Праздновать победу над гитлеровской Германией в этом году евросоюзная общественность особо не стремилась. Во-первых, потому, что Германия нынче — локомотив «Содружества 27-ми» (считаем без Великобритании, которая полутора ногами уже за пределами альянса) и с каждым годом экономическое благополучие блока зависит от нее все больше и больше.
Неудобно как-то, знаете ли, плевать в колодец, из которого пить еще придется. «Ну, случился у потомков тевтонских рыцарей однажды нацистский заскок. А кто у нас без греха? Исправились же, — примерно такое объяснение необходимости проявления толерантности сегодня в ходу у политиков и СМИ. — Давайте не нагнетать». А во-вторых, 9 мая на Старом континенте объявлено днем Европы. В далеком от нас уже 1950 году именно 9 мая французский министр иностранных дел Роберт Шуман выступил с предложением начать работу по объединению Европы. В ознаменование пятилетия Победы или в пику ей — сторонников каждой из названных версий найдется достаточно, но заниматься выяснением, кто из них «более прав» — не тема публикации, которую вы читаете в данный момент.
9 мая нынешнего года для ЕС выбрали в качестве символа обновления и сохранения альянса, который в последние годы переживает одно потрясение за другим. То брексит, то подъем популярности противников миграционной политики и сторонников тезиса «национальное превыше интернационального», что, по мнению правящей элиты, «угрожает собственно существованию Сообщества». На основании всего вышеперечисленного 9 мая 2019 года и было избрано в качестве наиболее подходящей даты для большого сбора руководителей государств Евросоюза. Саммит, состоявшийся в Сибиу (Румыния), стал фактически отправной точкой в избирательной кампании по выборам в европарламент, которые в странах ЕС пройдут с 23 по 26 мая.
Момент критический или ключевой?
По мнению большинства политологов стран ЕС, альянс «отправляется в путь по неизведанным доселе политическим территориям. Европейском проекту предстоит проверка на прочность на фоне турбулентных вихрей, возникших в политической (брексит), социальной (желтые жилеты), экономической (десятилетний кризис, увеличивший неравенство членов „евроклуба“) сферах жизни Евросоюза. И все это — помноженное на глобальный кризис элит, утрачивающих свое главенство на фоне все усиливающейся потребности в переменах».
«Выборы 26 мая станут настоящим референдумом, быть ли ЕС», — прогнозирует Эстебан Гонсалес Понс, член Европарламента и вице-президент Европейской народной группы. Испанский парламентарий, кандидат, рассчитывающий быть избранным на новый срок, считает, что «выборы практически превращаются в плебисцит, в ходе которого либо элиты получат одобрение народа на продолжение проекта, либо европейский альянс будет обречен на беспрецедентный паралич». Ну, прямо, почти по «Гамлету»: быть или не быть.
«Антиевропейские партии прибывают с огромной силой, а проевропейцы разделены», — сетует Понс.
Опросы общественного мнения предсказывают, что впервые за 40 лет европейских выборов ни одна из двух основных политических «семей» континента — Народная и Социалистическая — не преодолеет барьер 50% мест +1 голос, и будут нуждаться в поддержке еще одной или двух групп (либеральной и «зеленой», скорее всего), чтобы руководить законодательным органом.
По мнению председателя Европейской комиссии Жана-Клода Юнкера, «ЕС предстоят самые важные выборы в его истории».
«Наступает тот самый ключевой момент, когда нам придется решать, какую Европу мы хотим», — говорит Иратче Гарсия, руководитель испанской фракции социалистической группы в Европейском парламенте.
Гарсия считает, что «рост поддержки популистов угрожает проекту европейского единства». И предупреждает, что «либо мы предоставим ЕС необходимые инструменты для решения стоящих перед нами задач, например, в социальной, миграционной или экологической политике, либо мы опустошим его содержание».
В почти дюжине европейских правительств евроскептики уже значатся среди министров и руководителей департаментов. В новом составе Европейской комиссии тоже ожидается несколько популистских комиссаров (от итальянского до венгерского или польского), а в парламенте число евроскептиков или еврофобов может достигать 30%, по мнению одного из директоров аналитического центра Friends of Europe Шады Ислам.
Перспектива возможной катастрофы, обрисованная ведущими политиками Евросоюза в максимально возможных черных тонах должна «сплотить массы, привыкшие жить в дружбе и взаимопомощи народов, понимающих, что только вместе они способны противостоять внешним угрозам, но расслабившимся как раз по причине достигнутых успехов».
Как ни странно, но именно подъем популярности, обещающий евроскептикам увеличение удельного веса их фракции в европарламенте, и должен успокоить еврофилов — Союз стремительно теряет перспективу распада. Евроскептики уже увидели, что ЕС — не настолько безнадежная структура, как казалось раньше, и ее нет смысла разваливать, а есть смысл возглавить, чтобы перекроить.
