Проект концерна Volkswagen создать на базе своего завода в Калуге глобальный центр по производству автомобильных двигателей может стать крупнейшей инвестиционной инициативой европейского бизнеса в России за весь период «санкционных войн». Политический кризис в отношениях России с Евросоюзом не стал критическим препятствием для тех европейских компаний, которые были настроены на экспансию в РФ, и особенную активность в этом процессе в последние годы проявляли немцы. Интерес к инвестициям в Россию есть и у ряда других стран Европы и Азии, но масштабные проекты по локализации производства иностранных компаний пока удаются лишь считанным регионам.
Автомобильная экспансия
Объем инвестиций по увеличению мощностей завода в Калуге составит 40 млрд рублей, сообщил на минувшей неделе РИА Новости глава Volkswagen в России Маркус Озегович. Компания уже подала заявку на специальный инвестиционный контракт (СПИК), в рамках которого планируется удвоить объем выпуска со 150 тысяч до 300 тысяч двигателей в год и локализовать в Калуге производство двигателей 1,4 Tsi, выпускаемых Volkswagen начиная с 2005 года.
«Хотим сделать калужскую площадку нашим глобальным центром по производству этого типа двигателей, чтобы экспортировать их по всему миру», — заявил Озегович.
Строительство завода по производству двигателей в индустриальном парке «Грабцево» в Калужской области началось в 2012 году, к моменту открытия предприятия в сентябре 2015 года сообщалось, что инвестиции в его создание достигли 250 млн евро. Первоначально на заводе было налажено производство двигателей для автомобилей Volkswagen и Skoda, которые собираются в Калужской области начиная с 2007 года. В феврале 2016 года количество автомобилей, выпущенных на предприятии, достигло 1 млн единиц, а в феврале этого года был производен 400-тысячный двигатель 1.6 MPI серии ЕА211.
Еще одним знаковым событием в российско-немецкой кооперации в автопроме станет открытие завода Mercedes-Benz в индустриальном парке «Есипово» (Московская область), которое состоится уже 3 апреля, сообщил недавно генеральный директор ОА «Мерседес-Бенц Рус» Ян Мадея. Строительство этого предприятия полного цикла сборки началось в 2017 году, первоначально на нем будет выпускаться четыре модели (седан E-класса и внедорожники GLC, GLE и GLS) в количестве 25−30 тысяч штук в год. Объем инвестиций в проект заявлялся на уровне 15 млрд рублей.
Кроме того, в России может появиться и новое предприятие полного цикла концерна BMW. Впервые об этих планах стало известно осенью 2017 года, а через непродолжительное время глава Минпромторга РФ Денис Мантуров сообщил, что проект будет реализован в рамках специнвестконтракта в Калининградской области, где крупноузловое (отверточное) производство автомобилей BMW ведет компания «Автотор». В мае прошлого года калининградский губернатор Антон Алиханов на Петербургском международном экономическом форуме сообщил, что «переговоры, можно сказать, на 99,9% закончены». С его же слов, на новом предприятии BMW намеревалась локализовать производство для международного рынка совершено новых моделей. Из перспективных крупнейших проектов с немцами можно также вспомнить сделанное в середине прошлого года заявление главы концерна Siemens в России Дитриха Мёллера о готовности повысить глубину локализации производства энергетических газовых турбин на площадке холдинга «Силовые машины» с 60% до 90%.
На этом фоне немецкой экспансии вполне показательно выглядит информация о планах американской компании Ford сократить присутствие в России, а заодно и в Евросоюзе. В начале этого года глава европейского филиала Ford Стивен Армстронг сообщил, что компания пересматривает стратегию присутствия на европейском континенте, анализируя способы сокращения затрат и привлечения новых источников дохода. Окончательное решение по России ожидается во втором квартале.
После 2014 года, когда был зафиксирован чистый отток средств немецких инвесторов из России, портфель новых российско-германских проектов стал быстро восстанавливаться. Уже за девять месяцев 2016 года, по данным Бундесбанка, объем прямых инвестиций германских компаний в РФ составил более 2 млрд евро, превысив показатели всего 2015 года. Из новых проектов трехлетней давности можно отметить, в частности, запуск предприятия по производству насосного оборудования компании Wilo в Ногинске (Московская область) стоимостью 35 млн евро, открытие завода по производству моющих средств в Перми компании Henkel (30 млн евро) и др.
В прошлом году инвестиции германских компаний в России выросли на 26% — до рекордного уровня $ 2,4 млрд, а объем взаимной торговли увеличился на 19% — до $ 59,6 млрд, сообщалось в ходе февральского визита главы Минэкономразвития РФ Максима Орешкина в Берлин. В своем выступлении на конференции Российско-германской внешнеторговой палаты Орешкин сообщил, что сегодня в России работает около 4,7 тысячи немецких компаний, в которых занято около 270 тысяч человек.
