Часто можно услышать мнение, что война — не женская работа. Причем это могут говорить мужчины, никогда не бравшие в руки оружия. А вот действующие военнослужащие, которыми на войне руководят женщины, не задаются подобными вопросами. Они просто подчиняются приказам. И оказывается, что дело не в поле или возрасте человека, а в его опыте, компетенции и умении себя поставить. Яркий пример этого утверждения — потомственный военный командир реактивного артдивизиона гвардии полковник Ольга Качура (позывной — Корса), с которой мы поговорили о войне, патриотизме, роли артиллерии в современных конфликтах, а еще о семье и детях, которых у нее двое. Ольга Качура выглядит очень хрупкой с виду, но это не мешает ей быть волевой и сильной. Она, руководя мужчинами, которые ее беспрекословно слушаются, реагируют буквально на каждое движение ее руки, не боится оставаться женщиной — не пренебрегает макияжем и маникюром, несмотря на тяжелые армейские будни, уделяет время для хобби — читает книги, интересуется театром, занимается верховой ездой (в ее расположении есть даже небольшая конюшня).
— Ольга Сергеевна, некоторые считают, что женщинам не место на военной службе. Особенно после случая со Светланой Дрюк, которую, по официальной информации, выкрала Украина и которая после этого начала давать интервью украинским каналам, где заявляла, что перешла добровольно.
— Слово «предательство» не имеет женского или мужского рода. Предателем может быть кто угодно — и мужчина, и женщина.
— В вашем подчинении есть женщины-военные, о которых Вы хотели бы рассказать?
— Есть в подчинении женщины. Повара, радиотелефонистки. Все они служат и бежать куда-то не помышляют. С 14 года служат, с 15 года служат. Служат честно, тянут лямку наравне с мужчинами.
— Может быть, есть какие-то конкретные женщины, о которых Вы хотели бы рассказать? Об их подвигах, об их участии в войне.
— Знаете, подвиги бывают разными. Можно одним залпом уничтожить громадное число противников, как это делаю я, а можно во время обстрела продолжать готовить обед для солдат. Это тоже подвиг.
— На передовой?
— Почему на передовой? Шли обстрелы, накрывали пункт постоянной дислокации, вокруг рвались мины, снаряды, а мои повара-девочки варили борщи и макароны, чтобы своевременно приготовить обед и накормить уставших людей. Когда им кричали: «Уходите, сейчас прилетит», ответ был: «Не могу, капуста разварится, вот доварю и приду». Это тоже подвиг.
— Как женщине управляться с таким серьезным подразделением, как руководить мужчинами?
— Легко!
— Не было такого, что кто-то пытался нарушать субординацию?
— Бессмертных здесь нет (улыбается). Это — первое. А — второе — какая разница, мужчина или женщина? Если человек обладает авторитетом, знаниями и уверенностью в себе, то он может руководить кем угодно. Есть хороший фильм «Москва слезам не верит». Там говорится, если научишься управлять тремя, то и 300 уже ничего не значат. Меня хорошо учили. Меня научили подчинятся, а потом научили руководить. Когда я научилась руководить тремя, для меня уже не имело значения, 300 или 3000 человек у меня находится в подчинении. Единственное, в этом случае меньше времени остается на отдых, а так разницы нет никакой. Надо уметь поставить задачу, проконтролировать ее выполнение и проверить результат. Ну и обучить свой штаб тому же — ставить задачу, контролировать и проверять результат. А еще у меня есть понятие «делай как я».
— Можно поподробнее об этом принципе?
— Изначально это подразделение строилось строго на работе по уставу. Есть устав, и мы, даже будучи в ополчении, по нему жили. Подразделение было разделено на отделения, взводы и роты. Потом — взводы, батареи, дивизион. У каждого подразделения был руководитель и подчиненные, команда передавалась по инстанциям. Поэтому переход на армию у нас произошел практически незаметно. Мы просто с разномастной формы переоделись в одинаковую.
У нас всегда было понятие распорядка дня. В 6.20 — подъем, в — 6.40 зарядка. То же самое и у меня лично. В 6.20 я уже на улице и жду всех на зарядке. Положен час занятий физподготовкой, значит, мы занимаемся физподготовкой, положена в субботу уборка территории и казарм, значит, будет уборка территории и казарм.
— Можете еще вспомнить и рассказать про какой-то особый случай из военной практики? Ситуации, в которых нужно обладать творческим мышлением, уметь импровизировать?
