Политика Москвы в отношении приграничных территорий резко трансформируется. Скорее всего, «на ходу», экспромтом, под влиянием текущих обстоятельств. Победа Владимира Зеленского на выборах на Украине, решение о предоставлении российского гражданства жителям Донбасса и предстоящие в июле выборы президента Абхазии — три ключевых процесса, которые меняют повестку российской «пограничной» политики.
Решение о выдаче российского гражданства жителям Донбасса — для российской внешней политики повторение хорошо знакомого и не раз за последние 15 лет пройденного пути — в Южной Осетии и Абхазии. Существенно отличаются масштабы предстоящего процесса — менее 200 тысяч суммарно граждан России в обеих кавказских республиках и более 3 миллионов предполагаемых новых граждан РФ в Донбассе.
Но с политической точки зрения — тема, с которой можно работать на протяжении долгих лет. Как мы видим опять-таки на абхазском и югоосетинском примерах, выдача российского гражданства не стала, как ожидали грузинские оппоненты, анонсом интеграции республик в российское пространство. Но серьезно переформатировала гражданские отношения, сделало более тесными связи с Россией, стала важным явлением в региональной политике и очень болезненной проблемой для Грузии.
Что изменится в отношениях Москвы с ЛДНР, если мы знаем детали уже пройденного опыта?
Здесь есть одно важное отличие от стартовой ситуации в Абхазии и Южной Осетии. Граждане этих стран к моменту старта кампании по получению российского гражданства не были гражданами никакого признанного государства. Пользовались документами еще советского периода, утратившими легитимность. В этом случае речь идет о гражданах Украины. Поэтому очень интересно будет посмотреть лет через десять итоговый счет: гражданство какой страны предпочли люди. На стороне России много социальных бонусов, достаточно сказать о материнском капитале. На стороне Украины в первую очередь безвиз. Но, запустив процесс, Москва получает другое важное политическое преимущество. Это постоянный, заложенный в архитектуру дальнейших российско-украинских отношений, фактор давления. А процесс получения гражданства, даже если мы смотрим по аналогии с кавказскими республиками, — длительный. И не факт, что его невозможно будет остановить в случае «радикальной» нормализации отношений Москвы и Киева.
Но сейчас меняется многое. Россия входит в социальное пространство донбасских республик. Это требует инструментария значительно более широкого, нежели тот, который есть сейчас, когда направление курирует структура в Кремле, плюс силовики и аппарат вице-премьера Дмитрия Козака. Причем скорее это не взаимодействующий коллектив, выполняющий общую последовательность управленческих задач, а конкурирующие силы, которые тянут на себя донбасскую повестку.
Российский инструментарий на этом направлении, к сожалению, не модернизируется за те пять лет, в течение которых здесь фактически продолжается война. Основной тренд один, и он понятен. Как-нибудь создать и сохранить элементы внешнего контроля с тем, чтобы местные «операторы» в свою очередь по иерархической лестнице вниз организовали стабильную работу системы. Эта стратегия провалена. И последний провал на этом пути — избрание главой ДНР Дениса Пушилина, политика, который в общем-то и не политик. Он не обладает субъектностью, влиянием, не является консолидирующей группу сил фигурой. Поскольку российская политика предпочитает играть в таких случаях с тем полем, которое есть, и по тем правилам, которые сложились, то лидеры на местах, если мы говорим о Донбассе, должны быть скорее полевыми командирами, нежели чиновниками.
Что, впрочем, тоже не спасает ситуации. Пока есть конкурирующие курирующие институции, опирающиеся на местный авторитетный круг, неизбежны все новые круги конфликтов, с виду локальных, но в которых активно задействована Москва на том или ином уровне. Это неуправляемый хаос, что и видим сейчас и в ДНР, и в ЛНР. И, конечно же, в итоге Москва здесь ничего не контролирует.
Основная ошибка российской политики в Донбассе заключается в том, что она принимает за норму правила, а точнее хаос игры поствоенных криминальных группировок. При том, что российские акторы в донбасских процессах ни в персональном качестве, ни в качестве представителей тех или иных структур такой работе не обучены. 90-е закончились давно, войну они вообще не видели. Поэтому на сегодня вернее будет сказать, что Донбасс управляет Москвой, а не наоборот. Это не единожды выйдет боком.
Что касается Абхазии. Тренды российско-абхазских отношений в ближайшее время будут зависеть от следующих моментов.
Во-первых, в июле в республике состоятся выборы президента. Здесь напрашиваются параллели с недавним голосованием по выборам главы государства на Украине. Со значительной долей вероятности, мы можем сказать, что и в Абхазии действующий лидер Рауль Хаджимба потерпит поражение в связи с отчаянно критическим положением дел в экономике и социальной сфере.