Локализация не для всех
По данным Ассоциации индустриальных парков России, по объему накопленных инвестиций Германия является абсолютным и практически недосягаемым лидером среди стран, откуда приходят внешние вложения в российские индустриальные парки (ИП) и особые экономические зоны промышленно-производственного типа (ОЭЗ ППТ). С 1998 по 2017 годы немецкие инвестиции в проекты на этих территориях составили 186 млрд рублей (инвестиции из России, для сравнения, за 20-летний период равны 462 млрд рублей). Основной объем вложений (112 млрд рублей) пришелся на автомобилестроение, более 17 млрд рублей было вложено в энергетическое и тяжелое машиностроение, 14,6 млрд рублей — в химпром и т. д. В общей сложности Германию заинтересовали 15 отраслей российской промышленности.
На втором месте среди иностранных инвестиций в российские ИП и ОЭЗ ППТ с большим отрывом от Германии находятся США (71 млрд рублей), на третьем — Турция (56 млрд рублей), в первую десятку стран входят также Япония, Австрия, Франция, Китай, Швеция, Южная Корея и Италия. Из российских регионов, получивших больше всего инвестиций в эти проекты, лидирует Калужская область (345 млрд рублей за 1998−2017 годы), на втором месте — Татарстан (191 млрд рублей), на третьем — Липецкая область (158 млрд рублей).
Однако к такому формату взаимодействия с инвесторами готовы далеко не все регионы. Как отмечено в недавно опубликованном исследовании Ассоциации индустриальных парков, вложения в ИП и ОЭЗ ППТ чрезмерно сконцентрированы в территориальном разрезе: 70% всех инвестиций сосредоточено всего в пяти субъектах федерации (помимо перечисленных, это Московская и Ульяновская области). А всего инвестиции этого типа привлекают лишь чуть больше двух десятков регионов.
Как отмечает управляющий партнер компании «ФОК» («Финансовый и организационный консалтинг») Моисей Фурщик, акцентированную и системную работу по привлечению иностранных инвесторов пока проводят всего несколько российских регионов, причем все они имеют серьезные площадки под подобные проекты, такие как промзона «Заволжье» (Ульяновская область), ОЭЗ «Алабуга» (Татарстан), ОЭЗ «Липецк» и т. д. Площадь таких специализированных территорий, обеспеченных необходимой инфраструктурой, может доходить до тысячи гектаров, что позволяет потенциальным резидентам легко выбрать подходящий участок и довольно быстро начать строительство.
«Конечно, на первом месте остаются европейские компании, прежде всего из Германии, — констатирует Фурщик. — Для многих из них российский рынок уже много лет является одним из крупнейших, поэтому вопрос локализации является вполне актуальным. Определенный интерес имеется и у японских компаний, хотя их привлечение требует более сложной и длительной работы, но зато и результат может оказаться весьма масштабным. За знаковой корпорацией, как показывает опыт, в регион может прийти еще целый ряд японских компаний, причем они не обязательно будет технологически связаны. Тут важнее дух, рекомендации, налаженные отношения с органами власти и прочее».
Наиболее крупным проектом японских инвесторов в России за последнее время является завод по производству шин компании Bridgestone в Ульяновской области с объемом инвестиций в 13 млрд рублей. Решение о строительстве производственного предприятия в России было принято в 2013 году, запуск коммерческого производства состоялся в конце 2016 года, а в нынешнем феврале была выпущена уже миллионная шина. По сообщению компании, в 2018 году производственные объемы в России были удвоены, рост продаж составил 30%.
Заметным участником процесса локализации производств в России остаются и американские компании, несмотря на то, что они заметно уменьшили свой интерес к российскому рынку, отмечает Моисей Фурщик. Например, в ОЭЗ «Липецк» в 2017 году крупный проект по производству строительных материалов с объемом инвестиций более 4,5 млрд рублей запустила компания из США PPG Industries.
«А вот китайские компании пока не вполне оправдывают те огромные авансы, которые им выдавались некоторое время назад. Хотя ряд довольно серьезных проектов все-таки существует в автомобилестроении, производстве телекоммуникационного оборудования и строительных материалов», — добавляет эксперт.
