально-демократическая партия правит с 1945 года. Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр находился у власти с 1949 по 1963 год, что тоже порядочно. Ангела Меркель правит с 2005 года. Человек же так устроен: зачем менять шило на мыло, если в целом все его устраивает.
Беда Советского Союза была в том, что у нас режим был революционный с претензией на революционность всегда. Мы хотели воспитать нового человека и построить общество, аналогов которому не было в истории. Это все разбилось о быт. В школе мы пели революционные песни, сочувствовали Сопротивлению в Сальвадоре, а у нас все было тихо и спокойно, как в болоте. Я не говорю о том, что это было плохо. Имею в виду, что тихая повседневность как-то не вязалась с нашей великой (и по-настоящему великой) исторической миссией.
— В чем состояла историческая миссия СССР?
— Воспитание нового человека и построение коммунистического общества. Вот, например, штурм Зимнего дворца — явное действие: вы лезете под огнем на решетку ворот, враг сопротивляется. А построение нового человека — вопрос поколений, каждодневный, кропотливый, незаметный и скучный труд, который люди зачастую не воспринимают.
Например, когда началась гражданская война в Испании, было огромное движение солидарности с Испанской Республикой. Приехала масса добровольцев. Кстати, добровольцы из западных стран уехали через полгода. Один писал: «Сладостей нет». Второй писал: «В окопах сыро». Третий говорил об апельсинах, которые вовремя не подвезли. Война была для них героическим порывом. А на деле выяснилось, что повседневность у нее тяжелая — ружье надо иногда чистить и разбирать, сидеть в траншеях… Советские добровольцы же относились к войне по-другому. Они видели цель где-то далеко, поэтому советские оставались. Русских считали стальными людьми. Из-за этого мы и Великую Отечественную войну выиграли, потому что у нас была выдающаяся цель. Однако в 1970—1980-е ее вроде как уже не стало.
Поэтому мы сочувствовали Никарагуа и Кубе, где молодые ребята героически свергли диктатуру. Люди читают книги о героях, а потом выходят на улицу, где подвигов нет, есть обыденность. Высоцкий это хорошо отразил в песне «Книжные дети».
В западных странах никто от вас ничего не требует. Цели у вас нет. Поел сегодня хорошо или съездил отдохнуть — все замечательно. Никто там не думает о смысле жизни. А наша страна разбилась об обыденность в тот момент, когда люди перестали ощущать смысл жизни. Ведь как было раньше: «Старик, мы с тобой строим ДнепроГЭС». Такого нет нигде в мире! А что потом? Где подвиги?
— Меня поразил момент в интервью с Героем Советского Союза легендарным летчиком-истребителем Сергеем Крамаренко, который дошел до Берлина, а уже в Корейской войне громил американцев. «Миссия русского человека — освободить народы», сказал он мне…
— Да. Кстати, де Голль сказал это еще до Крамаренко. Этот французский генерал имел дворянское происхождение и не был коммунистом. Когда его спросили о миссии русского человека, он ответил: «Русский человек не будет спать, если знает, что кому-то в мире плохо».
— Что представляет из себя движение «Новый социализм»?
— У нас уже более чем в 40 регионах есть свои сторонники. Юридически движение пока не оформлено, но мы в союзе со всеми левыми силами будем очень активно участвовать во всех выборах, которые пройдут 8 сентября в регионах. Лично я иду от КПРФ на выборы в Москве против столичного лидера «Единой России» Андрея Метельского, который уже 19 лет сидит в депутатах и считается непотопляемым. Если я призываю людей идти на выборы, то я тоже должен показывать пример.
В Ленинграде мы будем участвовать в борьбе против кандидата от «Единой России» Александра Беглова. Будем участвовать на выборах в Липецке, Владимирской области. На разных выборах. Где-то пройдут губернаторские выборы, а где-то в законодательное собрание.
Именно в действиях движение «Новый социализм» обретет свою форму. Наплыв очень большой. Однако я считаю, что мы должны не языком болтать и рассуждать о том, кто был прав в 1927 году — Сталин или Троцкий, как делают сейчас многие в левом лагере. Считаю такие рассуждения предательскими. Страна гибнет. Нам надо главное — отправить в сентябре «Единую Россию» на мусорную свалку, чтобы президент коренным образом изменил социально-экономический курс в сторону большей социальной справедливости. Иначе ситуация в стране может привести к социальному взрыву…
— Любая власть имеет свою классовую опору. В 1917 году большевики опирались на крестьянство и рабочий класс. Страна была преимущественно крестьянской и слабо урбанизированной. Рабочий класс был малочисленным, но все-таки он осознавал свои (классовые) интересы. В 2019 году из-за урбанизации и деиндустриализации крестьянство и рабочий класс разгромлены. На кого в таком случае опираться левому движению?