«Возглавить» пока звучит с оттенком фантастичности, а вот «перекроить» — это теперь не кажется несбыточным.
Председатель Европейского Совета Дональд Туск уже объявил, что через 48 часов после выборов, 28 мая главы государств Евросоюза соберутся на экстраординарную встречу в верхах для выработки «маршрута». Одним из главных вопросов будет отказ от обязательности принятия решений по глобальным вопросам путем достижения единогласия. Это можно рассматривать как инструмент борьбы с правыми популистами (Ле Пен, Сальвинии и пр), поскольку меньшинство (а их пока еще меньшинство) потеряет возможность блокировать какие-то решения руководящих органов ЕС. Необходимость отмены единогласия при принятии решений — практически единственный пункт, по которому участникам румынского саммита 9 мая удалось договориться.
Такое денежное глобальное потепление
Европейские выборы в конце мая откроют новый этап, отмеченный несколькими фронтами в ЕС. После ожесточенной схватки за портфели в Европарламенте, затем и Еврокомиссии, одним из наиболее важных вопросов станут переговоры по определению бюджета сообщества на семилетний период 2021—2027. Главные герои, образно говоря, уже точат ножи в преддверии битвы. Крови еще не видно, но свист клинков, рассекающих воздух, уже слышится.
На минувшей неделе группа из восьми стран, включая Францию и Испанию, попросила ЕС сделать большой шаг вперед в борьбе с изменением климата и выделить на это 25% расходной части будущего бюджета. Предложение остальными членами ЕС было встречено не просто без восторга, но с сильно негативными эмоциями. Это всего лишь пример предстоящих дебатов, в которых конфликты национальных интересов различных стран, с одной стороны, и идеологических установок Евросоюза в целом, с другой, накладываются друг на друга.
Бюджет ЕС эквивалентен примерно 1% ВВП всего альянса. По данным Европейской комиссии, в 2017 году расходная его часть составила около 137 миллиардов евро, так что речь пойдет о выделении огромной суммы, контроль за расходованием которой — весьма условная вещь. Понятно, почему собственно руководящие структуры Евросоюза воспринимают идею об увеличении трат на «борьбу за воздух» с таким энтузиазмом и почему правительства государств «второго ряда», не имеющие практической возможности что-то отщипнуть себе от этого пирога, так рьяно выступают против выделения астрономических сумм на достаточно эфемерную тему.
Сколько осталось жить Европейской Комиссии?
Еще одним пунктом жестких дебатов станет вопрос существования Европейской Комиссии. За последние почти четыре десятилетия ЕК из скромной исполнительной структуры превратилась во всемогущую (в рамках ЕС) организацию, лоббирующую главным образом интересы руководства ведущих стран-участниц блока — Германии и Франции — и свысока относящуюся к предложениям остальных. Именно поэтому европейские популисты и националисты видят наиболее подходящим решением устранение Еврокомиссии из конструкции ЕС вообще, а вместо нее хотели бы создать несколько профильных агентств, в задачи которых входит решение конкретных проблем в конкретных сферах экономической, социальной и политической жизни «клуба».
Нет необходимости объяснять, что реализация такой идеи, исходящей от итальянской «Лиги», французского «Национального объединения» (бывший «Национальный фронт»), немецкой «Альтернативы для Германии», венгерской «Фидес» и некоторых других, кардинально бы изменила Евросоюз.
Кроме того, популисты предлагают пересмотреть миграционную политику сообщества, объясняя это необходимостью защиты интересов граждан стран, входящих в ЕС от пришельцев. Попытки решить демографическую проблему Евросоюза за счет «притока свежей крови с Ближнего Востока и Северной Африки», по мнению ультраправых, приведут к тому, что «коренное население растворится среди чужаков, утратит свои традиции и обычаи под давлением обязательств соблюдать мультикультурализм, и в конце концов превратится в людей второго сорта».
ЕС, превратившееся из империи, где все территории безусловно подчиняются центру, в союз национально ориентированных государств, отнимет у правящей ныне наднациональной элиты все рычаги влияния и сделает в итоге Евросоюз реально демократическим объединением европейских стран, вольных принимать свои решения самостоятельно без оглядки на Брюссель. Этакий СНГ европейского розлива.
Объективно говоря, такой ЕС России гораздо более выгоден, чем существующий. Впрочем, и если не целому Евросоюзу, то большинству его стран, готовых отказаться от налагаемых на Москву санкций и стремящихся получить в ответ снятие Кремлем ограничений на торгово-экономические отношения с РФ — тоже.
Владимир Добрынин, Мадрид