В отраслевом разрезе иностранных инвестиций в Россию, по словам Моисея Фурщика, очень сильные позиции стабильно сохраняет пищевая промышленность. Причем санкции тут особой роли не сыграли: для принятия решения о локализации производства продуктов питания в стратегическом плане важнее не внешнеэкономические барьеры, а вопросы логистики и возможности использования местного сырья. Автопром по-прежнему занимает одно из лидирующих мест в тематике локализации за счет выпуска все более широкой гаммы комплектующих. Также регулярно возникают и реализуются проекты в химии и фармацевтике, в деревообработке.
От импортозамещения к экспорту
Принципиальной мотивацией для иностранных инвесторов в России по-прежнему остается слабый рубль при сравнительно низких заработных платах, а дополнительным соображением выступают политические преференции. Например, планы Siemens по наращиванию локализации производства турбин связаны с получением доступа к поставкам оборудования для программы модернизации российских ТЭС объемом 1,35 трлн рублей. Действительно, локализация промышленной продукции, отмечает руководитель Координационного совета Российского союза промышленников и предпринимателей в СКФО Владимир Гурьянов, имеет два измерения — коммерческое и политическое.
«Коммерческие причины, — поясняет эксперт, — заставляют бизнес внимательно изучать возможности сокращения издержек, которые дает концентрация различных звеньев промышленного производства в пределах одной локации. На первом месте здесь даже не сокращение логистических издержек (хотя оно очень актуально для полуфабрикатов с низким соотношением „цена — вес“, а также для различных видов упаковки), а стремление к сокращению производственных запасов. Использование различных систем повышения производительности труда позволяет эффективно сокращать размер запасов и, соответственно, потребность в оборотных средствах, что важно в условиях высоких реальных процентных ставок. Но у этого тренда есть и обратная сторона — резко растет значимость управления цепочками поставок, так как любое нарушение графика поставок приводит к значительным убыткам. Исходя из этого, производство поставщика, расположенное через дорогу, в одном городе, одном регионе и даже в одной стране (таможенной зоне) становится важным конкурентным преимуществом. Таким образом, принятие коммерческих решений о локализации производства — это сейчас „улица с двусторонним движением“. В этом процессе заинтересован как поставщик, приобретающий предсказуемость заказа от ключевого клиента, так и покупатель, получающий экономию на издержках и определенную гибкость в отношении новых разработок или ограниченных партий с особыми свойствами, которую может обеспечить локализованный с его помощью поставщик».
С точки же зрения государственной промышленной политики, по словам Владимира Гурьянова, локализация производства дает новые рабочие места и налоговые поступления, способствует развитию внутреннего рынка, создает спрос на компетентные кадры. Эти два тренда смыкаются в рамках промышленных кластеров, которые обеспечивают создание локализованных территориально-промышленных комплексов, объединяющих промышленных производителей нескольких переделов, образовательных учреждений высшего и среднего профессионального образования и инфраструктуры поддержки бизнеса. Однако в этом вопросе государство, к сожалению, пока не совсем последовательно, считает Гурьянов, поскольку с 2019 года текущие меры поддержки промышленных кластеров, ранее ориентированных на импортозамещение, были прекращены (хотя при этом поддержка ранее одобренных проектов сохранилась). В настоящее время Минпромторг РФ разрабатывает новые механизмы поддержки подобных проектов, где упор будет сделан прежде всего на обеспечение роста несырьевого экспорта.
Роль предприятий, запущенных в России иностранными инвесторами, в последнем случае сложно переоценить, поскольку локализация производств с прицелом на дальнейший экспорт является устойчивым трендом последних лет, который приносит ощутимые результаты. Например, экспорт российских шин (где доминирует финская Nokian Tyres, построившая свой крупнейший шинный завод в городе Всеволожске Ленинградской области) резко вырос в 2016—2017 годах на фоне падения внутреннего спроса. Но если раньше основной объем российских шин экспортировался в страны СНГ, то в 2017 году на первом месте среди покупателей этой продукции оказалась Германия.
Еще один характерный образец локализации для последующего экспорта (при одновременном решении задач импортозамещения) — российская фармацевтическая промышленность. К 2017 году, когда о российском фармацевтическом экспорте заговорили как о вполне состоявшемся явлении, 7 иностранных фармкомпаний построили в России заводы в рамках трансфера высоких технологий, а еще 78 иностранных компаний локализовали свою продукцию на площадках отечественных производителей. Объем инвестиций крупнейших иностранных фармпроизводителей в российские проекты за десятилетие после 2008 года оценивался примерно в $ 2 млрд. Однако привлечь эти средства опять-таки смогли единичные регионы — та же Калужская область, где в фармацевтическом кластере локализовали свои производства немецкая компания Berlin-Chemie и британско-шведская AstraZeneca, или Орловская область, которая с 2017 года экспортирует в Европу инсулин, производимый на предприятии французской фармкорпорации Sanofi.
Николай Проценко