Похоже, Россия разбаловала западных экспертов. Когда цивилизованный мир в очередной раз проваливает решение какой-то проблемы, а на горизонте появляется российский военный или дипломат, мир единодушно решает: Кремль подключается, чтобы снять санкции (избежать новых санкций), выслужиться перед Дональдом Трампом (спасти Дональда Трампа), вернуться в G7 (снова G8). И да! обменять «это» на Украину (Украину на «это»). Потом что-то идет не так, и оказывается, что Россия «снова показала миру своё коварство».
Будем справедливы к западным экспертам: не они одни. Так, досконально знаком со всеми без исключения тайнами международной дипломатии и умеет облечь это знание в соответствующую форму член комитета Совфеда по обороне и безопасности Франц Клинцевич:
«Недавно поступила информация, в том числе и от официальных представителей Госдепа, о том, что в вопросах организации взаимодействия продолжения диалога между Соединенными Штатами и КНДР большие надежды на Россию».
Можно было не ходить так далеко. И помощник президента России Юрий Ушаков, и пресс-секретарь президента Дмитрий Песков сообщили почти о том же. Что важной темой переговоров, помимо развития двусторонних отношений и региональных проектов, будет решение проблемы ядерного разоружения Корейского полуострова. Правда, без слов о спасении «диалога между Соединенными Штатами и КНДР».
Ошибка экспертов, рассуждающих в парадигме «Обмен Пхеньяна на Киев», очевидна до неприличия.
Во-первых, всё, что Ким Чен Ыну мог бы сказать Владимир Путин, если бы взялся его о чем-то уговаривать, ему мог бы сказать и президент США. И уж точно, что России нет смысла привлекать какие-то аргументы, без которых невозможны такого рода «переговоры-уговоры»: ни обещать Пхеньяну какие-то пряники за уступки Вашингтону, ни тем более угрожать соседу кнутом (своим или Вашингтона) Москва не будет. Здесь просто не о чем говорить.
Во-вторых, вряд ли кто-то возьмется ответить на вопрос, а в чем, собственно, Северная Корея могла бы уступить Соединенным Штатам? Эксперты в сфере ядерных вооружений единодушны в том, что разоружиться (с демонтажем инфраструктуры) на 50% и даже на 20% или 10% невозможно. Т. е. если «разоружиться на 10%», разоружение станет необратимым на все 100%. Грубо говоря, большинство звеньев здесь нельзя «чуть-чуть уменьшить», а если ликвидировать всё звено, то больше не будет цепочки.
Позиция Пхеньяна: на первом этапе он демонтирует всё, что можно демонтировать, с одновременной отменой санкций и созданием гарантий безопасности для севера полуострова. За прекращением новых разработок по мере развития отношений Севера и Юга, совместных экономических проектов и политической интеграции, Север полностью отказывается от ядерной программы. Что уже довольно рискованно, зная то, как быстро и не особо заморачиваясь поводами, США отказываются от прежних договоренностей и применяют санкционную дубинку.
Но этого Вашингтону мало. Его позиция: полное ядерное разоружение Пхеньяна и его «правильное поведение в других вопросах», после чего США рассмотрят вопрос о постепенном снятии санкций. Стороны вошли в жесткий клинч, два саммита позорно для Трампа провалились (тогда, как для Кима стали пропуском в мировую политику), госсекретарь США Майк Помпео пригрозил ужесточением санкций, а МИД КНДР сжег мосты, заявив, что этого дипломата на переговорах по денуклеаризации «должен сменить кто-то более зрелый».
В общем, если «неприлично говорить „кажется“, когда всё уже ясно», тема Нобелевской премии мира для Трампа закрыта.
О какой же денуклеаризации полуострова говорят Путин и Ким во Владивостоке сегодня, 25 апреля?
А вот это — в-третьих. Бывший девелопер Трамп мог встретиться с Кимом только для того, чтобы показать ему на своем планшете ролик про южнокорейские отели и рассказать, как много «таких красивых зданий» можно будет построить «на прекрасных северокорейских пляжах» (см. «Ким переиграл Трампа. Плоды политики „шока и трёпа“»). У Кима и Путина несколько иные представления о смысле встреч на высшем уровне. Договоренности уже достигнуты и будут представлены «граду и миру».
Возможно, здесь более информированным или проницательным оказался коллега Клинцевича по Совету Федерации член международного комитета Олег Морозов. Сенатор выразил уверенность в том, что спасение процесса ядерного разоружения на полуострове теперь возможно только в восстановлении Шестистороннего формата в составе КНДР, Республики Корея, Китая, Японии, США и России, который медленно, с перерывами и отступлениями, но шел к цели с 2003 по 2008 год. Сенатор подчеркнул, что в сложившихся условиях только Шестерка может определить «формат международных гарантий для КНДР».