— Кстати, об этом еще Владимир Ленин говорил в 1917 году. Тогда перед диктатурой пролетариата он выступал за революционную демократию, куда, по его замыслу, должны были войти рабочие, крестьяне и средние слои, по которым экономический кризис бьет всегда сильнее. К сожалению, у нас ситуация в стране даже хуже, чем было при Ленине. По официальным данным, в России сегодня 3% населения владеют 90% национального богатства. Поэтому мы делаем ставку на 97% населения. То есть на людей наемного труда, а также мелкий и средний бизнес, который страдает не меньше людей наемного труда. Мы ставим на людей, которые заинтересованы в более справедливом распределении социальных благ, а не в переделе и расстрелах.
По крайней мере нам надо дойти до такого уровня неравенства, которое есть в Европе. У нас разница между 10% самых бедных и 10% самых богатых — 15 раз, а в Европе — 4−5 раз. Мне кажется, что нашу программу поддержит до 80% граждан. Мы — движение людей наемного труда, а также мелкого и среднего бизнеса.
— Что такое справедливость?
— Это то, что человека отделяет от животного мира. Я сторонник теории эволюции. По большому счету есть две вещи, которые отделяют человека от шимпанзе, — чувство юмора и чувство справедливости. У немцев даже есть такое выражение — «зверская серьезность», потому что животные никогда не улыбаются. В животном мире нет справедливости: там слабая особь не сопротивляется сильной особи, у которой больше мускулатура и рост. Мы выделились из животного мира благодаря чувству справедливости, когда человек заботится не только о себе, но и об окружающих.
Например, про Че Гевару говорили, что он воспринимал страдания других острее своих собственных. Вот это и есть справедливость, когда человек не проходит мимо, видя, как люди страдают безвинно.
В чем состоит несправедливость в России? Люди у нас работают по 8 часов в сутки, иногда больше. Но люди еле дотягивают до зарплаты, а часто и не дотягивают. На Западе бедность — экстремальное явление: инвалидность, безработица, муж умер. Если человек работает, то он не должен быть бедным. К сожалению, у нас большинство работающих людей — бедные. Не могут же они работать по 20 часов в сутки, чтобы стать зажиточными. Поэтому мы выступаем за то, что справедливость — это когда свобода и счастливое развитие есть условие развития каждого.
— Верите, что можно избавиться от социальной несправедливости в рамках нынешнего законодательного поля?
— Ранее я опубликовал свои апрельские тезисы. Может, это выглядит нескромно с моей стороны…
— Апрельские тезисы Платошкина?
— Да. Кстати, и в апрельских тезисах Ленина сказано, что есть огромные перспективы Советам взять власть абсолютно мирным путем. Сама Октябрьская революция, если ее внимательно изучить, была не кровопролитной: в Петрограде погибло 10−12 человек — в основном из-за какой-то неразберихи.
Если за нами 80% населения, то я Вас уверяю: мы можем свободным, демократическим путем взять власть. Такое большинство подавить нельзя. Другое дело — Украина, где 49% могут быть за, а остальные против. Почему у них такие острые столкновения? Потому что там никто явно не превалирует так, чтобы другая часть общества признала победу оппонента. У нас мирное развитие социализма возможно.
— Неомарксисты делят мир на Север и Юг, на богатые и бедные страны, отказываясь от колониальной градации Восток — Запад. Согласны с ними?
— Абсолютно не согласен. Изобрел эту фигню Мао Цзэдун, которого Иосиф Сталин правильно назвал редиской — внешне красный, а внутри белый. Мао считал, что СССР и США — лидеры двух группировок, поэтому китайцам надо создавать свою собственную. Он изобрел дурацкую теорию о том, что между русскими и американцами разницы нет: социал-буржуазный СССР и чисто буржуазные США. Мол, только Китай во главе Мао — сторонник бедноты и демократии. Конечно, это чушь, поскольку классовые различия никуда не делись. Они простые: отношение к средствам производства. Либо вы владелец, либо вы наемный сотрудник.
— Коммунисты в рамках своей идеологии создали глобальный вариант «Русской идеи», предложенной в XIX веке писателем Федором Достоевским. Что представляет из себя «Русская идея» сегодня?