— Каждый выход — особый, каждая работа — особая. Надо обладать прежде всего способностями и к анализу, и к логике. Импровизация важна в кино и в театре, а у нас — интуиция. Она часто подсказывает.
— Были ситуации, где интуиция оказывалась решающей?
— Возвращаясь с одной из боевых задач, я чисто интуитивно поняла, что дальше вперед идти нельзя, надо поворачивать, свернули во дворы и вышли другой дорогой. Ровно через минуту после того, как моя крайняя машина вошла во дворы, на то место, где мы должны были проходить, высыпались «Ураганы». Решение свернуть тогда было чисто интуитивным.
— Какова роль артиллерии в этой войне?
— Пока артиллерия не отработает, пехоте делать нечего. 99% успеха наступления и обороны — это работа артиллерии.
— Войны последнего времени — войны артиллерии?
— Естественно. Артиллерии и ракетных войск.
— Скоро выборы на Украине. Ждете каких-то перемен?
— Вам честно сказать? Я даже не знаю, когда они. Это говорит о том, что мне неинтересен их результат. Как бы там власть не менялась, она будет все равно профашистской. Кто такой Зеленский? Клоун. Порошенко? Жрет с рук у США. Тимошенко чем-то от него отличается? Кличко? Каждый удар в боксе — это сотрясение мозга. Там кисель в голове. Одного дурковатого лидера поменяют на другого, и все. Ничего не изменится.
Мы чего-то ждали от минских договоренностей. Разве сейчас не гибнут мирные жители, бойцы ДНР? Гибнут. Если мы соблюдаем минские договоренности со своей стороны, то они — нет. И при этом они превосходно осознают, что они стреляют по городу, где могут быть дети, гражданское население. Ведь больше страдает именно гражданское население. Страдает инфраструктура.
Рецепт от фашизма, на мой взгляд, может быть только один — его полное искоренение. По-другому не получится. Я очень сожалею, что мои предки не смогли в полном объеме побороться в те годы с этой гидрой. Обрубили основную голову, а вместо нее выросла масса маленьких. Я шокирована тем, что сейчас фашизм так развит на территории Западной Украины. Все эти факельные шествия… Это ненормально.
— Почему он распространился на всю Украину, которая страдала от фашизма в годы Великой Отечественной? Ведь у большинства людей, выходящих на факельные шествия сейчас, — русские фамилии, и у многих родные в прошлом наверняка воевали против фашизма.
— Какую крайнюю книгу печатную Вы прочли?
— Сейчас я читаю Лимонова из политической публицистики и параллельно «Хождение по мукам» Алексея Толстого.
— Книжки какие? Электронные?
— Бумажные.
— Основная проблема в том, что жизнь, печатные книжки заменил полностью интернет, игры на улице в казаки-разбойники и прятки заменили компьютерные, и тогда началось падение и деградация всех народов. Включая украинский. Почему это не затронуло Донбасс? Мы неуправляемы, потому что многонациональны. У нас смешано много культур — татары, евреи, украинцы, русские, белорусы… Если только взять мой дивизион, то у меня уже возникает многонациональное общество.
— Почему после распада СССР всех резко удалось поссорить?
— Почему резко? В 1991 году, когда была продана страна, глупо продана и разорвана на части, началось формирование националистических политических взглядов.
— Кем формирование?
— Политологами. Очень просто, начиная от вбивания определенных идей в голову учителям. Чаще всего родители видят ребенка в 8−9 часов вечера после работы, могут спросить, как прошел его день, в лучшем случае — заглянуть в дневник и отправить его спать. Большую часть времени он проводит в школе, которая и оказывает на него наибольшее влияние. И самый оптимальный вариант внедрения нацистских идей — со школьной скамьи, с учебных заведений. Больше, чем уверена, что учителя, школьные программы проходили своеобразную обкатку где-то в западных странах.
— Учителя и программы украинских высших учебных заведений?
— Почему высших? Обычных, средних. Все идеи вкладываются в голову ребенку в 5−10 лет. Потом все уже идет по накатанной.
— Какие ценности, когда Вы учились по военной специальности, вам прививались? Вы ведь выбрали эту сторону, хоть учились уже после распада СССР.
— Мне повезло, мои преподаватели учились еще при Союзе, служили при Союзе. Соответственно, они вносили в мою жизнь необходимую лепту, по которой воспитывались сами. Ну и плюс, поймите, я — ребенок военнослужащих. Понятие чести офицеров и Родины впитывалось с молоком матери. Я родилась в семье военнослужащего, росла в этой семье и, наверное, строевым шагом научилась раньше ходить, чем ползать.