Да, некий сигнал от Госдепа должен был поступить: без США Шестисторонний формат восстановить невозможно. Вряд ли также, несмотря на чуть потеплевшие отношения Севера и Юга полуострова, осмелятся начать собственную игру Сеул и Токио. Но это была не просьба достать каштаны, она бесперспективна. Вероятно, США готовы отказаться от сценария «Пришёл. Пообещал. Разоружил» в пользу более реалистичного, будь то Шестисторонняя группа или какой-то другой.
Не исключено, что детали этого формата или хотя бы обозначение нового подхода будет озвучено не сегодня по результатам встречи Путина и Кима, а завтра-послезавтра на другом саммите — Втором саммите форума «Один пояс — один путь», запланированном в Пекине на 26−27 апреля.
Первый саммит в Пекине, в котором участвовали 29 глав государств и правительств, состоялся в 2017 году. В этом ожидается участие до 40 лидеров, европейских — Австрии, Италии, Греции, Венгрии, Сербии, Чехии, СНГ — России, Белоруссии, Азербайджана, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Южной, Восточной и Юго-Восточной Азии — Пакистана, Сингапура, Таиланда, Монголии, Арабского Востока и Африки — Египта, ОАЭ, Кении, Танзании и других.
Ким Чен Ын пока традиционно избегает многосторонних саммитов. Кроме того, он не упускает случая показать Пекину, что братские отношения КНР и КНДР — это не отношения «сеньора» и «вассала». Возможно, сейчас, после некоторых недоразумений в начале правления молодого Кима эта настороженность уже не так остра, но она явно сохраняется.
Таким образом, на сегодня всем удобно, чтобы роль неформального модератора некоторое время исполняла Россия. У Москвы есть собственные интересы на Корейском полуострове. Россия заинтересована в развитии проектов (или пока всё ещё идей) железнодорожного и трубопроводного коридора в Южную Корею через территорию Северной. Это без преувеличения важнейший вопрос двусторонних отношений на сегодня.
Что касается Китая, то для него на первый план выходит обеспечение безопасности и стабильности в самом начале пресловутого «Пояса», современного «Шелкового пути». Пояс, застёжка которого может с треском порваться и хлестнуть по всем, сильно теряет привлекательность.
«Один пояс — один путь» — экономическая и, как утверждают критики, уже в значительной мере политическая инициатива Пекина по созданию новых и совершению действующих торгово-транспортных коридоров. Эти коридоры призваны объединить в единую сеть свыше 60 государств Европы, Азии и Африки.
Рассматриваются три основных принципиальных сухопутных направления-маршрута так называемого «Экономического пояса Шёлкового пути» (ЭПШП) в направлении Китай-Европа: «Северный» через Монголию или Казахстан и Россию или сразу через Россию, «Центральный» — через Центральную Азию и Ближний Восток и «Южный» — через Юго-Восточную, Южную Азию, Северо-Восточную Африку. Кратчайший маршрут — Северный. Но по понятным причинам Пекин всячески демонстрирует, что не будет складывать яйца в одну корзину.
То же с двумя «морскими шелковыми путями». Первый — «Южный морской» через Южно-Китайское море, Индийский океан, Суэц. В последние годы в яростную борьбу с ним вступает «Северный морской маршрут» — российский Северный морской путь, который на 40% короче «Южного».
К сожалению, указывая на это несомненное преимущество, российские эксперты не учитывают его главный недостаток: Севморпуть — это только транспортная артерия. В то время, когда «Южный маршрут» — торгово-промышленный. До 80 кластеров, преимущественно легкой промышленности строятся Китаем или уже действуют в одной только Эфиопии. Потребителем этой продукции будет Европа. То же с Восточно-Африканским сообществом шести государств и другими странами маршрута. В этом смысл «Пути» и «Пояса», а не в караванах верблюдов, бредущих от оазиса к оазису.
Цена вопроса — многомиллиардные китайские инвестиции через Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), де-факто китайский. Проблемы здесь известны: Китай предпочитает такие формы «кредитования» инфраструктурных проектов в других странах, при которых деньги не покидали бы Поднебесную: всё или почти всё — высокооплачиваемая часть персонала нанималась в Китае, проектирование и оборудование заказывались бы там же. Разумеется то, на что с радостью соглашается Бурунди и, кажется, готова согласиться Белоруссия, России не подходит: у нее ровно такие же требования к совместным проектам, как у Китая.
Поэтому доехать из Москвы до Алма-Аты за 23 часа по высокоскоростной магистрали (ВСМ) «Евразия», видимо, удастся еще не скоро. Но, повторим, Земля — шар, и реальные расстояния между Китаем и Европой через Россию и Севморпуть короче, чем они выглядят на плоской карте при любой проекции. Идет жесткий торг и два лишних союзника в нем — Северная и Южная Корея — России не повредят. Китаю есть, что приобрести от мира здесь. И есть, что потерять, если напряженность просто сохранится.
Альберт Акопян (Урумов)