Во-вторых, важный тренд последнего времени — с одной стороны, упадок и трансформации в системе политического кураторства абхазского и югоосетинского направления в Москве. С другой стороны, вал жесткой критики и серьезное давление на структуры правительства, в первую очередь Министерство по делам Северного Кавказа, в связи с очень сомнительной политикой ведомств именно на абхазском направлении.
И в третьих, серьезная активизация общественных инициатив и предпринимателей, в разное время пострадавших от рук абхазского криминала. 11 апреля Следственным комитетом России было возбуждено уголовное дело о мошенничестве в особо крупном размере в связи с захватом промышленного предприятия, принадлежащего российской компании, в Гудаутском районе Абхазии. Его собственник Михаил Панов учредил движение «Русский голос», которое теперь добивается возбуждения еще нескольких уголовных дел по похищениям и убийствам предпринимателей в Абхазии.
Что вообще происходит?
17 апреля в отставку ушел Олег Говорун, руководитель кремлевского управления по приграничному сотрудничеству, это ведомство курировало политический уровень отношений с Абхазией. Об отставке стало известно примерно за две недели до этого. Не стоит прямо увязывать два этих события. Но важно то, что упадок возможностей контроля за ситуацией со стороны политического направления немедленно воплотился в активность силового блока. О вероятности такого развития событий мы писали еще полгода назад. И это прецедент. Пока не было такого за все годы, прошедшие после признания независимости Абхазии Россией, чтобы уголовные дела по процессам, происходящим в республике, возбуждались российскими правоохранительными органами.
Давление и критика курирующих структур, в первую очередь управления по приграничному сотрудничеству, были связаны как с работой на украинском, так и абхазском направлениях. Но что касается абхазского направления, количество критики резко перешло в качество на стыке 2018 и 2019 годов, когда серия убийств россиян в республике дала старт политической кампании в Москве. По ее результатам были десятки запросов и депутатских обращений к руководству страны. А по итогам всего этого под ударом теперь уже оказалось не только управление по приграничному сотрудничеству, но и Министерство по делам Северного Кавказа, которое курирует социально-экономическое взаимодействие с Абхазией.
Сейчас очень многое будет зависеть от результатов выборов президента в Абхазии. Очень важно, что будет уже после них. Если в Абхазии будет предпринята динамичная программа возвращения в правовое поле, можно будет на уровне межгосударственного сотрудничества закрыть большую часть проблемных вопросов и перейти к обсуждению нового «контракта» между двумя странами. Объективно, объемы российской помощи нужно наращивать. Но вполне вероятен иной вариант развития событий. Внутриполитическое положение в Абхазии может и ухудшаться. Не исключен вариант, при котором по итогам выборов возникнет политический кризис, который усугубит криминогенную обстановку и экономический кризис. В таком случае российской стороне неизбежно придется создавать альтернативный канал взаимодействия с абхазским гражданским обществом. В принципе уже сейчас такая ситуация. Власть в республике недееспособна. Но пока есть шанс благодаря выборам обновить конструкцию и добиться ее относительной работоспособности.
При плохом сценарии будет необходимо создавать инструменты прямой коммуникации, в частности с теми, чьи интересы были ущемлены в результате криминальной активности. Компенсировать потери российскому бизнесу можно из средств Инвестиционной программы содействия социально-экономическому развитию республики. Потери российских компаний могут вычитываться из общей суммы программы.
Вообще, инвестпрограмма — наиболее уязвимый участок российско-абхазских отношений сейчас. «Русский Голос», предприниматели и близкие жертв последних преступлений требуют от правительства России прекратить оказание экономической помощи республике. Но в дальнейшем можно было бы рассмотреть возможность взаимодействия по реализации программы с гражданским сектором в Абхазии, так как ценность этого финансирования значительна именно в восстановлении и строительстве инфраструктуры, в том числе социальной.
Текущая институциональная настройка российской политики в Донбассе и кавказских республиках не отвечает усложняющимся реалиям. Основная проблема заключается в том, что ни в Донбассе, ни в Абхазии не происходит политической и экономической стабилизации. А у Москвы нет инструментов и опыта для длительной работы в довольно экстремальных условиях. Сейчас часто говорят и пишут об окончании периода нестабильности в ДНР и ЛНР, а значит, необходимости активизации «гражданского» социально-экономического взаимодействия. Однако внутренняя нестабильность никуда не делась, а в Абхазии эти проблемы нарастают. И сегодня это вызов куда более серьезный, чем внешние конфликты.
Антон Кривенюк, специально для EADaily