— Я ее категорически отвергаю. Понимаю, что это не принесет мне много симпатий. Я против любого национализма — китайского, немецкого или же русского. Считаю национализм признаком тупости и узколобия. Это означает возврат в животный мир, где полосатый тигр ненавидит льва, потому что тот имеет гриву, а полос нет.
Чем отличается националист от патриота? Националист говорит, что он любит свою страну, потому что она лучше других. А патриот любит свою страну за ее достижения. В мире вас любить и уважать должны другие. Как и в жизни, виднее со стороны. Мудрые люди нам говорили в советском МИДе: «Вы не должны называть себя сверхдержавой. Это нескромно. Пусть вас другие так называют. И тогда это будет ценно».
В чем состоит «русский вопрос»? Русский народ, как и все остальные, естественно, имеет право на самобытность и культуру. Я — русский человек. Меня как русского никто не ущемлял ни в СССР, ни в России. Кто мне мешал читать газеты на русском языке, ходить в русскую школу или слушать русские песни? Разумеется, никто. Так в чем же «русский вопрос»? В этом плане левые отличаются от националистов именно тем, чем христиане в свое время отличались от представителей других религий. Иисус Христос впервые говорил, что религия должна быть всеобщей, что человек человеку — брат. На этом мы сейчас и стоим.
— Международные отношения сегодня далеки от идей братства. Что означает давление США на Иран с точки зрения марксизма и классовых интересов? Можно ли рассматривать проблему именно в таком ракурсе?
— Ее и надо рассматривать с точки зрения марксизма. Вот Ленин говорил, что есть социалистическое движение, которое характерно для развитых стран. А есть антиимпериалистическое движение, когда в развивающихся странах общества объединены целями национального освобождения от гнета империалистических держав.
В этом смысле у СССР была просто гениальная позиция во внешней политике. Нас поддерживали исламские, буддистские и другие страны. От Вьетнама до Кубы. Мы давали им защиту. Иран после революции 1979 года, несмотря на наши напряженные отношения в советский период (иранцы жестоко разгромили у себя коммунистическую партию, многих казнили), выступает совместно с Россией против империализма США. Мы их поддерживали в 1953 году, когда правительство Мосаддыка пыталось национализировать нефть. Тем не менее и сейчас у нас самые тесные отношения.
Почему американцы давят на Иран? Тегеран не потворствует терроризму. Это шиитская страна, которая не претендует на главенство в исламском мире просто потому, что большинство в этом мире там за суннитами. Тем не менее США давят на Иран, как на своего рода остатки Советского Союза. Давят как страну, которая придерживается другого образа жизни. Они считают, что этого не должно быть. Куба, Северная Корея, Сирия, Ливия и Иран подвергаются нападкам не из-за нефти и газа. Это попытка империализма до конца ликвидировать то, что они не успели в 1991 году с СССР. Чтобы социалистическая альтернатива никогда не возродилась.
— А как можно по Марксу объяснить «бархатную революцию« в Армении? Средней класс там не сформировался, зато есть олигархат, крестьянство и интеллигенция, вынужденные выживать в тяжелых условиях…
— Это была своего рода буржуазно-демократическая Февральская революция 1917 года, которая свергла клику вокруг царя. Это были те же 3% населения, которые контролировали все подряд. Восстали и рабочие, и крестьяне, и интеллигенция. Практически весь народ встал против олигархической клики. То же самое произошло в Армении, где узкая группа лиц, используя тяжелое внешнеполитическое положение республики, узурпировала страну. Это вызвало неприятие не только у рабочих и фермеров, но и всех народных масс, которые чувствовали себя отрешенными от судьбы страны. В дореволюционной России было так же. Распутин от балды менял министров с калейдоскопической частотой. Люди не понимали, что происходит и почему их мнение не учитывается…
В таких странах, как нынешняя Армения или тогдашняя Россия, было достаточно маленького фитиля, не связанного вообще с политикой. Помните, в Петрограде революция началась с того, что хлеб не подвезли на три дня. А в Армении все началось с обмана Сержа Саргсяна, который пообещал уйти после перехода на парламентскую систему правления, но не ушел. Этого стало достаточно. Речь идет о мощной народной антиолигархической революции, которая должна, наверное, после победы расслоиться на разные политические силы, как она расслоилась в России. И сейчас это видно: рейтинг Никола Пашиняна падает, потому что все объединились в свержении, но куда идти дальше, как и в России 1917 года, — тут мнения сильно разошлись, что, в принципе, нормально.