— Что такое Родина и патриотизм? Чувство Родины?
— Что может считать Родиной ребенок военнослужащего? Я родилась в Донецке, часть своей жизни прожила в Чите, еще часть — в Белоруссии, еще часть — в Германии. Понятие Родины — оно большое, всеобъемлющее. Сейчас я защищаю часть своей большой страны, которая как тогда была моей Родиной, так ей и осталась.
— Какой большой страны?
— СССР. Я вообще не понимаю, как можно было разделить Россию, Белоруссию, Украину, Казахстан на части и назвать их разными государствами. Еще при княгине Ольге шло объединение земель.
— Если уж мы заговорили на эту тему… В Киеве говорят о том, что настоящая Русь — это они, настоящее русское государство, а Россия на самом деле — это дикая азиатская страна. То есть возникает некая альтернативная модель исконно русской государственности, альтернативной России…
— Ну и что? Еще Блок писал: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы». Что в этом такого? 300 лет татары скакали и по России, и по Украине…
Но как можно создать из Украины альтернативную Россию? Это все равно, что сравнивать шарик от пинг-понга с баскетбольным мячом.
— Истоки этой идеи, видимо, лежат в том, что Киевская Русь была первым русским государством.
— Да не вопрос! Отдайте нам Киев, раз Киев русский, значит, он наш. Отдали бы Киев бескровно, и это было бы решением всех проблем.
— Вы сказали, что времени свободного мало, но все же, как Вы его проводите?
— Спортзал и литература.
— Какие Вы книги любите?
— Я люблю книги о Великой Отечественной войне. Иван Стаднюк и Константин Симонов всегда очень нравились. В свое время из интереса прочитала все 8 томов Нюрнбергского процесса.
— Что особо запомнилось оттуда?
— Были интересные показания немцев, отражающие степень виновности каждого. У кого-то она, естественно, была большей, у кого-то — меньшей. Кто-то просто выполнял приказы, кто-то их отдавал.
— Кто больше виноват?
— Тот, кто отдавал приказы. Разве солдата можно обвинить в том, что он выполняет приказ стрелять? Он выполняет условия присяги.
— Украинские солдаты не виноваты в происходящем?
— Моральный выбор каждого я не могу обсуждать. Может быть, кто-то из них готов перейти на сторону ДНР. Но у них есть семьи. По большей части наши семьи здесь. А у них — там. Они заложники.
— Вам удается совмещать службу, причем на крайне ответственной должности, с семьей. Расскажите немного о своих детях.
— Моя дочь уже служит, тянет лямку наравне со всеми. Причем, зная, что ей от меня достанется больше, чем всем остальным, ей приходится и тянуть ее больше, чем всем остальным. В свое время отец твердил мне: «Не позорь фамилию». И я хорошо усвоила, что нельзя пользоваться заслугами родственников, нужно зарабатывать имя самостоятельно.
— У Вас ведь есть еще и приемный сын?
— Мальчик с детства рос в детдоме. 8 марта 2015 года мне его привезли ополченцы, когда поздравляли меня с праздником. Они тогда сказали: «Знакомься, это твой крестник». Оказалось, что во время боевых действий в одно из расположений части влетели мины, были ранены солдаты, и Сережке тоже попало. Там тогда был отец Серафим, который поехал в больницу крестить некрещенных. Сережка был некрещенным, и единственной женщиной, которая могла быть крестной матерью и о которой они сразу вспомнили, оказалась я. Так, не присутствуя на крестинах, я стала крестной. А вы знаете, что такое быть крестной? Это нести на себе ответственность за ребенка в полном объеме. Выслушав эту историю, я приняла решение оставить его у себя, а не отдавать в батальон, где он жил уже на протяжении полутора лет.
— Есть ли у Вас мечта?
— Проснуться утром и понять, что тебе и твоим детям ничего не угрожает. Просыпаться и осознавать, что сегодня обычный день. Ходить на службу, просто обучая людей воинскому делу, а не постоянно держа в уме, что в любой момент для них может прозвучать не учебная боевая тревога, а настоящая боевая тревога. Это не желание обрести покой. Это желание обрести стабильность. В июле-августе 2014 года, когда я была в окружении в Горловке, у меня была мечта еще раз в жизни увидеть своего ребенка. Еще было бы хорошо иметь рядом человека, который бы понимал меня без слов, рядом с которым даже помолчать было бы объемно.
— Чем закончится война?
-Победой!